Глава 266. Цитадель Тяньинь. Чтобы согреть тебя

У подножия горы Цзяо есть скрытая от посторонних глаз за переплетениями виноградной лозы узкая тропинка, поднявшись по которой можно добраться до дворца Цянтань[266.1]. Здесь люди из рода Наньгун обычно отдыхали перед подъемом на гору для совершения обрядов поклонения предкам. Хотя дворец был небольшим, его со всех сторон окружали извилистые галереи, из которых открывались самые разные меняющиеся виды на окрестности горы. В саду при дворце росло невероятно редкое растение, которое начинало светиться с наступлением сумерек, — цветы лунсюэ[266.2]. Сезон их цветения уже прошел, и лишь кое-где среди буйной зелени виднелись раскрывшиеся бутоны, издалека напоминающие рассыпавшиеся по ночному небу огненные искры звезд.

Ши Мэй прошел вглубь сада, где среди буйства зелени и цветов прятался горячий источник и, сбросив одежду, белыми, как нефрит, ступнями сошел на берег и посмотрел на свое отражение в воде.

Вода в горячем источнике обжигала, однако его глаза были холоднее льда.

Он поднял руку и медленно провел ладонью по своей груди напротив сердца…

Из-за того, что запретная техника восстала против него, в этом месте образовался большой гнойный нарыв. Хорошо, что теперь ему больше не нужно беспокоиться об этом, ведь все шло четко по его плану и в дальнейшем все будет только лучше.

Он вошел в воды источника. Вода здесь смешивалась с дыханием дракона, скованного магией горы Цзяо, а поднимающиеся со дна пузыри делали купание еще более расслабляющим и приятным. Откинувшись на каменный бортик, Ши Мэй расслабился и закрыл глаза.

Вдруг неподалеку послышался шорох и шуршание. Не открывая глаз, Ши Мэй холодно уронил:

— Кто здесь?

Из зарослей вылез Наньгун Лю, в волосах которого красовался приколотый шпилькой цветок лунсюэ. Увидев Ши Мэя, он радостно засмеялся и с чистосердечной искренностью спросил:

— Сердечный друг старшего брата купается? Могу ли я чем-то помочь?

— Нет, — ответил Ши Мэй.

Наньгун Лю поскреб в затылке:

— Тогда я не буду тут стоять и пойду. А то ты голый, а в одежде тебе может быть неудобно.

Скрытый поднимающимся от воды паром Ши Мэй улыбнулся. Под воздействием целительных вод источника его лицо постепенно расслабилось и с каждой секундой становилось все яснее. Прекрасный лик стал похож на первый тонкий лед на реке Янцзы: такой же кристально чистый и хрупкий, пронизанный светом и пробирающий до костей своей ледяной красотой.

Ши Мэй открыл свои персиковые глаза и, взглянув на Наньгун Лю, с едва заметной улыбкой сказал:

— Почему мне должно быть неудобно?

С прямолинейностью ребенка Наньгун Лю ответил:

— Потому что ты очень красивый!

— О-о-о… Ты такой маленький, а уже разбираешься в красоте и уродстве?

Наньгун Лю возмущенно пропыхтел:

— Мне уже пять лет, я не ребенок.

Ши Мэй, похоже, заинтересовался. Его улыбка стала шире:

— Хорошо, будем считать, что старший братец ошибся. Давай он задаст тебе один вопрос: кто тебе больше нравится, я или Тасянь-Цзюнь?

— Конечно же сердечный друг старшего брата, — не задумываясь ответил Наньгун Лю. — А кто такой этот Тасянь-Цзюнь? Я его не знаю.

— Тогда поменяю вопрос, — сказал Ши Мэй. — Я или тот парень, Мо Жань… ты его помнишь? Когда вы встретились, он же тебе представился.

Сунув в рот палец, Наньгун Лю чуть подумал и кивнул.

— Я или он, кто тебе больше нравится? Только не надо выбирать на основании того, кого из нас ты знаешь больше. Я спрашиваю тебя о том, что в твоих глазах красота, а что уродство.

На этот раз Наньгун Лю не смог сразу ответить. Наклонив голову, он очень долго и серьезно размышлял, прежде чем наконец сказал:

— Все равно мне больше нравится сердечный друг старшего брата.

Похоже, Ши Мэй был весьма доволен его ответом:

— Да? Тогда скажи мне, а в чем он плох?

— Я не могу сказать.

— Тогда почему я тебе нравлюсь больше?

Удивительно, но Наньгун Лю, кажется, даже немного обиделся:

— Этого я тоже не знаю… Если чувствуешь, что есть что-то красивое, значит оно красивое, так ведь?

Ши Мэй на какое-то время замолк и задумался. Вдруг он вышел из самого глубокого места горячего источника и перешел на затянутое паром мелководье. Скрестив руки, он улегся ничком у берега источника, обнажив изящный изгиб красивой спины и, поманив Наньгун Лю, со смехом в голосе позвал:

— Иди сюда.

Как только тот подошел к горячему источнику, Ши Мэй вдруг резко выпрямился и встал во весь рост.

— А-ах!..

Позабавленный его реакцией Ши Мэй со смехом сказал:

— И что ты кричишь? Мы оба мужчины, так чего тут стесняться?

Наньгун Лю двумя руками протер глаза и пробормотал:

— Конечно, я не стесняюсь. Мне в глаза попала вода, которую ты разбрызгал.

Ши Мэю было глубоко наплевать на его глаза. Подтащив Наньгун Лю за руку еще ближе, он заставил его смотреть на себя в упор. В этот момент безобразная рана на его груди оказалась прямо перед глазами Наньгун Лю.

