— …

Праздная болтовня, использование ядовитых змей и игры в угадайку с завязанными глазами… тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о ком он говорит.

В груди Ши Мэя взметнулось пламя гнева. Он шагнул вперед и отдернул полог. В тот момент, когда мягкая, почти женственная красота Ши Минцзина сошлась лицом к лицу с мужественной красотой Тасянь-Цзюня, казалось, в сумраке столкнулись мечи и посыпались искры.

— Ты!.. — так и не договорив, Ши Мэй вдруг умолк.

Он предполагал, что, воссоединившись с Чу Ваньнином после долгой разлуки, оголодавший и томимый страстной жаждой Тасянь-Цзюнь набросится на него и будет заниматься с ним любовью всеми возможными способами.

Однако когда он откинул полог, перед его глазами предстала совсем неожиданная картина.

Он увидел, что Чу Ваньнин все еще погружен в болезненную дрему, а его щеки раскраснелись от сжигающей тело лихорадки. Широко распахнув полы одежды, Тасянь-Цзюнь обнажил большую часть грудной клетки с хорошо развитыми мускулами и гладкой, бледной кожей, чтобы прижать к ней Чу Ваньнина. Лицо его хранило невозмутимое выражение, однако большая рука мерно поглаживала волосы дремлющего в его объятиях мужчины. Весь его вид выражал неприязнь на грани отвращения и одновременно неспособность отпустить.

— Зачем… ты это делаешь? — спросил Ши Мэй.

На лице Тасянь-Цзюня появилось пренебрежительное выражение:

— А сам-то как полагаешь, зачем этот достопочтенный делает это?

— …

«Ох, да ладно, к чему вообще спорить с покойником», — Ши Мэй прикрыл глаза, изо всех сил стараясь подавить в себе новую вспышку злости, но угольки ярости все еще жгли его сердце, так что в итоге он не удержался и с издевкой парировал:

— Кто бы мог подумать, что в столь почтенном возрасте Наступающему на бессмертных Императору Тасянь-Цзюню все еще нужна компания учителя, чтобы отправиться спать. Я вот думаю, если это не из-за боязни темноты, значит ты, должно быть, просто хочешь поскулить в подол отца-наставника.

Нельзя сказать, что слова Ши Мэя не возымели никакого эффекта. Тасянь-Цзюнь тут же угрожающе сощурился и машинально поднял руку, желая оттолкнуть лежащего у него на груди бессознательного Чу Ваньнина или, чтобы выглядеть еще более независимо и внушительно, даже столкнуть его с кровати.

Однако, глядя на приближающегося Ши Мэя, он, в конечном итоге, еще крепче обнял человека в своих объятиях и, взмахнув широким рукавом, прикрыл лицо Чу Ваньнина.

После этого Тасянь-Цзюнь угрюмо взглянул на Ши Мэя:

— Дела этого достопочтенного не имеют к тебе никакого отношения.

Стиснув зубы, Ши Мэй процедил:

— Прекрати огрызаться, должен же быть предел у твоего хамства. Ты что, совсем забыл, кто тебя создал?

— Если великий мастер Ханьлинь открыл свою пасть, чтобы угрожать этому достопочтенному, то лучше бы ему сразу ее захлопнуть, — с холодным сарказмом ответил Тасянь-Цзюнь, — поистине от этого будет куда больше прока.

— Ты!..

Несмотря на свою выдержку, столкнувшись с непрерывными нападками и оскорбительным сарказмом, Ши Мэй не выдержал. Стремительно подняв руку, он ткнул Тасянь-Цзюня в лоб, чтобы направить в его тело свою духовную энергию.

— Сбор души.

Заклинание уже просочилось сквозь зубы и сорвалось с его губ, однако Тасянь-Цзюнь по-прежнему упрямо и зло смотрел на него. Это продолжалось так долго, что Ши Мэй успел почувствовать, как панический страх железными тисками сжал его сердце. В какой-то момент он понял, что еще немного, и этот человек окончательно вырвется из его хватки.

На его лбу выступили мелкие капли пота. Пытаясь сдержать Тасянь-Цзюня он практически полностью исчерпал все имеющиеся внутренние резервы. Наконец, вложив в заклинание почти всю оставшуюся у него духовную силу, он хрипло крикнул:

— Сбор души!

На сей раз Тасянь-Цзюнь слегка покачнулся, после чего его взгляд наконец потерял фокус.

Израсходовав столько духовных сил, Ши Мэй схватился за грудь, которую тут же сдавила тупая ноющая боль, и попытался справиться с головокружением и сбившимся дыханием.

Из-за особенностей телосложения его духовное ядро было слишком слабо развито, а духовные силы очень ограничены. Даже усердно совершенствуя себя при помощи упорных тренировок, в этом плане ему так и не удалось встать в один ряд с прочими заклинателями. В стандартных условиях ему обычно удавалось справиться со всеми вызовами, используя свои невероятные способности целителя, однако когда требовалось использовать духовные силы, его тело просто не выдерживало.

Ши Мэй на несколько секунд закрыл глаза, а потом опять посмотрел на Тасянь-Цзюня:

— Я еще раз спрашиваю: зачем ты только что это делал?

Поскольку сейчас он находился под его полным контролем, Тасянь-Цзюнь бездумно и без особых эмоций ответил ему:

— У него жар и боязнь холода.

— Ну и что с того?

И тогда эта марионетка без души, этот ходячий труп, у которого от прошлой жизни осталось не так много знаний и лишь пара крупинок сознания, безразлично ответил:

— Этот достопочтенный держал его в объятиях, чтобы немного согреть.

— …

Ши Мэй очень долго в упор смотрел на Тасянь-Цзюня.

