Глава 281. Пик Сышэн. Я хочу сделать больше добра

— Ах…

Многие пожилые слушатели тут же нахмурились и смущенно прикрыли рты рукавами, не в силах вынести такой двусмысленности в отношениях учителя и ученика.

— Так неприлично, это просто ни в какие ворота не лезет!

Обхватив руками чашку чая, женщина еще ниже опустила голову и сказала:

— Я еще тогда почувствовала, что это выглядит очень странно и на мгновение просто обомлела. Однако тогда эти двое были известны как образцовые наставники и прославленные великие мастера, так что я не посмела даже подумать, что между ними возможно нечто настолько противоречащее человеческой морали и этике. Только сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что между этими двумя действительно было что-то очень неправильное, — сделав паузу, она продолжила. — А еще, раз уж вы упомянули о том, что сказал Ши Минцзин перед похищением. В то время его слова показались мне непонятными и слишком неясными. Помню лишь, что после них я почувствовала себя неловко и предпочла в них не вдумываться. Но сейчас, когда я поразмыслила над ними, мне кажется, что их смысл был в том, что Мо Жань некогда был увлечен им, но потом его чувства переменились, и он влюбился в Чу Ваньнина.

Внимающая ей публика понимающе затихла.

Множество мелочей и незамеченных ранее деталей в этот момент сошлись в единую картину.

Кто-то прошептал:

— Вы же все своими глазами видели похищение заключенного из Цитадели Тяньинь? Мне показалось, или, когда Чу Ваньнин утешал Мо Жаня, он поцеловал его в лоб?

— Ого! — несмотря на то, что обсуждение таких подробностей должно было вызвать у порядочных людей лишь отвращение и брезгливость, это заявление только еще больше заинтриговало и разожгло всеобщее любопытство. — А кто кого поцеловал?

Почесав затылок, мужчина ответил:

— Чу Ваньнин поцеловал Мо Жаня.

— …

— А вы не заметили?

Когда люди один за другим начали говорить, что в суматохе не рассмотрели как следует, тот мужчина, разведя руками, сказал:

— Ну ладно, тогда сделаем вид, что я этого не говорил. Может быть, мне и правда просто показалось.

Однако после таких заявлений зачастую оправдание «сделаем вид, что я этого не говорил» — лишь пустые слова, вроде «вашему покорному слуге есть что сказать, но он не знает, уместно ли это говорить или лучше промолчать». По сути это одно и то же, где второе отличается от первого лишь умением оратора красиво складывать слова в витиеватые фразы.

Но можно ли снова собрать разлитую воду? После такого тошнотворный душок, исходящий от всей этой истории, стал лишь еще сильнее и очевиднее. Если уж учитель и ученик начали встречаться, то в глазах общества будет лучше, если инициативу проявит ученик. Однако если инициатива исходила от наставника, то строгий запрет на подобную связь начинает еще и смердеть, превращаясь в глазах людей в злой умысел и использование своего положения со стороны наставника.

Конечно, такого рода обсуждения, сплетни и домыслы не ограничились этим разрушенным храмом. Как главные подозреваемые в творящихся бесчинствах, Мо Жань и Чу Ваньнин быстро стали притчей во языцех.

Как говорится, добрая слава за печкой сидит, худая слава по свету бежит[281.1]. Так и тема «сыновней любви и почитания наставника» может вызвать у людей лишь зевоту, а вот «тайный роман учителя и ученика» способен устроить настоящий ажиотаж за любым столом, приковав все взгляды к фонтанирующему пикантными подробностями рту. Даже если некоторые и сомневались в правдивости этой сплетни, а кто-то был недоволен подобными разговорами, это не могло помешать слухам разлететься по свету.

Стоит ли удивляться, что как грибы после дождя в народе стали появляться все новые домыслы. Говорили, что Мо Жань получил свое высокое звание через постель, что Чу Ваньнин и Сюэ Мэн состояли в тайной порочной связи, а в отношениях между Чу Ваньнином и Ши Мэем тоже все не так чисто. Вот так чистый и непорочный почтенный Бессмертный Бэйдоу за считанные дни превратился в развратного старика, домогающегося до молодых красивых юношей.

Не зря веками люди говорят: «множество ртов и металл расплавят, а потоки клеветы разъедают даже кости», — и это далеко не пустые слова.

— Вы только гляньте на его трех учеников, один другого краше, и после этого вы в самом деле верите, что при отборе у него не было никакого особого интереса?

— Когда Мо Жань только пришел в духовную школу и хотел поклониться ему как учителю, разве Чу Ваньнин не отказался быть его наставником? У меня есть один приятель на Пике Сышэн, так он мне сказал по секрету, что после этого Мо Жань пошел в Павильон Алого Лотоса и остался там на всю ночь, а потом Чу Ваньнин сразу принял его… С чего вдруг? Тут вопрос даже не в том, спали они или нет, а в том, насколько хороши постельные навыки Мо Жаня.

Эти пикантные детали щекотали воображение, побуждая людей, захлебываясь от восторга, делиться ими с окружающими, дополняя все новыми «подробностями».

— Мо Жань в то время только-только достиг возраста согласия, Чу Ваньнину это действительно сошло с рук.

