Чужеродный этому месту, словно белоснежный ледяной айсберг, возвышавшийся посреди бурлящих вешних вод, Чу Ваньнин замер в центре комнаты, предназначенной лишь для удовлетворения плотских желаний и животной похоти.

— Хм… Учитель пришел?

— …

— Может, сядешь и выпьешь чарку вина? «Белые Цветы Груши» — хорошее вино. Наверняка никогда такого не пробовал.

— Ты пьян, — ответил Чу Ваньнин.

Наблюдая, как мужчина в белых одеждах подходит к кровати, Мо Жань расплылся в самодовольной улыбке. Он действительно был очень пьян и, внезапно вытянув руку, нагло ухватил Чу Ваньнина за пояс, чтобы подтащить поближе.

— Очень даже неплохо быть пьяным. Если ты пьян, то не боишься ни неба, ни земли. Ну же, давай, эта бесконечно длинная ночь — лучшее время, чтобы развлечься.

Чу Ваньнин не проронил ни слова, лишь выдернул собственными руками с чуть вздувшимися голубыми венами погруженного в дурман юного Мо Жаня из этого кричаще алого гнезда разврата. Он действовал, как строгий и высоконравственный образцовый наставник, человек чести с безупречным поведением и манерами, и только лишь по дрожащим кончикам пальцев можно было догадаться о буре, бушевавшей сейчас в его душе.

Закрыв глаза, он прошептал:

— Мо Жань.

Так и не пришедший в себя пьяный юноша откликнулся «а», после чего небрежно и насмешливо[252.6] рассмеялся.

— Я опоздал, — хрипло сказал Чу Ваньнин.

Коснувшись лба, он чуть-чуть пошевелил кончиком пальца, и в тот же миг его пронзила острая боль… Именно из этой разрывающей плоть боли возникло непревзойденное божественное оружие — созданный из священного дерева Шэньму искрящийся семиструнный гуцинь, в узкой части разрастающийся цветущими ветвями яблони.

Стиснув зубы, Чу Ваньнин перенаправил могучие духовные силы божественного оружия в свое тело. По сравнению с силой Наступающего на бессмертных Императора эта духовная энергия была просто ничем, но ее было достаточно для того, чтобы Чу Ваньнин мог воспользоваться некоторыми заклинаниями.

Он плотно прижался лбом ко лбу Мо Жаня, закрыл глаза и тут же ощутил… в теле Мо Жаня действительно чувствовалось присутствие Цветка Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия. Перед его мысленным взором возник черный махровый цветок, который уже пророс в сердце и пустил корни в кровеносные сосуды.

Именно это и был Цветок Вечного Сожаления. Именно он был источником всех зол.

Чу Ваньнин глубоко вздохнул и беззвучно произнес про себя тайное заклинание, вычитанное им в древних книгах, а затем, четко выговаривая слова, вложив в них почти все оставшиеся силы, крикнул:

— Разрыв души!

Когда Чу Ваньнин резко распахнул глаза, из глубины его зрачков пролился холодный свет.

Цветок Вечного Сожаления можно было сковать лишь силой души. Как говорилось в книге, для этого нужно было отрезать половину одной из трех собственных душ и через соприкосновение лбов передать ее Мо Жаню.

Неожиданно поднялся ветер, и они оказались в центре вихря. Когда Цзюгэ запел голосом феникса, невероятно мощная божественная сила расцвела огненным цветком.

Мо Жань… Мо Жань…

В прошлом твой наставник не смог защитить тебя.

Теперь я здесь, чтобы спасти тебя.

Я помогу тебе пройти[252.7] через это.

Разорванная душа стала тонкой белой нитью, что непрерывно струилась, покидая его тело.

Мо Жань потерял сознание, а страдавший от мучительной боли Чу Ваньнин не мог себе этого позволить. Лоб ко лбу, ни на секунду не разрывая контакт.

Я помогу тебе пройти[252.7] через это…

Нить света истончилась и исчезла, после чего два человека, наконец, разделились. Когда обессиленный Чу Ваньнин отпустил Мо Жаня, тот тут же рухнул обратно на смятую постель.

Цзюгэ исчез, вновь став частью плоти и крови Чу Ваньнина. После того, как он утратил половину земной души, ему было трудно поддерживать стабильность божественного оружия.

Чу Ваньнин опустился на край кровати и прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Его лицо было ужасающе бледным и даже губы совсем потеряли цвет, однако с сердца словно упал тяжелый камень.

Наконец-то, ему удалось сделать первый шаг на пути к изменению судьбы.

Используя силу своей земной души, он смог не дать Цветку Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия укорениться еще глубже и помешал Мо Жаню в будущем утратить свою подлинную душу и сознание.

В конце концов, он все-таки сумел защитить его. Пришло время вернуться в свое пространство и время.

Чу Ваньнин не мог долго оставаться здесь. В первую очередь ему необходимо было остановить поглощение Мо Жаня Цветком Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия. Теперь, когда ему удалось справиться с этой задачей, нужно было приниматься за второе дело.

Он не знал, на что способен этот закулисный злодей и как далеко он может зайти. Хотя этот человек все еще не мог разорвать пространство и время, в его положении осторожность лишней не будет.