— Согреть? — его бледные губы дрогнули. Неожиданно он громко рассмеялся, хотя в глубине персиковых глаз не появилось и намека на улыбку. — Мо Жань, ты совсем обезумел? Для начала проверь температуру своего тела… ты что, совсем не понимаешь, что из себя представляешь? Ты же холоднее ледяной глыбы. Ты уже давно мертв. У тебя нет сердца, твои легкие не дышат и тепла в твоем теле тоже нет. Твое тело окоченело от холода и при этом ты все еще стремишься согреть его?

В пустых черных зрачках Тасянь-Цзюня на мгновение промелькнула боль, однако, это выражение было мимолетным, ведь, в конце концов, он и правда был всего лишь бесчувственным трупом.

— Встань, — сказал Ши Мэй.

Даже получив прямой приказ, Тасянь-Цзюнь не спешил подниматься. Нахмурив черные брови, он, казалось, собрал всю волю, чтобы противостоять Ши Мэю.

— Встать, я сказал!

Произнесенный столь жестким тоном, этот усиленный приказ все же смог заставить Тасянь-Цзюня повиноваться.

Император медленно поднялся с кровати. Полы его одежды были по-прежнему широко распахнуты, и тепло от Чу Ваньнина все еще оставалось на его груди, которая уже давно не поднималась и не опускалась.

— Пошел вон, — мрачно приказал Ши Мэй.

Тасянь-Цзюнь очень медленно и неохотно сделал несколько шагов, но потом вдруг снова замер на месте и тихо сказал:

— Есть.

— …Что?

— Есть, — словно впав в ступор, повторил Тасянь-Цзюнь.

Ничего не понимая, Ши Мэй переспросил:

— Что есть?

— Тепло, — этот мужчина медленно поднял руку и погладил себя по груди ровно в том месте, где на его коже все еще оставалось тепло от тела Чу Ваньнина. — Вот здесь горячо.

В этот момент Ши Мэю показалось, что в него воткнули иглу. Он буквально взвился от ярости. Ничто в это мире не бесило его больше, чем его собственная марионетка, которая перестала быть послушной.

— Пошел вон, я сказал! — заорал он.

Тасянь-Цзюнь опять сделал пару шагов, однако, на этот раз это действительно было всего лишь два шага. Его лицо вдруг исказилось от мучительной боли.

— Не…. — он схватился за голову. От напряжения у него вздулись вены на руках, все тело задрожало, а из горла вырывался хриплый стон, — достопочтенный… не хочет… как можно… как можно так… как…

Он закрыл глаза. Его воля то прогибалась, то упрямо наступала, память то прояснялась, то затуманивалась вновь. Он боролся изо всех сил. Все спуталось. Взлеты и падения, невзгоды и испытания двух его жизней.

— Как.. ты… смеешь!.. — после этих слов он замолк и замер. Бившая его тело дрожь внезапно прекратилась.

Ши Мэй застонал и прижал руку к груди... В этот момент, вырвавшись из-под его контроля, Тасянь-Цзюнь нанес ему ответный удар, безжалостно и с лихвой вернув ему влитую в него духовную силу. Ши Мэй пошатнулся и отступил на шаг назад. Практически сразу вслед за этим, он увидел как Тасянь-Цзюнь открыл глаза. Кровавая дымка в его зрачках рассеялась, словно туман.

— …

Хищные черные глаза больше не были затуманены, и теперь в этих холодных омутах ясно отражалось его собственное лицо.

Ши Мэй побледнел и пробормотал себе под нос:

— И правда, ты восстанавливаешься все быстрее и быстрее.

Тасянь-Цзюнь не издал ни звука. Из вспыхнувших на дне его глаз искр стал разгораться свет. Едва придя в себя, он поднял руку, призывая Бугуй.

Ши Мэй слегка приподнял подбородок. Его взгляд скользнул вверх от рукоятки меча на лицо Мо Жаня, напоминающее сейчас оскаленную морду леопарда.

— Что? Злишься? Хочешь убить меня?

Не отражающее свет черное лезвие рассекло воздух, и в мгновение ока зависло над белоснежной шеей Ши Мэя. Занесенный меч безжалостно порезал нежную кожу и на ней тут же появилась налившаяся кровью алая полоса.

Ши Мэй не дрогнул и не отступил.

— Ваше величество Бессмертный Император, — с холодной усмешкой произнес он, — твоя способность двигаться и просто существовать полностью зависит от поддержки моей духовной силы. Если убьешь меня, тоже простишься с жизнью. Уж эту малость ты не можешь не понимать.

— …

— С точки зрения реальной силы, я действительно не могу победить тебя, — продолжил Ши Мэй, — однако тебе все же стоит подумать как следует и решить для себя, ты хочешь окончательно умереть или продолжать существовать в этом мире.

Твердо державшая меч рука Тасянь-Цзюня не дрогнула, однако несколько секунд спустя он отдернул руку, отозвал Бугуй и отвернулся.

Увидев, что он убрал меч, Ши Мэй поднял руку и нарочито медленно коснулся кровоточащей полосы на своей шее, после чего сказал:

— К счастью, ты не настолько глуп.

— …

— В будущем не ори чуть что, что убьешь меня. На самом деле ты ведь прекрасно понимаешь, насколько мы с тобой неразрывно связаны, — бросив насмешливый взгляд на Тасянь-Цзюня, Ши Мэй продолжил. — сейчас ты словно покрытый ржавчиной меч, и я собираюсь тебя восстановить и очистить, чтобы ты стал таким же хорошим оружием, каким был прежде. Мне ведь все еще очень нужно, чтобы ты оставался моим смертоносным клинком. Что же касается тебя, то, боюсь, после восстановления ты рассчитываешь не только окончательно освободиться от моего контроля, но и забрать мою голову.