— Сюда смотри. Боишься?

Открытая рана гноилась так сильно, что гной вытекал наружу. Скользнув по ней взглядом, Наньгун Лю тут же с отвращением отвернул голову. Ребенок невинен и говорит честно, хотя честность эта бывает обидна.

— Это очень противно, — в конце концов, ответил Наньгун Лю.

Улыбка Ши Мэя не дрогнула, однако взгляд его стал немного холоднее:

— Сейчас ты все еще считаешь меня красивым?

Наньгун Лю изо всех сил пытался вырваться из его хватки, но Ши Мэй был слишком силен и, сколько бы тот ни боролся, все было бесполезно. Под конец глаза Наньгун Лю заволокло слезами. Немного напуганный странным поведением Ши Мэя, он съежился и задрожал:

— Ты, пусти меня. Мне это не нравится.

— Ты должен хорошенько рассмотреть.

— Я не хочу… ай-яй-яй!

Раздался громкий щелчок. Удерживая Наньгун Лю, он применил слишком много силы и в итоге вывихнул ему руку. По тусклому блеску глаз было сложно сказать, зол Ши Мэй или просто не желает сдаваться. Почти с параноидальной настойчивостью он продолжал настаивать:

— Разве только что ты не говорил, что я красивый? Так в чем дело? Почему эта маленькая гноящаяся ранка сразу превратила красоту в уродство?

— Нет!..

— Значит ли, что стоит красивому человеку заиметь небольшой изъян, и тут же люди начинают испытывать к нему отвращение? — Ши Мэй вплотную подступил к нему. — Прежняя близость вмиг приедается, прежние мечты и чаяния превращаются в застрявшую в горле рыбную кость.

В конечном счете Наньгун Лю не выдержал и разрыдался:

— Я не понимаю, не понимаю! Отпусти меня, я не хочу больше здесь оставаться!

Ши Мэй изначально был на взводе, а пронзительный крик Наньгун Лю окончательно вывел его из себя. Казалось, тусклый свет в его глазах заволокло черными тучами. Подняв руку, он отвесил Наньгун Лю звонкую оплеуху и только после этого наконец отпустил.

— Ничтожная тварь, катись отсюда, — холодно бросил он.

После того, как плачущий в голос Наньгун Лю исчез вдали, Ши Мэй опять погрузился в ласковые глубины горячего источника. Со всех сторон его по-прежнему окружал восхитительный пейзаж, и воздух был, как и раньше, напоен слабым благоуханием раскрывшихся цветов лунсюэ, однако наполнявшая его сердце радость полностью иссякла, а в груди остались только всепоглощающий гнев и безграничная ярость.

Он вдруг со всей силы ударил по водной глади. Брызги разлетелись во все стороны, после чего взбаламученная вода постепенно снова успокоилась.

Рябь разошлась, и в водном зеркале вновь отразилось все то же исполненное нежной красоты и мягкости отражение с гниющей раной на груди.

Гнев схлынул и на его место пришли уныние и бессилие. Ши Мэй снова прислонился спиной к берегу водоема и, вскинув голову, взглянул на небесный свод сквозь чуть приподнятую завесу ресниц.

— Люди меняются, — пробормотал он.

Семена прорастают, почки сменяет яркая зелень, среди зеленых листьев распускаются цветы, цветы увядают и опадают, а опавшие лепестки становятся грязью.

Время невозможно увидеть или потрогать, однако тихо и незаметно оно поглощает каждого человека. Кому-то годы стирают когти и клыки, а у кого-то стачивает острые грани талантов и умений.

— Все меняется…

Он устало зачерпнул горсть воды и умыл лицо.

Сравнив себя в этой жизни с собой из жизни прошлой, можно ли понять, в какой момент он сбился с пути и когда прошел свою точку невозврата?

После купания Ши Мэй сменил одежду, собрал свои длинные черные волосы в свободный пучок и по тенистой благоухающей тропе вернулся в тайную комнату на горе Цзяо. Постояв немного у двери, он наконец протянул руку, чтобы распахнуть ее.

К этому времени наступила глубокая ночь. Почти все свечи в тайной комнате погасли, и лишь крохотный одинокий огонек мерцал за тюлевым занавесом.

Не издав ни единого шороха, Ши Мэй потихоньку вошел в комнату. Его присутствие мог выдать лишь нежный аромат мыльного корня, но именно этот запах и встревожил мужчину, лежащего на скрытой за пологом кровати.

В тишине раздался хрипловатый низкий голос Тасянь-Цзюня:

— Кто?

Помрачневший Ши Мэй неохотно отозвался:

— Это я.

За пологом на несколько секунд все затихло, потом послышался шорох одежды, словно кто-то натягивал одежду, чтобы подняться с постели.

— Хозяин действительно образец утонченности и хороших манер. Страдая бессонницей, он посреди глубокой ночи пришел подслушивать под дверью спальни этого достопочтенного? — с холодной усмешкой процедил Тасянь-Цзюнь. — Уж не жар ли у вас?

Выражение лица Ши Мэй стало еще холодней:

— Ты тоже не перегибай палку. Никаких развлечений, если не хочешь довести его до смерти.

Хотя низкий голос Тасянь-Цзюня звучал с томной ленцой, если прислушаться, в нем можно было различить намек на сильную усталость:

— Хозяину не стоит беспокоиться, этот достопочтенный всегда был против любых извращений в постели. Этот достопочтенный — человек дела и совершенно не заинтересован в праздной болтовне, использовании ядовитых змей и играх в угадайку с завязанными глазами. От моих развлечений вряд ли кто-то умрет.