— Подожди, прости, что ты только что сказал? — спрашиваю я, теребя маленькую бриллиантовую сережку в ухе, подарок Моники на пятнадцатилетие. — Почти уверена, что только что услышала, как ты со мной согласился.

— Шарлотта, — начинает отец со вздохом, когда раздаётся первый звонок, я оглядываюсь и вижу парней, ожидающих меня у главного входа в школу. Мы все уже опаздываем, но что с того? Это важнее, чем просто урок (хотя в этом году я действительно стараюсь, так как, знаете, Тобиас дразнил меня Университетом Борнстед и всем прочим). Я бы с удовольствием поступила в университет со своими парнями.

Мои щёки ярко вспыхивают, когда я осознаю, что только что сказала.

Мои парни.

Мои.

Ох.

Говорила же вам, что влюблюсь в каждого парня. Я падка на романтику.

— Я и так уже сказал слишком много. Иди в класс, и мы обсудим это позже. — Папа выпрямляется, оглядывая школу и группу членов Студенческого совета, сжав губы в тонкую линию. — Это что, какой-то бунт? — спрашивает он меня, и через мгновение я понимаю, что мы сменили тему с убийства на мальчиков. Судя по выражению лица моего отца, я предполагаю, что они имеют примерно одинаковый вес в его сознании. — Притворяться, что встречаешься с ними со всеми вот так.

— Э-э, веришь или нет, мои отношения с ними не имеют к тебе никакого отношения, — огрызаюсь я, сильно хмурясь. — И не думай, что я просто уйду и оставлю всё как есть. Ты знаешь, что кто-то пытается убить меня, и ты ничего не собираешься с этим делать?

Папа оглядывается на меня, и по выражению его лица я могу сказать, что он боится за меня, по-настоящему напуган.

— Я бы отдал свою жизнь, чтобы защитить тебя, Шарлотта, — говорит он, а затем уходит в направлении административных кабинетов, оставляя меня ошеломлённо стоять позади него.

— Ты в порядке? — спрашивает Черч, когда парни присоединяются ко мне возле леса, и я поворачиваю обеспокоенное лицо в их сторону.

— Почти уверена, что мой отец только что признался, что кто-то пытается меня убить, — уклоняюсь я, и мы все на мгновение замолкаем. Одно дело что-то подозревать, и совсем другое — получить подтверждение. Фантастика. Выпускной класс, в юбке, пять парней, три убийцы у меня на хвосте.

Это должно быть весело.

Я едва успеваю закончить два урока, как Марк пробирается ко мне со своими приятелями-футболистами на буксире, загоняя меня в угол прямо перед математикой, единственным уроком в течение дня, где поблизости нет никого из парней.

Он тормозит меня посреди коридора, но меня это не волнует. Я не боялась его, пока была в брюках, и я не боюсь его в юбке.

— Ну, ну, кто же знал, что Чак Карсон на самом деле такой привлекательный под этими уродливыми очками? — он протягивает руку, чтобы коснуться моих волос, но я отталкиваю его руку, заставляя смеяться его и всех его глупых друзей. — В чём дело, Чак? Я думал, ты любишь члены. Ты уже трахаешься с пятью разными парнями, так что тебе с ещё одного?

— Приятно осознать, что ты гомофоб и сексистская свинья, — огрызаюсь я в ответ, прищуривая глаза. У меня просто пальцы чешутся вытащить перцовый баллончик и пустить его в ход. — А теперь убирайся к чёрту с дороги.

Марк снова лишь насмехается надо мной, эта жестокость в его поведении становится только хуже с каждым днём. В прошлом году он был невыносим. В этом году он просто кошмарный. Больше всего на свете мне хотелось бы пнуть его по яйцам — если, конечно, они у него есть.

— Что, если я не хочу убираться с твоего пути? — спрашивает Марк, подходя ближе ко мне, пытаясь запугать меня своим размером. Слишком плохо. Я его не боюсь. Даже не задумываясь, я протягиваю обе ладони и толкаю его так сильно, как только могу, отбрасывая на несколько шагов назад, прямо на его приятелей по футболу.

— Девушка ты или нет, я надеру тебе задницу, — рычит он, отталкивая своих друзей и направляясь ко мне.

Ему не удаётся уйти зайти очень далеко.

Мистер Мерфи встаёт между нами, заставляя Марка отшатнуться в сторону, чтобы избежать того, что он планировал сделать со мной, с нашим учителем.

— Насколько я помню, вас только что наказали и назначили дежурить в саду до конца семестра, мистер Грэндэм. Это выпускной класс; мне бы не хотелось снова писать на вас жалобу. — Вместо обычной мягкой, милой улыбки мистер Мерфи выглядит смирившимся, как будто на самом деле написание на кого-то жалобы может вызвать приступ тревоги или что-то в этом роде. По крайней мере, он выглядит так, будто действительно сделал бы это — кстати, это был бы его первый раз, когда он отчитывает студента.

Нахмурившись, Марк убегает по коридору как раз в тот момент, когда мои парни выходят из-за угла. Глаза Спенсера расширяются при виде нашего друга «Адама», стоящего передо мной, и он обменивается взглядом с близнецами. Черч, кажется, не особенно удивлён, но Рейнджер взбешён.

