Когда он сказал это, его взгляд немного прояснился.

Хотя хозяину Пика Сышэн удалось сохранить внешнее спокойствие и выдержку, но все же, зная теперь, что ребенок, которого он все это время растил, не был ему родным племянником, он был растерян и расстроен. После паузы Сюэ Чжэнъюн пробормотал:

— Я лишь хочу, чтобы как можно меньше людей страдали от невзгод и дурного обращения. Даже если одним меньше, это уже хорошо.

В этот момент стоявшая рядом Му Яньли холодно и бесстрастно сказала:

— У главы Сюэ большое сердце, однако вы не задумывались о том, что проявлять снисхождение к преступнику — это неуважение к без вины погибшим и затронутым этим делом пострадавшим мирянам? У Цитадели Тяньинь и правда недостаточно сил, чтобы мы могли расследовать каждое преступление и осудить всех виновных… мы можем лишь надеяться, что каждый когда-то ответит по небесному закону, а также иногда наказывать особо опасных преступников в назидание другим[260.3]... Раз уж дело Мо Жаня попало на суд Цитадели, мы не можем быть небрежны при его рассмотрении. Надеюсь, глава примет это к сведению.

Сюэ Чжэнъюн: — …

Закончив эту речь, Му Яньли обернулась и опять посмотрела на Мо Жаня:

— Молодой господин Мо, теперь, когда вы закончили рассказ о своих горьких жизненных обстоятельствах и получили достаточно заслуженного сочувствия, почему бы нам не поговорить о чем-то другом?

Мо Жань равнодушно посмотрел на нее:

— О чем хочет побеседовать хозяйка Цитадели?

— Прежде вы сказали, что не имели отношения к изнасилованию и последующей смерти девушки из лавки тофу, — сказала Му Яньли, — и, допустим, в этом я вам поверю. Однако есть и другая смерть, за которую вы совершенно точно несете полную ответственность.

Прикрыв глаза, Мо Жань ответил:

— Хозяйка Цитадели и правда провела хорошую работу по расследованию этого дела.

— В таком случае давайте поговорим об этом более подробно, — все также бесстрастно сказала Му Яньли. — Сперва ответьте, как и за что вы убили Мо Няня… настоящего племянника уважаемого главы Сюэ?

Не успела она закончить фразу, как исполненный гнева голос перебил ее. Полные слез глаза Сюэ Мэна яростно вспыхнули, когда он хрипло крикнул:

— Молчи! Ни слова больше!

Окинув его взглядом, Му Яньли в своей отстраненной манере прокомментировала:

— Сбежать и прятаться от правды… похоже, ни на что большее так называемый Любимец Небес и не способен.

Ответом на ее слова стал предупреждающий лязг вышедшего из ножен Лунчэна. Чиркнув рядом со щекой Му Яньли, меч врезался в деревянную колонну, так что щепки разлетелись во все стороны.

Му Яньли не только не стала уворачиваться, а даже глазом не моргнула. Пара холодных, как лед и иней, прекрасных глаз бесстрастно наблюдала на кипящим от гнева Сюэ Мэном.

Сюэ Мэн так стиснул зубы, что все мышцы на его лице задрожали от с трудом сдерживаемой ненависти:

— Какой еще родной племянник? Что еще за голубь, забравшийся в гнездо сороки, извращенная ошибка природы… ты уже достаточно наговорила!

Когда он резко выдернул Лунчэн из дерева, грудь его бурно и часто вздымалась.

Он больше не смотрел в сторону Мо Жаня и вообще не смотрел на людей. Словно загнанный в ловушку обезумевший зверь, Сюэ Мэн был на грани того, чтобы окончательно сойти с ума и погибнуть.

— Вы все закончили свои речи?! Не слишком ли это все затянулось?! Достаточно ли веселым было это представление, чтобы порадовать ваши мелочные душонки?

— Мэн-эр… — попыталась окликнуть его госпожа Ван.

Сюэ Мэн проигнорировал шепот матери. Когда, сжав в ладони Лунчэн, он поднял покрасневшие глаза и обвел взглядом всех присутствующих в зале, на его лице появилось выражение то ли насмешки над собой, то ли презрения к ним всем:

— Смотреть, как поколение образцовых наставников превращается в маньяков-убийц, как на Пике Сышэн брат идет против брата, как близкие люди становятся врагами… разве это не весело и приятно? — его голос звучал надтреснуто, словно песня разбитого сюня[260.4], а под конец затрепетал, словно подхваченное ветром перышко. — Вы все и правда пришли сюда в поисках справедливости? Вы в самом деле хотите узнать истину? — он сделал паузу, а потом запальчиво крикнул. — Или все-таки для того, чтобы затеять ссору и отомстить за свои мелкие обиды?!

— Молодой государь Сюэ выходит за рамки приличия, — прищурившись, сказал Цзян Си.

Когда Сюэ Мэн резко повернулся к нему, в его глазах его бушевало яростное пламя:

— А что, теперь настала ваша очередь меня воспитывать?

— Мэн-эр!

Сюэ Чжэнъюн вскочил с места, чтобы схватить за плечо Сюэ Мэна, однако, едва коснувшись его, он застыл на месте. Несмотря на то, что Сюэ Мэн так возмущенно и гневно рычал, его тело дрожало и трепетало, словно лист на ветру. Его дух был почти сломлен и разорван в клочья.

— Я не желаю это слушать, — сказал Сюэ Мэн, чеканя каждое слово, и с каждым этим словом захватившая его злость и ненависть становилась только глубже, — все это ложь. Ложь… сборища лжецов!

Сюэ Чжэнъюн хотел удержать его, но Сюэ Мэн уже развернулся и, грубо расталкивая толпу, вышел из Зала Даньсинь.

От начала и до конца он так ни разу и не взглянул на Мо Жаня.

На самом деле, обманывать мог кто угодно, но правда была такова, что в глубине души Сюэ Мэну уже все было ясно. Однако в этом мире есть много вещей, которые легко понять, но мучительно больно принять.

Двадцать с небольшим лет Сюэ Мэн благополучно плыл по течению жизни и, кроме смерти Чу Ваньнина, никогда не испытывал каких-то значительных душевных потрясений и испытаний. Именно потому, что до настоящего времени он жил, не зная бед, в сердце своем этот молодой человек так и не вырос, оставшись все тем же наивным ребенком, и сейчас это сыграло против него. Обладая душевной чистотой и непосредственностью ребенка, он так и не смог избавиться от свойственной детям грубости, безрассудства, невежества, импульсивности и резкости в словах и поступках.

Сюэ Чжэнъюн очень долго стоял в оцепенении, глядя ему вслед, прежде чем медленно сел на свое место.

Его молодость давно уже прошла, он почти разменял пятый десяток и на его висках серебрилось немало седых волос. Он не знал, сможет ли на ногах выдержать этот удар, и ему оставалось только сесть. По крайней мере, так ему было немного легче собраться с силами и успокоиться.

Лицо Му Яньли, в котором не было ни капли душевной теплоты, казалось, покрылось тонким слоем льда. Эта женщина говорила лишь по существу дела, и каждое ее слово опиралось на непреложные факты:

— Мо Вэйюй, вы сами расскажете обо всех деталях этого дела или мне все же позвать свидетелей?

Мо Жань был очень спокоен. Спокоен, как смертник в ожидании казни.

— Ни к чему беспокоить кого-то, — ответил он. — Если на этом свете остались в живых свидетели той истории, я не хотел бы их видеть, — он медленно поднял голову, и проникший в зал тусклый солнечный свет осветил его безжизненно-бледное лицо. — Я сам все расскажу.

Му Яньли подняла руку, и тотчас же люди из Цитадели Тяньинь принесли для нее кресло. Удобно расположившись в нем и подперев рукой щеку, она всем видом показала, что готова выслушать еще одну длинную историю:

— Прошу, начинайте.

Мо Жань прикрыл глаза и, помолчав немного, начал рассказ:

— Эта история началась с одного предприимчивого дельца.

— Какого дельца?

— …Вам всем должно быть известно, что в мире совершенствования есть такое занятие, как «торговец информацией[260.5]» или «сыскарь».

Хозяин Горной усадьбы Таобао Ма Юнь, который знал об этом виде торговли лучше большинства присутствующих, поднял руку и сказал:

— Верно, нашему ордену хорошо известны такого рода дельцы. Они по одному расхаживают по улицам, расспрашивая торговый люд о разных новостях и старых сплетнях, а потом используют эту информацию, чтобы получить с нее какую-то выгоду.

— Именно, — подтвердил Мо Жань, — поэтому, когда дядя занимался поисками ребенка его погибшего старшего брата, он также обратился за информацией к одному из таких дельцов.

Сюэ Чжэнъюн: — …

Конечно, Сюэ Чжэнъюн помнил об этом. Зацепку, где искать Мо Жаня, дал ему именно торговец информацией, который сообщил, что после пожара в Тереме Цзуйюй все-таки уцелел один ребенок. Он до сих пор отчетливо помнил взволнованное лицо того дельца, который, непрестанно вздыхая, рассказал ему, что не иначе как милостью небес сынок его старшего брата смог спастись в том страшном пожаре. Это просто благословение свыше, ведь всем известно, что человеку, пережившему большое бедствие, суждено счастливое будущее.

— В том году этот господин сыскарь получил одно поисковое задание и спустя некоторое время узнал, что разыскиваемое им лицо может находиться в Тереме Цзуйюй. Женщина, которую он искал, носила фамилию Мо.

Кто-то из толпы с любопытством спросил:

— И кто же это?

— У старшего брата главы Сюэ была возлюбленная, известная под именем Мо Нянцзы[260.6]. Она была дочерью наложницы из одной богатой семьи.

Кто-то в изумлении откликнулся:

— Мо Нянцзы? Это разве не так звали хозяйку Терема Цзуйюй?

— Однако, по тому, что я слышал о ее действиях и поступках, кажется, она была весьма скверной женщиной.

Мо Жань все так же бесстрастно продолжил:

— Она тоже не родилась плохим человеком. Я слышал от моей мамы, что Мо Нянцзы испытала в жизни примерно то же, что и она, поэтому также достойна жалости. В юности у нее был возлюбленный — бедный и необразованный странствующий заклинатель. Он сказал ей, что хочет отправиться в Нижнее Царство и основать там собственную прославленную духовную школу. Чтобы помочь в реализации его честолюбивых устремлений Мо Нянцзы отдала ему все свои деньги и украшения.

— Это был мой старший брат… — пробормотал Сюэ Чжэнъюн.

Мо Жань продолжил:

— Перед разлукой этот странствующий заклинатель поклялся Мо Нянцзы, что как только ему удастся реализовать свои великие планы, он вернется в сиянии славы и, соблюдая все традиции, женится на ней. Тогда он подарил Мо Нянцзы стих: «В тумане водная гладь и берег реки. Две расписные джонки связаны вместе канатом. Фея с пипой неспешно перебирает струны. Ваш муженек прощается с вами без слов». В дальнейшем занимающийся ее поиском делец использовал эти строки как доказательство того, что он нашел правильного человека.