— Я вдруг понял, почему тогда Чу Ваньнин до полусмерти избил ту девицу, что подглядывала за ним, пока он принимал ванну. Боюсь, что она случайно могла увидеть вещи, которые не должна была видеть.

На какое-то время повисла полная двусмысленности тишина, а затем кто-то из местного сброда не без злого умысла с ехидной улыбкой поинтересовался:

— Ох, мне и правда очень любопытно, вы говорите, что эти двое спали вместе, но кто тогда был сверху, а кто снизу?

— Должно быть, Мо Жань был снизу. Все здесь знают норов Чу Ваньнина: он такой заносчивый и самолюбивый, что никогда не стал бы подыскивать себе ученика, который мог бы трахнуть его.

— Если так подумать, то Мо Жаню и правда можно лишь посочувствовать… ему приходилось ложиться в постель со стариком на много лет старше него самого, которому трудно угодить, со вспыльчивым характером, да еще и не самой красивой наружности. Наверное ему это все было отвратительно до тошноты.

— Ох…

Но все эти сплетни и досужие рассуждения были не самым опасным, что происходило в мире. По прошествии времени было опознано несколько марионеток Вэйци Чжэньлун, и все они оказались учениками Пика Сышэн.

Случись это один или два раза, еще можно было бы списать все на несчастливое совпадение, но все пойманные нити так или иначе вели к Пику Сышэн. Даже самая невинная школа при таком раскладе неизбежно должна была стать мишенью для публичной критики и вызвать большую панику в мире совершенствования.

Последние дни все новые люди приходили на Пик Сышэн, чтобы поговорить об этом и попытаться образумить главу, но всем им был дан от ворот поворот.

— Глава Сюэ отсутствует, если к нему есть какое-то дело, приходите через несколько дней.

— А куда делся Сюэ Чжэнъюн?

Увидев, что посетитель фамильярно называет главу по имени, охранявший врата юный караульный вспылил:

— С того времени, как все так изменилось, наш глава занят день и ночь, он улаживает проблемы с этими марионетками Вэйци Чжэньлун и все делает сам. Он там, где невзгоды и страдания, сам иди его поищи!

Люди, которые пришли именно для того, чтобы затеять ссору и устроить смуту, холодно усмехнулись:

— Говоришь, улаживает проблемы с марионетками? А по-моему, это он ими и управляет, вступив в сговор с преступниками Мо Жанем и Чу Ваньнином.

— Что за чушь ты несешь?!

— Это я несу чушь? — проговорил этот «образец морали». — Мо Жань практиковал запретную технику, Чу Ваньнин похитил преступника и скрылся, связанный с ними Сюэ Чжэнъюн, несмотря ни на что пытался заступиться за Мо Жаня, а сейчас мир наводнили превращенные в марионеток Вэйци Чжэньлун ученики Пика Сышэн. И кто после этого поверит, что ваша школа за спиной у честных людей не ведет свою грязную игру?

Выслушав доклад о стычках с подобными мелкими склочниками, Сюэ Чжэнъюн лишь устало вздохнул:

— Честному человеку не нужно оправдываться. В наши дни спасибо Небесам уже за то, что я все еще могу сделать своими руками что-то хорошее. Просто не обращайте внимания на то, что они говорят, и отпустите их с миром.

В тот день опять кто-то принес к горным вратам несколько трупов, объявив, что Пик Сышэн должен заплатить жизнью за жизнь.

Была уже глубокая ночь, когда весь в крови и ранах Сюэ Чжэнъюн вернулся домой. Пока госпожа Ван рассказывала ему об этом происшествии, он смывал грязь со своего лица. Тяжело вздохнув, глава Сюэ какое-то время ничего не отвечал.

— Так больше не может продолжаться, — сказала госпожа Ван, — не думаешь, что пришло время попросить помощи у Цитадели Тяньинь…

— Попросить помощи у Цитадели Тяньинь? — Сюэ Чжэнъюн вполоборота искоса взглянул на нее, так что стала видна царапина, что оставил на его щеке живой труп. — По-моему, с Цитаделью Тяньинь что-то не так. Эта Му Яньли похожа не на живого человека, а на глиняную статую Будды[281.2], такая же глупая и бестолковая, просто никчемная дрянь.

Госпожа Ван торопливо прикрыла его рот рукой:

— Думай, что говоришь.

— …

— Я понимаю, что у тебя на душе кошки скребут, — госпожа Ван со вздохом погладила его по щеке, — но этим делу не поможешь. Они — потомки небожителей, потомки создателей духовной школы, что была основана тысячи лет назад спустившимися с небес богами. Испокон веков они были мерилом морали этого мира, поэтому даже триста лет назад, когда во времена правления Чжоу Пинвана[281.3] на мир обрушилось великое бедствие, никто не посмел усомниться в них. Какой силой ты обладаешь, чтобы пытаться пошатнуть их авторитет?

В глазах Сюэ Чжэнъюна промелькнуло возмущение. Было видно, что он хотел что-то сказать, но никак не мог подобрать правильные слова. В конце концов он отбросил полотенце, которым промывал раны, и в одиночестве подошел к окну. Заложив руки за спину, он долго смотрел на узкий серп нарождающейся луны, прежде чем хрипло спросил: