Глава 16

Он ждал.

Они вместе приняли долгий горячий душ, а затем заказали в местном баре пиццу.

Поужинали, положив на стол коробку, полную ломтиков, с которых капала вязкая моцарелла, и запивали пивом прямо из бутылок.

Потом они занялись любовью.

Не торопясь, будто владели временем и могли придать ему нужную форму. Руками и ртом, закрыв глаза, он наносил на карту её тело, где долины и холмы извилисто сменяли друг друга, пока не запечатлел в своём сознании идеальную географию. Николас понимал, рано или поздно Грейс исчезнет из его жизни, на это намекало покалывание в костях и тяжесть в груди, что беспорядочно распространялась во все стороны.

Когда она упала без сил, когда её веки опустились, отбрасывая полумесяцы теней на щёки, Николас поддался отчаянию. Он сидел на кровати и смотрел на Грейс. Лунный свет причудливо прорезал темноту молочными бликами, и Николасу казалось, будто он погрузился в сон, хотя на самом деле это был кошмар.

По мере того как Грейс рассказывала о своём прошлом и об отце, Николас чувствовал, как паника охватывает его лодыжки, и поднимается выше словно лужа гнилой воды. Если бы или, скорее, когда она узнает правду о нём, больше не будет ни ночей, ни дней, ни жизней, проведённых вместе. Она отвернётся от него, посмотрев с отвращением.

Николас лёг на бок и стал наблюдать за её расслабленным профилем, за тем, как изгиб прикрытой простыней груди, поднимается и опускается синхронно с её глубоким дыханием.

Ему хотелось встряхнуть Грейс, заставить открыть глаза и признаться ей в своих грехах, но он всё-таки был трусом. Ещё несколько дней, сказал себе, и тогда он откроет ей своё сердце.

Одной рукой он обхватил Грейс за торс, она застонала и повернулась на бок, тихонько прижавшись к нему.

Николас тяжело сглотнул.

Не заслужил он такого доверия.

Он будет дорожить тем временем, которое у него осталось. Одна ночь, две или неделя.

На этот раз решение должна принять Грейс.

Наутро не было ни признаний, ни просьб об объяснениях, ни слёз, ни встревоженных взглядов. Грейс захотела встать, чтобы сварить ему кофе. Наблюдая за тем, как она суетится на крошечной кухне в соблазнительном шёлковом халате, облегающем её формы, Николас почувствовал острое ощущение, — он оказался дома.

Он пил кофе, а она сидела у него на коленях и потягивала из чашки свой напиток, с тяжёлыми после сна глазами и припухшими от поцелуев губами. Как было бы великолепно — просыпаться вот так каждое утро, — восхитительно и невозможно.

Николас хорошо умел скрывать эмоции, и Грейс не заметила, как тошнота сжала его желудок. Он поцеловал её у двери, но это был не быстрый поцелуй, какие он давал в прошлом, когда его мысли уже устремлялись куда-то в другое место. Этот получился медленным, пронзительным, в котором пелось желание остаться.

— Увидимся вечером?

Грейс, казалось, удивилась этой просьбе; как он мог винить её, если до предыдущего дня показывал ей только худшую часть себя?

— Да, конечно… — А послезавтра вечером? И после послезавтра?

Она криво улыбнулась, запнувшись в молчании, затем нерешительно ответила.

— Николас, ты уверен в том, о чём спрашиваешь?

Он поднял брови, изображая удивление.

— И о чём же я тебя спрашиваю?

Грейс несильно ударила по его руке.

— Уходи, а то опоздаешь… Николас снова вошёл в квартиру, заставив Грейс отступить на шаг. Он обхватил её лицо руками и погладил скулы большими пальцами.

— Это не игра, Грейс.

Её улыбка медленно угасла.

— Для меня это тоже не игра.

Она приподнялась на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

— А теперь, правда, исчезни.

Пропустив один день Грейс вернулась в офис. Ко всеобщему удивлению, она раскрыла свою личность и родственные отношения с Уолтером Д'Амброзио. Реакции последовали довольно забавные и разные. Лоредана побледнела, став похожей на привидение. Пройетти, напротив, продемонстрировал пунцово-красный цвет лица, напоминающий помпейские росписи. Сильвестри с преображённым от удивления лицом бормотал комплименты, Николас улыбался, не выказывая интереса, чем заслужил подозрительные взгляды Уолтера. Причём Грейс позже рассказала ему, что дядю пришлось заверить в дружеских намерениях Николаса.

В свете новых откровений и, чтобы не вызывать неприятного смущения, Грейс перестала приходить в офис. Первые несколько дней для Николаса были трудными. Он привык видеть её каждое утро, и встречать пустое место рядом с Лореданой только усугубляло отсутствие Грейс.

Как Николас и обещал, они встречались каждый вечер.

Это была новая для него ситуация. Казалось, он двигался неуклюже в этих новых отношениях, как в детстве, когда ему приходилось заново учиться пользоваться телом, которое внезапно изменилось.

Впрочем, Николас довольно быстро привык к этой рутине. Иногда он приходил к Грейс домой, где оставался на всю ночь, или она оставалась у двоюродной сестры, когда случались двойные свидания с Кристианом и Еленой. Последняя простила Николасу грубое поведение последних недель, но не могла не провоцировать его язвительными колкостями, которые он отметал с деланным равнодушием.

Он забыл, что значит иметь рядом с собой постоянную женщину, и Грейс с каждым днём становилась для него открытием. Она начала распускаться на его глазах, как бутон, под жарким солнцем. Всё, что скрывало её благоразумие, стало явным и в конце концов окончательно околдовало его. Николасу пришлось пересмотреть своё мнение о ней: весёлая, сексуальная, умная — всё это слишком упрощённые прилагательные для её описания. Она была всем этим и многим другим.

Николас не был готов дать название тому, что чувствовал, заключить это в заранее приготовленную коробку, придать характеристики, которые, как он боялся, лишат всей красоты. Он хотел жить Грейс, питаться ею до тех пор, пока это будет возможно, пока реальность не встанет между ними, напоминая, что ничто не вечно.

Один воскресный день они провели на чёрных песках, но, в отличие от предыдущего раза, ни секунды не провели без прикосновений друг к другу. Они легли на один и тот же шезлонг, где под защитой зонтика всё время только и делали, что целовались.

— К вечеру мои яйца будут похожи на яйца папы Смурфа, — предупредил он, заставив её рассмеяться.

Николас почувствовал себя снова подростком. Грейс была мечтой, со всеми этими мягкими изгибами, по которым блуждала ладонь; Николас не мог насытиться ею. Но самое необычное заключалось в том, что ему нравилось держать Грейс в своих объятиях, слушать её дыхание, щекочущее ему грудь, вдыхать запах её волос, слушать рассказы о жизни в Лондоне или о книге, которую она начала писать. Грейс говорила с ним о времени, сюжете, обстановке и персонажах, а он кивал и слушал, просто наслаждаясь тем, как этот голос проникает в него, словно ласка. Он не знал, насколько она была известна или богата, но чувствовал в ней неистребимую любовь к писательству.

— Это похоже на путешествие, только ты не двигаешься с места. Ты проживаешь тысячу жизней, смотришь на всё другими глазами. Для меня это катарсис, но ты можешь считать меня сумасшедшей. Люди часто думают, что я с приветом.

Николас засмеялся и поцеловал её, потом снова засмеялся и они стали целоваться до синяков на губах.

Когда он проверил время, солнце уже садилось за море. У него не было ни малейшего желания везти Грейс домой, расставаться с ней, и больше не чувствовать на себе. Натягивая шорты поверх купального костюма, он с ужасом понял, что отпустить Грейс — всё равно что получить удар ножом в грудь, но рано или поздно это должно случиться.

— С тобой всё в порядке? — Грейс положила руку ему на плечо, — у тебя лицо… если не хочешь… Он не дал ей договорить, навалился на неё ртом, пожирая. Возможно, Грейс приняла это стремление за обычное жгучее желание, но на самом деле его душу терзала мучительная боль.

— Ты когда-нибудь видела Сан-Пьетро с улицы Пикколомини? — уклонился он от ответа.

Казалось, она размышляла над вопросом.

— Нет, никогда. Я даже не знаю, в каком это районе.

Грязные от песка, с волосами, покрытыми солью, они дошли до машины и отправились в Рим. Всю дорогу Николас держал Грейс за руку и смотрел, как она дремлет, склонив голову к окну. Он включил диск с альбомом REM, установив громкость так, чтобы музыка убаюкивала. Была причина, по которой он не хотел снова влюбляться, и казалось, эта причина насмешливо сидит у него на плече и насмехается над ним, как торжествующий маленький демон, говорящий: Вот видишь, я победил, мне нужно было только найти подходящую женщину. И что теперь ты ей скажешь? Готов ли вынести её презрение? Приукрасить ситуацию было невозможно, да и немыслимо, чтобы он скрывал от неё столь важное событие из своего прошлого. Кристиан и Стефано поддержали его, но причина произошедшего была в нём, и никто не мог понять, какое с тех пор потрясение и чувство вины он носил в себе.

Грейс проснулась, когда они доехали до перекрёстка, ведущего на улицу делла Пизана.

Она потянулась на сиденье и застонала, выгнув шею назад.

— Ну как, отдохнула? — спросил он, положив руку ей на бедро и едва заметно сжав.

Грейс посмотрела на него, блаженно улыбаясь.

— Спасибо, то что мне было нужно.

Она взяла его руку и поднесла к губам для поцелуя.

— И долго ещё?

— Уже нет.

Он остановился у бара, купил пару бутылок пива и немного закуски, затем взял направление на улицу Грегорио VII.

— Куда же мы направляемся? — спросила она, разглядывая здания, выстроившиеся вдоль улицы.

— Держу пари, в Лондоне такого нет.

Он остановился на углу одной из улиц и, прежде чем продолжить путь, дал ей несколько указаний.

— Как только поеду, смотри прямо перед собой. Не отводи взгляд от Купола, хорошо?

Грейс с изумлением посмотрела на возвышающийся перед ней купол, который казался огромным на фоне листвы, окружавшей его, как рама.