«Спаривания».

Чу Ваньнин до сих пор помнил, что когда впервые увидел это слово в книге «Чудодейственные пилюли Гуюэе, как лучшее средство для экстренной помощи», его затрясло от шока и омерзения.

Ши Мэй улыбнулся, но на этот раз улыбка на его лице выглядела немного бледной и горькой:

— Они использовали свои практики работы с ядами, чтобы обрабатывать[297.2] плоть прекрасных костяных бабочек и этим заслужили одобрение всего мира совершенствования… Живые люди… это ведь были живые люди. И только потому, что в их крови была небольшая примесь крови древних демонов, что могла принести пользу чужому совершенствованию, живых людей посчитали за скот, — чтобы скрыть свою боль, Ши Мэй резко поднял чашку и сделал глоток чая, однако было видно, что его пальцы едва заметно дрожат. — Лекарство, что побуждает эмбрион быстрее расти, наносит непоправимый вред матери, так что ни одна их этих юных прекрасных костяных бабочек для разведения не дожила и до тридцати лет. Вот только такая короткая жизнь для них была даже благом, ведь только так они могли покончить с этим бесконечным кошмаром постоянного «спаривания» и «размножения».

Когда он произносил «спаривание» и «размножение», его лицо пылало от ненависти, словно он только что получил хлесткую пощечину. Речь Ши Мэя прервалась, и на мгновение показалось, что он изо всех сил сопротивляется желанию разразиться проклятиями, однако, в конце концов, когда его губы вновь шевельнулись, с них сорвалось всего лишь полное сарказма:

— Отлично.

Чу Ваньнин открыл глаза. Его взгляд, наконец, упал на Ши Мэя.

Этот всегда такой отстраненный и коварный манипулятор, мысли которого было практически невозможно прочитать, сейчас был похож на обычного одержимого местью человека, на лице которого ясно читались бесконечная ненависть и злоба.

Ши Мэй замолчал, казалось, о чем-то задумавшись. В конце концов, не в силах больше сдерживаться, он поставил чашку на стол и, уткнувшись лицом в ладони, растер его. Когда, глубоко вздохнув, он, наконец, поднял голову, глаза у него были красными.

На памяти Чу Ваньнина эмоции Ши Мэя еще никогда не выглядели настолько настоящими и осязаемыми.

— Учитель, помните ли вы, как и почему Гуюэе отказалось от своего плана разведения прекрасных костяных бабочек?

Чу Ваньнин не совсем понимал, что сам он чувствует в данный момент, но все же хрипло ответил:

— Произошло убийство.

В конце концов, прекрасные костяные бабочки не какая-то ядовитая тварь, а ведь даже ядовитое насекомое может укусить, что уж говорить о живом человеке.

Во времена поколения наставника Цзян Си, среди разводимых костяных бабочек была одна молодая девушка, которая не захотела покориться судьбе. В отличии от своих сестер по несчастью, она не была безвольной и глупой пустышкой и не собиралась так жалко закончить свою жизнь.

Своей красотой и сладкими речами эта прекрасная костяная бабочка соблазнила присланного в Гуюэе на осмотр товара высокопоставленного адепта Цитадели Тяньинь. Этот юноша был тем еще развратником, так что той же ночью, не удержавшись, влез в постель этой несравненной красавицы. Уже на следующий день она упросила любовника выкупить ее из Гуюэе, поклявшись впоследствии всю жизнь повиноваться лишь ему и всеми силами помогать ему в совершенствовании.

Ослепленный страстью, тот ученик Цитадели Тяньинь уступил ей. В итоге, не прошло и несколько дней, как девушка сбежала от него и, отыскав где-то семена Великого Пожара Цзехо[297.3], в самый темный час перед рассветом вернулась на Остров Линьлин и подожгла боковой двор Гуюэе.

Той же ночью она помогла сбежать всем находившимся под замком прекрасным костяным бабочкам, а более сотни учеников Гуюэе либо сгорели живьем, либо получили очень сильные ожоги…

Остальные школы тогда смотрели на это происшествие без особого сочувствия, и хотя большинство заклинателей громко заявляли о своей поддержке, за спиной они насмехались над Гуюэе за то, что там не смогли присмотреть даже за женщинами. По этой причине репутация школы целителей сильно пострадала, а их глава пришел в такую ярость, что с той поры прекратил разведение прекрасных костяных бабочек…

— Раз уж вам так смешно, то не нужно впредь приходить и просить у нас лекарства. Раз уж их так много сбежало, если у вас есть способности, то можете проявить сноровку и самостоятельно на них поохотиться.