…Чу Ваньнин хотел быть уверенным, что если бедствие вновь постигнет этот мир, его «я» сможет восстановить свои воспоминания о прошлой жизни и своевременно дать отпор злу. Найти «себя» этого времени было вторым делом, которое он должен был завершить до возвращения.

Все защитные чары, охраняющие покой Павильона Алого Лотоса на него не действовали, поэтому он быстро и легко проник внутрь. Стоя у приоткрытого окна, он смотрел на «того самого» человека в белых одеждах, который уже крепко уснул, лежа ничком на рабочем столе.

Недоделанный Ночной Страж был лишь наполовину покрыт лаком.

…Как хорошо было бы, если в этом мире единственной проблемой людей были проделки мелкой нечисти и призраков.

Вторую часть разорванной земной души Чу Ваньнин переправил в тело Чу Ваньнина этого мира.

Так как это была их общая душа, спящий не почувствовал ни малейшего дискомфорта. Он смотрел, как сияющая белая нить подплыла к его собственному воплощению и слилась с ним, окутав его тело мягким светом. Постепенно сияние угасло. Легкий ветерок подхватил прижатые рукой спящего Чу Ваньнина листы с чертежами и сбросил их на пол.

— Если снова случится большое бедствие, Мо Жань не должен стать твоим врагом, — стоя у окна, тихо сказал он, обращаясь к спящему человеку внутри. — Теперь мое духовное ядро раздроблено, а душа разделена. Я смог сделать только этот шаг и уже не в силах изменить то, что случилось в моем мире, но ты все еще можешь.

Человек в комнате не проснулся.

— Самую слабую из трех моих разумных душ я разделил на части и одну из них отдал тебе, а другую — Мо Жаню. Если ваши с ним жизни сложатся благополучно, эти две части души не окажут на вас большого влияния. Однако, если Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия продолжит стремиться к вторжению или этот мир будет ввергнут в хаос, благодаря моему вмешательству эти две части души смогут вновь соединиться.

Если его расчет был верным, то в момент объединения двух частей души Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия будет уничтожен и выдернут из сердца Мо Жаня, а сам он восстановит воспоминания предыдущей жизни.

— В будущем не вини меня за то, что я разделил с тобой эту ношу. Если это возможно, я надеюсь, что тебе не придется вспоминать мое прошлое и вновь проходить через все это, но…

Так и не договорив, он лишь тихо вздохнул, после чего ушел, чтобы закончить еще одно дело.

Снятие последнего барьера — это было третьим делом, что он обязательно должен был закончить до своего возвращения... И он отправился разыскивать Хуайцзуя, чтобы передать ему заранее приготовленную курильницу.

К этой курильнице он применил заклинание объединения душ. Такого рода секретная техника поглощала самые сокровенные воспоминания из его подсознания, чтобы побудить две части его разорванной души снова слиться воедино.

Чу Ваньнин сам не знал, какие из скрытых в его подсознании воспоминаний можно считать самыми сокровенными, но чувствовал, что их может быть даже слишком много. Пожалуй, это могла быть память о том дне, когда, разорвав отношения учителя и ученика, он и Мо Жань вступили в бой друг против друга, или о том, как, потерпев сокрушительное поражение, по воле Мо Жаня он капля за каплей истекал кровью, а может, это были воспоминания о боли и унижении, что он испытал, когда впервые лег под Мо Жаня. Их было слишком много. Иногда человеку сложно отбросить эмоции и трезво оценить себя.

Он очень настойчиво попросил Хуайцзуя сохранить курильницу, запечатав ее в пещере на горе Лунсюэ, а также поручил ему в том случае, если он заметит, что в мире происходит что-то странное, добиться того, чтобы в это место одновременно пришли он сам и Мо Жань.

После того, как все было сделано, пришло время вернуться самому Чу Ваньнину. Время и пространство имели способность к самовосстановлению, поэтому разрыв начал постепенно затягиваться.

Ему и правда очень хотелось остаться в этом совершенно чистом, спокойном и безмятежном мире, где еще ничего не произошло. Но Чу Ваньнин понимал, что ему здесь не место, поэтому он не может из-за собственного эгоистичного желания вновь почувствовать тепло и доброту, отступить от принципов и нарушить главное правило первой запретной техники.

И он ушел.

Ушел, ни разу не оглянувшись назад, оставив далеко позади сладкие грезы о свободе среди рек и гор этого мира.

— Образцовый наставник Чу.

Вернувшись в свой мир, Чу Ваньнин вышел из разрыва и, быстро скрыв следы духовной силы, пошел назад. Стоило ему выйти на дорожку из серо-голубого известняка, как он увидел слугу из свиты императора, спешившего к нему с сообщением. Это был старый слуга Лю, которого Мо Жань приставил к своей наложнице Чу в качестве доверенного слуги и помощника.

— Образцовый наставник, где вы были? Его Величество велел вас найти.

— Где он? — спросил Чу Ваньнин.

— В Павильоне Алого Лотоса.

Когда он нашел Мо Жаня, тот, закрыв глаза, сидел под решеткой, увитой цветущей глицинией. Только почувствовав, что дверь открылась, он медленно поднял голову и взмахнул рукой, подзывая его к себе: