Глава 278. Пик Сышэн. Никогда не подводил Вас

В эти дни, будь то в границах Верхнего Царства или Нижнего, все разговоры вертелись лишь вокруг одного события: впервые в истории помост наказаний Цитадели Тяньинь, этой духовной школы, что несколько тысяч лет возвышалась над миром как непоколебимая скала, был ограблен. Более того, тем, кто освободил опаснейшего преступника, был не кто иной, как лучший заклинатель Поднебесной, великий мастер Чу Ваньнин. Именно он убил одиннадцать сильнейших воинов Цитадели Тяньинь, ранил больше сотни и скрылся вместе с осужденным за самые тяжкие преступления Мо Вэйюем.

Кто-то говорил, что Чу Ваньнин сошел с ума, кто-то, что он точно такой же как Мо Вэйюй зверь в человечьем обличии. Были еще и те немногие, кто, оказавшись на месте событий, смог разглядеть некоторые детали… Эти люди с возмущением обсуждали ненормальную связь Чу Ваньнина с Мо Жанем, в которой было уж слишком много неподобающей двусмысленности.

Однако, несмотря на все эти пересуды и сплетни, Чу Ваньнин и Мо Вэйюй словно в воду канули, и никто во всем мире не знал об их текущем местонахождении.

Самый праведный образцовый наставник этого мира забрал с собой самого опасного демона во плоти и просто бесследно исчез.

Деревянное окно наполовину открыто, на земле тонкий снежный покров словно хрустящее сдобное печенье, на бамбуковом занавесе и оконном переплете нефритово-зеленый мох и несколько уже увявших опавших цветов.

После бурных событий[278.1] в Цитадели Тяньинь прошло уже четыре дня. Пока снаружи мир пребывал в смятении и бурлил, словно полный предположений, суждений и пересудов котел жидкой каши, на этой отдаленной горе было пустынно, тихо и спокойно.

Вдруг кто-то вышел из погруженной в безмолвие лесной чащи и словно вошел в оконную раму, обрамляющую нарисованную тушью картину. В одной руке у этого человека был зонт из промасленной бумаги, в другой вязанка хвороста. Толкнув дверь, он вошел в хижину, внутри которой было довольно холодно и промозгло. Положив вязанку у очага, он бросил в печь несколько щепок, и слабый, едва теплившийся огонек стал ярче.

Эта хижина давно требовала ремонта, здесь очень долго никто не жил и, хотя в ней уже было прибрано, в воздухе по-прежнему витал затхлый запах сырости и плесени. Поэтому, прежде чем войти, этот человек специально сломал покрытую инеем цветущую ветвь зимоцвета[278.2] и положил ее в изголовье кровати.

Чу Ваньнин сел и посмотрел на мужчину, лежащего на узкой плетеной кушетке.

Пошли четвертые сутки, а он так и не очнулся.

В тот день, после того, как ему удалось вырваться из рук Тасянь-Цзюня, он использовал приобретенные в прошлой жизни знания и не утраченную в этой жизни духовную силу, чтобы восстановить дыхание Мо Жаня и удержать его на грани жизни и смерти, но по прошествии нескольких дней он так и не пришел в сознание. Жизнь Мо Жаня все еще висела на волоске, а его духовное ядро невозможно было восстановить.

— Этот дом был построен моим наставником во времена его странствий по миру. Он давно заброшен и поэтому тут немного затхлый запах, — Чу Ваньнин с надеждой и тревогой всматривался в лицо Мо Жаня. — Я знаю, хотя тебе не нравятся благовония, ты не испытываешь отвращения к цветам. Я принес ветку зимоцвета, она может простоять очень долго.

Мо Жань молчал, его опущенные ресницы даже не дрогнули.

Во сне он выглядел очень спокойным и умиротворенным, что в обычной жизни для этого человека было большой редкостью.

Именно так мирно и безмятежно Мо Жань спал все это время. Покончив с повседневными делами, Чу Ваньнин обычно садился рядом и говорил с ним.

В прошлом, когда они более-менее ладили и проводили время вдвоем, обычно много говорил Мо Жань, а он сидел и слушал.

Кто бы мог подумать, что однажды тот, кто много говорит, и тот, кто только слушает, могут поменяться местами.

— Снаружи все укреплено защитным магическим барьером, также я повсюду расставил отводящие глаз заклинания, никто нас не найдет, — сказал Чу Ваньнин. — Еще я принес запас дров и провизии, так что некоторое время можно ни о чем не беспокоиться, — помолчав, он вздохнул. — Почему ты до сих пор не очнулся? — с этими словами он протянул руку и погладил Мо Жаня по волосам.

Огонь в очаге задрожал. Чу Ваньнин опять сел у кровати и стал ждать. Отбрасываемые солнечным светом тени заметно сдвинулись, а он так и не дождался, когда самый важный для него человек откроет глаза.

Чу Ваньнин опустил ресницы и тихонько вздохнул.

— Раз уж ты все еще хочешь спать, то спи… Я продолжу рассказывать тебе историю, которую начал вчера, а ты продолжай слушать. Ты сам говорил, что перед сном тебе нравится слушать сказки, но, уж извини, я плохой сказитель… поэтому только и могу, что пересказывать то, что мы с тобой уже пережили, — скрыв глаза за завесой ресниц, он какое-то время молчал, прежде чем с теплом в голосе снова обратился к нему. — Хм… где я остановился вчера? Дай-ка подумать. Ах да, я дошел до того момента, когда в прошлой жизни обнаружил, что внутри тебя живет цветочный паразит, и захотел освободить тебя от него. Однако к тому времени Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия укоренился слишком глубоко и все мои усилия были тщетны. Только в этой жизни худо-бедно удалось что-то сделать, однако я и подумать не мог, что все так изменится.

Он коснулся тыльной стороны ледяной руки Мо Жаня.

Все еще такой холодной и безучастной.

Вот так вот, держа Мо Жаня за руку, он тихо рассказывал обо всем.

Раньше из-за интриг и особенностей своих характеров, оба они не спешили делиться друг с другом своими мыслями и чувствами. В итоге это привело к тому, что из-за ужасного недоразумения их пути разошлись и они стали почти чужими людьми.

Чу Ваньнин очень сожалел об этом.

А если бы между ними было больше доверия и откровенности? Могло бы это все изменить? Возможно ли, что он гораздо раньше заметил бы ядовитого паразита в теле Мо Жаня?

Вот только разве можно повернуть время вспять?

— В этой жизни ты тяжело трудился и стремился искупить свою вину, — Чу Ваньнин закрыл глаза и вздохнул, под конец его голос сел настолько, что он почти не мог говорить, — однако ты ведь не помнишь, как в тебя был посеян Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия? Просто подумай об этом, Мо Жань… просто подумай об этом…

Ты никогда не был моим должником.

С самого начала это я тебе должен.

Умоляю тебя, очнись.

Если ты очнешься, если сможешь воскресить в памяти эти утраченные воспоминания, то сразу поймешь… правда в том, что все началось семь лет назад, в ту дождливую ночь, когда я ушел в затвор…

______

Конечно, это и была та поворотная точка, когда он и Мо Жань поменялись судьбами. Это был самый обычный день, который быстро стерся из памяти людей. В тот день над Павильоном Алого Лотоса бушевала гроза, выл ветер, дождь хлестал по крыше, ручьем стекая по черепице, грохотал гром и сверкали молнии. Однако сам он этого не слышал.

У Чу Ваньнина было очень слабое духовное ядро, и тогда как раз пришло время, чтобы его восстановить.

Чтобы присматривающие за ним ученики чувствовали себя непринужденно, перед тем как уйти в целительный транс, он наложил на себя заглушающее звук заклинание, после чего в тишине и покое сел в беседке в позу лотоса и направил свое божественное сознание в великую первозданную пустоту[278.3]. Потому-то он и не мог видеть разыгравшееся прямо перед ним противостояние[278.4].

В тот день посреди грозы и шквального ветра в Павильоне Алого Лотоса прямо напротив него, уставившись друг на друга, стояли Мо Жань и Ши Мэй. Мо Жань был бледен, а Ши Мэй мрачен.

Этой дождливой ночью медленно и неотвратимо открывалась истинная картина, о которой все это время Чу Ваньнин даже не подозревал.

Незадолго до того, как он ушел в затвор, не так давно поклонившийся ему как учителю Мо Жань почувствовал обиду из-за того неприятного инцидента с сорванной цветущей ветвью яблони. Тогда в сердцах он прямо высказался о том, что ему будет неприятно прислуживать такому наставнику, и он не будет приходить присматривать за ним во время медитации.

Но как можно воспринимать всерьез то, что молодой человек наговорил сгоряча?

Проворочавшись с боку на бок пару ночей, Мо Жань все-таки вспомнил о благодарности, и что хороший человек не должен держаться за обиды. Подавив в сердце гнетущую тоску, в итоге он сам пошел в Павильон Алого Лотоса, собираясь сменить Ши Мэя.

Однако чего Мо Жань никак не ожидал, так это того, что судьба повернется так, что из-за этого недоразумения он столкнется с коварным замыслом, который навсегда изменит всю его жизнь…

Ши Мэй пытался подсадить магического паразита в тело Чу Ваньнина.

Недоумение, растерянность, ужас, страх, гнев и разочарование. В одно мгновение все его внутренности словно прожгло насквозь.

Он бросился вперед и резким движением выбил из руки Ши Мэя острый нож, взревев, словно дикий зверь:

— Что ты делаешь?!

Ши Минцзин был ошеломлен, но его растерянность продлилась лишь одно мгновение, а затем пара прекрасных персиковых глаз сузилась в опасном прищуре.

— И кто же это тут у нас? — на губах Ши Мэя появилась слабая улыбка. — Сейчас сквозь усиленные барьеры, защищающие Павильон Алого Лотоса, могут пройти лишь три ученика и глава Пика Сышэн. Будь это молодой господин или уважаемый глава, это доставило бы мне хлопот, но, по счастью, это именно ты.

Мо Жань так быстро бежал, что запыхался и теперь тяжело дышал. Его худенькая фигурка заслонила собой Чу Ваньнина. Усилившийся ночной ветер развевал его одежды и трепал волосы.

Он пристально вглядывался в лицо Ши Мэя.

— Что ты хотел сделать, воспользовавшись тем, что учитель в затворе? Ты… ты… — в тот момент Мо Жань даже не сразу смог поверить, что кроткий и деликатный в речах брат-наставник Минцзин может иметь второе лицо, похожее на маску демона во плоти. — В конце концов, кто ты такой?!