— Что, чёрт возьми, задумал Марк? — спрашивает он, стремительно подходя, чтобы встать рядом с нами, а затем переводя свой свирепый взгляд на самого мистера Мерфи. — А как насчёт вас, Адам? А? Вы не хотите нам кое-что объяснить?

Лайонел Мерфи долго молча смотрит на Рейнджера, а затем опускает голову, почти со стыдом.

— Встретимся после занятий в моём кабинете, — говорит он, поднимая голову, и в его бледно-голубых глазах читается глубокая печаль.

— Зачем? Чтобы вы смогли признаться в том, что натворили? — продолжает Рейнджер, отказываясь сдаваться. Он делает шаг вперёд, но мистер Мерфи уже отворачивается и направляется обратно в свой класс. Тем временем Марк потратил впустую большую часть моего перерыва, поэтому вместо того, чтобы перекусить, раздаётся звонок, сигнализирующий о том, что пора идти на третий урок.

Рейнджер незаметно наклоняется и сует мне в руку один из батончиков гранолы домашнего приготовления, аккуратно завёрнутый в многоразовую пищевую плёнку из пчелиного воска, которая ему так нравится, и перевязанный изящной розовой ленточкой. Мои щёки становятся примерно такого же цвета, когда я прижимаю его к груди. Черч тем временем протягивает один из двух мокко с белым шоколадом, которые Меринда готовит только для него. Я едва сдерживаюсь, чтобы не подпрыгнуть вверх-вниз от возбуждения. Я уверена, Черч это замечает, и он улыбается так, как умеет только он — как будто улыбка — значит всё.

— Как вы думаете, что всё это значило? — рассеянно спрашивают близнецы, наблюдая за дверью класса, как будто какая-то подсказка могла выпрыгнуть им на глаза.

— Понятия не имею, — отвечает Черч таким же ровным и стоическим голосом, как всегда. — Но я полагаю, что мы скоро это выясним.

После школы мы вшестером встречаемся за дверью кабинета мистера Мерфи. Он уже ждёт нас, приглашает войти, прежде чем закрыть и запереть дверь и опустить шторы на окне, выходящем в коридор.

Пока мы стоим там, пребывая в различных состояниях неловкости (я), гневе (Рейнджер) и любопытстве (все остальные), мистер Мерфи не торопясь готовит чашку чая, а затем садится за стол. Он выглядит измученным и лет на десять старше, чем был сегодня утром.

— Вы готовы признаться или как? — спрашивает Рейнджер, останавливаясь только тогда, когда Черч бросает на него взгляд, который очень ясно говорит: успокойся, мой друг. Мистер Мерфи слегка съёживается, его щёки забавно розовеют, как у меня, когда мальчики дразнят меня из-за секса, или как у Рейнджера, когда он видит пушистого котёнка.

— Вы уже спрашивали меня о Дженике, — начинает мистер Мерфи, и очень быстро в комнате воцаряется тишина. Всё тело Рейнджера напрягается, когда он обхватывает руками спинку стула перед собой и наклоняется вперёд, сапфировые глаза сверкают, как ночное небо. Наш учитель английского поднимает глаза со слезами на глазах, а Рейнджер отшатывается, как будто ему дали пощёчину, в гневе сжимая челюсти. Не думая об этом, я наклоняюсь и хватаю его за руку, слегка сжимая её. Почти сразу же замечаю в нём перемену, и маленький цветок радости раскрывается внутри меня.

…

Цветок радости?

Господи, неудивительно, что я не поэт.

— Вы сказали, что, по-вашему, это выглядело так, будто мы могли встречаться… — Мистер Мерфи достаёт конверт из плотной бумаги из верхнего ящика стола и очень осторожно пододвигает его к нам. Он отпускает руку, и предмет заманчиво оказывается между нами и ним. — Вы не ошиблись насчёт этого.

— Ха! — слово срывается с моих губ, и мои щёки вспыхивают от неуместности моей вспышки. Я не хотела проявить неуважение к Дженике или что-то в этом роде. Но когда Рейнджер смотрит в мою сторону, на его губах появляется хотя бы тень улыбки. Однако это длится недолго. Как только он поворачивается обратно к мистеру Мерфи, то снова хмурится.

— Она боялась Рика, и, как бы мне ни было больно это признавать, я тоже боялся. Мы начали встречаться втайне, — признаётся мистер Мерфи, и на его губах появляется улыбка, чертовски похожая на ту, что только что подарил мне Рейнджер.

«О боже мой, они точно делали это!» —думаю я, но крепко сжимаю губы от этого откровения.

Чёрт возьми, я ведь всё равно могу ошибаться, верно? Рейнджер и я ещё не сделали этого… пока. Кх-м. Кашель. Тот раз в его комнате, когда кончик едва просочился внутрь, не в счёт. Нет. Нет, нет, нет.

— Мы также… — мистер Мерфи снова замолкает, когда Рейнджер хватает конверт и осторожно, накрашенными чёрным ногтями, вскрывает его. То, что он вытаскивает, меняет всё.

Недостающие страницы из дневника Дженики падают на поверхность стола, рисунки чёрными чернилами, перечёркнутые красным. Конечно, это ещё не всё, потому что я сосчитала вырванные страницы, как могла. Даже по самым скромным подсчётам, у меня пропало две дюжины листов, а мы смотрим только на шесть.

— Остальные страницы — слишком личные, — говорит мистер Мерфи, снова опуская взгляд на стол. — Я бы предпочёл не делиться этим, если вы не возражаете.