Таким образом, к тому времени как Цзян Си стал главой, в Гуюэе осталась всего лишь одна прекрасная костяная бабочка — Сун Цютун. Изначально ее берегли для обслуживания нового уважаемого главы, однако Цзян Си никогда не был падок до женской красоты. Кроме того, нового главу раздражали все женщины, а прекрасных костяных бабочек он воспринимал как источник несчастий, поэтому, несмотря на недовольство старейшин, в конечном итоге, Цзян Си все-таки настоял на продаже этой женщины с аукциона.

Заметив по реакции Чу Ваньнина, что, похоже, он все же смог припомнить архивные записи об этом подзабытом инциденте, Ши Мэй с улыбкой сказал:

— Ну, скажите уже что-нибудь.

— Сам говори.

— Все верно, в тот день на аукционе в Палате Сюаньюань, продавали именно Сун Цютун. И я тоже пришел туда.

Чу Ваньнин был слегка ошеломлен его заявлением.

— Когда я пришел, то сразу же занял самую дальнюю отдельную комнату. Моя цена была тридцать пять миллионов, — сказал Ши Мэй.

После этих его слов Чу Ваньнин действительно смог припомнить, что когда он был там вместе с Мо Жанем, то увидел жалкую Сун Цютун и хотел спасти ее, однако из отдельной ложи на верхнем этаже из-за занавески высунулась рука другого гостя с предложением в тридцать пять миллионов. Тогда он еще хотел попросить у Мо Жаня денег, чтобы перебить ставку этого человека…

— Так это был ты?

— Да, это был я, — Ши Мэй немного успокоился и с улыбкой продолжил. — Очень давно я поклялся, что буду защищать каждую прекрасную костяную бабочку, которой смогу помочь. Сун Цютун — тоже часть моего племени, так что, как только я узнал о ее продаже, сразу захотел ее выкупить… Естественно, в этой жизни я также хотел заполучить Бугуй, чтобы попытаться зацепить зло, что дремало в сердце Мо Жаня. В конце концов, кто бы мог подумать, что половина земной души Учителя в его теле будет так надежно защищать его, да еще может резонировать с вами… Ладно, забудем. Все это уже в прошлом, так что не стоит об этом говорить. В любом случае Учителю известно, что ее выкупила Е Ванси.

— Но раз уж эта женщина часть твоего племени, во время бедствия в Духовной школе Жуфэн, почему ты…

— Почему я остался в стороне, позволив ей умереть? — улыбка так и не сошла с губ Ши Мэя. — Ничего не поделаешь, тогда мне было необходимо скрыть наше кровное родство. На самом деле все приказы на горе Хуан отдавал именно я, а она была всего лишь прикрытием. При других обстоятельствах, возможно, я мог бы спасти ей жизнь, но перед Сюй Шуанлинем… Учителю ведь известно, что духовно я очень слаб и тогда именно Сюй Шуанлинь был источником моей силы. Он считал меня близким другом и заботился обо мне, однако я познакомился и завязал с ним дружбу как Ши Минцзин с Пика Сышэн.

— …

— Если бы он узнал, что я прекрасная костяная бабочка, захотел бы он вступить со мной в сговор? — спокойно пояснил Ши Мэй. — Как я говорил ранее, для большинства заклинателей мы просто скот. Свиньи, собаки, в крайнем случае коровы и овцы, но не люди. Сюй Шуанлинь не был исключением. Достаточно посмотреть на его отношение к барышне Сун.

На душе у Чу Ваньнина было очень тяжело. Долгое время он не знал, что сказать.

Ши Мэю, впрочем, хотелось поговорить с ним еще и он продолжил:

— Давайте вернемся к тому, о чем говорили раньше: к побегу прекрасных костяных бабочек из Гуюэе.

Чу Ваньнин опустил ресницы и промолчал. Через какое-то время он взглянул на несравненно прекрасное лицо Ши Мэя. На самом деле, он уже увидел некоторые подсказки в том, что и как рассказывал Ши Мэй, поэтому, с тихим вздохом сказал:

— Конечно, это была твоя мать. Та девушка.

Ши Мэй на мгновение ошеломленно замер, но тут же его спина расслабилась, черты лица едва заметно смягчились.

Наконец, горько усмехнувшись, он ответил:

— Вы всегда угадываете верно. Да, она моя мать.