Глава 15

— В чём я должна помочь тебе разобраться?

Николас приблизился и взял её за запястья, открывая лицо.

— Ты знаешь. Не надо мне лгать и говорить, что ты этого не чувствуешь.

— Давай допьём вино, — ответила она, уходя на кухню. Открыла холодильник, взяла бутылку, два чистых бокала и вернулась к нему. — Садись. Я не шутила. — Она вынула пробку, налила вино в бокалы и села. — Презерватив нужно использовать всегда.

— Я же говорил, мне никогда не доводилось так терять голову, — он выдвинул стул и сел рядом с ней.

Они потягивали Nuragus, не отрывая глаз друг от друга.

— Дочь Франческо Д'Амброзио… — пробормотал он, медленно покачивая головой.

— Я по-прежнему Грейс, поверь мне.

Он опустил взгляд и странно улыбнулся.

— Та самая Грейс, которая напомнила мне, что между нами только секс?

Она почувствовала, как желудок сделал сальто, и это неприятное ощущение встревожило её.

— О чём ты говоришь? Ты ясно дал понять, что готов только на это. И только на одну ночь.

— Я остался на все выходные, это должно было что-то значить, или нет?

Грейс скрестила ноги и наклонила голову в сторону.

— И когда я сказала, что считаю это просто сексом?

— На следующий день, в моём кабинете.

Она нахмурила брови, пытаясь вспомнить фразу, но в памяти всплыло только испытываемое чувство покинутости.

— Я не могла такого сказать.

— Почему же не могла? — спросил он, наклонив туловище вперёд и упираясь локтями в колени.

Грейс почувствовала себя в ловушке; её загнали в угол как испуганную мышь. Должна ли она сказать ему правду? Похоже, Николас не собирался оставлять эту тему; более того, он открылся, обнажился, всерьёз удивив её.

— Потому что для меня ты никогда не был просто сексом. Но не спрашивай, подробностей, — я не знаю, как ответить.

Это была правда. Грейс не могла ему объяснить, что она чувствует: любовь, привязанность или послеоргазменное похмелье. Это была смесь ощущений, огня и холода, пустоты и наполненности, счастья и меланхолии.

Похоже, ответ удовлетворил Николаса. Он взял её за руку, погладил большим пальцем костяшки пальцев.

— Тогда расскажите мне о себе. Почему женщина из такой семьи работает секретарём?

Его прикосновение расслабило Грейс. Она почувствовала, как отяжелели веки, плечи опустились.

— Это не совсем работа. Больше похоже на… исследование, — заметив замешательство Николаса, поспешила объяснить. — Мне нужно изучить будни секретаря.

Поэтому в офисе никто не должен был знать о моём происхождении. Ко мне бы отнеслись предвзято.

Николас притянул Грейс и усадил к себе на колени; она позволила ему это сделать.

Теперь они оказались очень близко. Он погладил её по щеке, притянул и нежно поцеловал в губы в таком интимном и нежном жесте, что Грейс почувствовала, как за грудиной разгорается жар, не имеющий ничего общего с сексом, но гораздо более опасный.

— Полагаю, я и мои издевательства тебе помогли, — он улыбнулся ей в губы. — Что ты собираешься делать с этими исследованиями?

Она выпрямила спину и нерешительно посмотрела на него, а затем отвела взгляд.

Грейс ожидала, что он будет смеяться, в лучшем случае — ехидничать над её признанием.

Он тихо кашлянул.

— Я писательница. Действие моего следующего романа будет происходить в офисе, по крайней мере, в первой части, — она произнесла эти слова на одном дыхании, глядя на свои руки, сплетённые на коленях. Грейс досчитала до десяти, но молчание затянулось, и она была вынуждена поднять взгляд, чтобы проверить его реакцию. Николас выглядел скорее растерянным, чем как-то ещё.

— Так ты пишешь книги? Пойду в книжный магазин и спрошу последний роман Грейс… Кстати, какую ты используешь фамилию, чёрт возьми?

Она рассмеялась каскадом освобождающих звуков.

— Моя официальная подпись — Д'Амброзио, — она сморщила нос, произнося это имя. — Но псевдоним, под которым публикуюсь, — Грейс Найтли.

— Что это за имя? Почему английское?

— Ну, мистер Найтли — главный герой «Эммы», одного из моих любимых романов.

Кроме того, никто не знает, что я итальянка. Моё издательство находится в Лондоне.

Николас тихонько покачал головой.

— Ты стыдишься своего происхождения?

Грейс поспешила с отрицанием, размахивая руками.

— Нет! О чём ты говоришь! Проблема в том, что как итальянка я имела бы меньше шансов на международном рынке, а поскольку владею английским на уровне носителя языка, то это был естественный выбор.

— Значит, писательство даёт тебе средства к существованию? То есть, я хочу сказать… Ты знаменита?

Грейс почувствовала, что краснеет. Разговоры о писательстве всегда заставляли её смущаться даже спустя столько лет.

— Скажем так, до сих пор каждая публикация попадала в список New York Times.

— Полагаю, это хорошо, — согласился он.

— Да. Последний роман был также переведён и продан в Италии.

Он почесал щетину.

— Боюсь, я не самый подходящий человек для разговора о книгах. Знаю только Стивена Кинга.

— Вау! Кинг — учитель для всех нас! Какая книга тебе понравилась больше всего?

Де Лука поджал губы. Похоже, ему было очень трудно.

— Я видел все фильмы, но не говори мне о романах, единственные книги, которые я читаю, — это юридические справочники.

Грейс закатила глаза.

— Типичный итальянский менталитет.

Николас заёрзал на стуле.

— Давай лучше поговорим о тебе. Вот почему ты жила все эти годы в Лондоне?

— И поэтому тоже. Но не только.

Грейс склонила голову, отчего волосы упали ей на лицо, закрывая. Николас медленно передвинул их, убрав за плечо. Тыльной стороной пальцев он погладил её по щеке.

— Ты расскажешь мне свою историю?

Она изогнула губы в намёке на горькую улыбку.

— Мне особо и сказать нечего.

— Если не хочешь, я не буду тебя заставлять. Но я бы хотел это услышать.

Грейс потянулась за бокалом, стоявшим на столе, и осушила его содержимое одним глотком. Она медленно поставила бокал на место, спрятав руку на коленях.

— Это был день моего рождения, я отмечала двадцатилетие. Мой отец был в Дубае, отдыхал с очередной любовницей. Он позвонил мне утром, чтобы поздравить с днём рождения, но сказал, что у него возникли проблемы, поэтому на праздник приехать не сможет. Мама увлечённо занималась приготовлением праздника как у принцессы, а мне хотелось спрятаться в подвале и проснуться на следующий день. К счастью, со мной была Елена, без неё не знаю, что бы я делала в тот день. Я была… в такой ярости… — Твоя двоюродная сестра?

— Да, именно она.

— Родственница по материнской линии?

— Она дочь Уолтера Д'Амброзио.

Грейс разразилась смехом на то, как широко Николас открыл глаза.

— Твою мать, меня уволят. Я обращался с ней как с дерьмом в воскресенье.

Грейс подняла бровь.

— Да, я знаю. Но тебе повезло. Елена и её отец никогда не говорят о работе, на самом деле они практически не разговаривают, если не считать банальностей. У них есть свои проблемы, которые нужно решать.

— Я никогда не видел её на корпоративных вечеринках.

— Елена очень рано начала путешествовать по миру. Она… своеобразный человек.

Николас потёр макушку, видимо, не очень убеждённый.

— Продолжай. Твой отец не приехал на день рождения… — Он не появился. Положив трубку, я разрыдалась. Я была довольно эмоциональной девушкой. Мама пыталась меня успокоить, говорила, что он никогда не изменится, с удовольствием указывала на его многочисленные недостатки. Я потеряла самообладание и вышла из себя.

— Всегда из-за твоей безэмоциональности, — перебил он, играя с кончиками волос.

— Я всё испортила. Накричала на неё, что она ничем не отличается от него, и эта вечеринка была просто для того, чтобы она могла покрасоваться перед людьми, а на меня ей наплевать. И я вспомнила о своей старой няне Марии.

Каждый раз, когда рассказывала об этой истории, Грейс чувствовала, как в памяти всплывает боль, словно переживает её впервые. Она сделала долгий вдох, а Николас положил руку между её лопаток и стал делать круговой массаж.

— Мать ждала, пока я закончу кричать. Никогда не забуду выражение её лица, казалось, она ждала этого момента всю свою жизнь. Мать торжествующе улыбнулась, от чего у меня по позвоночнику побежали мурашки. Ей не терпелось нагадить моей няне. Она прямо сказала, что Мария покончила с собой из-за моего отца.

— Ты не знала, что она покончила с собой? — рука на мгновение замерла, затем продолжила ласки, переместившись на середину спины.

— Я знала только, что она ушла ночью. Позже я решила, что она поссорилась с моей матерью. Но правда оказалась хуже. Гораздо хуже… — прошептала она.

Грейс прижалась к его груди, спрятала лицо в изгибе шеи и вдохнула чистый мужской аромат. Николас обнял её, прижимая крепче.

— Остановись здесь, если не хочешь продолжать, — пробормотал он ей в волосы.

— Мария была беременна от моего отца. Он сказал ей, что заплатит за аборт и никогда не примет ребёнка. Это предупреждение не подействовало, потому что Мария всё равно решила сохранить беременность. Тогда он стал жёстким. Отец пригрозил ей, что она нигде не найдёт работу, он превратит её жизнь в ад. Я не знаю, что ей пришло в голову, но в конце концов… Николас обнял Грейс нежным, медленным движением.

— Твоя мать рассказала всё это в твой день рождения?

— Ты понимаешь, почему я не праздную с тех пор?

— Понимаю, — согласился он дрогнувшим голосом.

Он поцеловал её в макушку, усилил прикосновение, и она ещё сильнее прижалась к нему. Грейс хотелось раствориться в его теле, закрыть глаза и отпустить. Убежать от прошлого и спрятаться от настоящего, потому что, открывшись ему, она увидела свет и теперь трепетала перед этим обманчивым сиянием.

— Как ты стала писателем?

Она оценила смену темы.

— Благодаря Ральфу.

Она почувствовала, как он напрягся, и спрятала улыбку на его груди.

— Мы сделаем его святым. Грозный любовник и создатель литературных карьер, — с едким сарказмом сказал Николас.