— …Ребенок.

— Что?

Мо Жань резко обернулся и спросил:

— Учитель, как думаешь, сейчас он похож на ребенка? — он опять покосился на Наньгун Лю и увидел, что тот собирается высморкаться в рукав. — …Точнее малыша лет пяти или шести.

Стоило ему это предположить, и Чу Ваньнин, снова взглянув на Наньгун Лю, не мог не признать, что, скорее всего, он был прав.

Хотя внешне Наньгун Лю выглядел как сорокалетний мужчина, в каждом его движении сквозила детская наивность и непосредственность.

— Неужели Сюй Шуанлинь сделал с ним нечто такое, отчего в итоге его душа сохранила память лишь о первых пяти-шести годах жизни? — пробормотал Чу Ваньнин.

— Подожди, Учитель, я схожу и сам проверю, — отозвался Мо Жань.

— Как ты собираешься это проверить?

Так и не ответив, Мо Жань на глазах у всех подошел к Наньгун Лю и, подобрав упавший мандарин, вручил ему, на пробу предложив:

— Не реви, вот, съешь мандарин.

— Я не буду, я уже поел, это подношение для Его Величества.

Мо Жань положил мандарин в корзину и спросил:

— Его Величество? Кто это?

— Что толку? — хмыкнул Цзян Си. — Я уже много раз его об этом спрашивал.

Конечно же, Наньгун Лю ответил:

— Его Величество… Его Величество — это Его Величество, кто еще это может быть?

Мо Жань нисколько не смутившись, тут же попробовал зайти с другой стороны:

— Ладно, Его Величество — это Его Величество. Ты такой преданный и понятливый, уверен, он будет очень рад узнать об этом. Да, вот еще что, я тут все спрашиваю тебя о Его Величестве и даже не поинтересовался: братишка, а как тебя зовут?

Стоявший неподалеку Хуан Сяоюэ не выдержал и, холодно усмехнувшись, уже собрался что-то сказать, но Цзян Си остановил его, молча покачав головой. Он тоже смутно чувствовал, что тут что-то не сходится.

Вцепившись в корзину с мандаринами, Наньгун Лю испуганно уставился на Мо Жаня и все же немного погодя нерешительно пробормотал:

— Меня зовут Наньгун Лю.

Мо Жань широко улыбнулся и, погладив того по голове, спокойно сказал:

— Будем знакомы, меня зовут Мо Жань. Мне двадцать два года, а тебе сколько?

— Мне... мне пять лет…

— !..

На несколько мгновений в зале повисла мертвая тишина.

Хотя Наньгун Лю ответил очень тихо, в этот момент все взгляды были устремлены именно на него, поэтому его робкое «мне пять лет» в примолкшем зале прозвучало подобно раскату грома среди ясного неба.

Практически все были потрясены.

Если бы ситуация не была накалена до предела, пожалуй, многие из присутствующих хохотали бы до слез... пять лет? Пять лет?

Три года назад они бы скорее поверили в свиней, научившихся лазать по деревьям, чем в то, что глава величайшей духовной школы мира совершенствования будет вот так, съежившись у корзины с мандаринами, бормотать «мне пять лет».

Когда Наньгун Лю четко и ясно произнес именно эту фразу, все, кто слышал ее, застыли на месте и принялись переглядываться, не понимая, что здесь вообще происходит.

Цзян Си выступил вперед и строгим голосом потребовал:

— Что ты делаешь каждый день в этом месте[222.5]?

Наньгун Лю тут же спрятался за спину Мо Жаня и, потянув его за рукав, сказал:

— Старший брат, я не хочу с ним говорить, этот дядя очень злой…

Цзян Си: — …

Наньгун Лю был даже старше его, так что ему и в страшном сне не могло пригрезиться, что однажды тот назовет его «дядей».

Мо Жань тоже был в замешательстве. Если в теле этого человека на самом деле душа пятилетнего ребенка, это можно использовать, но, с другой стороны, тот, кто сейчас крепко вцепился в его рукав, был взрослым мужчиной с морщинами под глазами. Мо Жань постарался растянуть уголки рта в доброжелательной улыбке и, прочистив горло, принялся его утешать:

— Ладно-ладно, не обращай на него внимания. Давай я тебя спрошу: в этом месте чем ты занят весь день?

Цзян Си широко распахнул глаза. Сейчас он был даже немного восхищен выдержкой Мо Жаня. Как этот юнец может быть таким терпеливым?

— Каждый день я собираю мандарины, мою их дочиста, а потом, взвалив корзину на плечи, несу их Его Величеству и жду, пока он выйдет их поесть, — ответил Наньгун Лю. — Его Величество очень любит мандарины, за день может целую корзину съесть. Раньше у подножья горы росли деревья, которые только цвели, но не плодоносили. Его Величество объяснил, что это бессмысленно, и заменил их все на мандариновые деревья. Я тоже думаю, что мандарины лучше, и плоды с них очень сладкие.

Он все болтал и болтал, но вдруг его взгляд потемнел:

— К сожалению, в эти дни Его Величество мучает телесный недуг. Из всей собранной мной корзины он смог съесть только половину…

Цзян Си тут же ухватил суть:

— Его Величеству в последнее время нездоровится?

Однако Наньгун Лю оказался весьма злопамятным ребенком. Скривив губы и надув щеки, он ответил:

— Противный дядька, я не с тобой разговариваю.

Цзян Си попытался сдержаться, но не смог. Быстро отвернувшись, он поспешно прикрыл платком нос и рот.

Хуан Сяоюэ обеспокоенно спросил:

— Глава Цзян, что с вами?

— Не разговаривай со мной, — Цзян Си нахмурился, не в силах скрыть своего отвращения. Он просто больше не мог смотреть на обиженно поджавшего губы великовозрастного ребенка Наньгун Лю. — Бля, меня сейчас стошнит.

— Что не так с телом Его Величества? — продолжил расспрашивать того Мо Жань.

— Просто… просто он постоянно кашляет и отхаркивает только кровь. А еще он очень похудел. Такой худой, а кушать не хочет. И у него на теле очень много гнилых мест… — на этих словах из глаз Наньгун Лю потекли слезы, а потом и вовсе, словно плотину прорвало, и он зарыдал в голос. — Я так беспокоюсь за него! Что мне делать, если он умрет? Больше никто не будет играть со мной, говорить со мной, кормить меня мандаринами.

— Он… он и тебя кормит мандаринами?

Судя по тому, что они видели во время трагических событий в Духовной школе Жуфэн, между двумя братьями Наньгун Лю и Сюй Шуанлинем была прямо-таки лютая ненависть. После такого уже чудо, что Сюй Шуанлинь не продолжает пичкать своего старшего брата плодами линчи, но с чего ему вдруг кормить его мандаринами?

Сложно себе такое представить.

Цзян Си в задумчивости повторил:

— На теле очень много гнилых мест…

— Разве это не похоже на последствия использования техники Вэйци Чжэньлун? — предположил Сюэ Чжэнъюн.

Конечно, Мо Жаню было хорошо известно, что при использовании третьей запретной техники Вэйци Чжэньлун, если у игрока не хватало духовных сил, а он был вынужден манипулировать множеством камней слишком часто, его тело начинало медленно гнить.

В прошлой жизни, когда он сам только начинал практиковать эту технику, его тело тоже незначительно пострадало. Началось все с пальца на ноге, но в то время Мо Жань побоялся, что его раскроет Чу Ваньнин, поэтому больше не смел поступать столь опрометчиво. Только после изобретения Формирования Единого Сердца он продолжил совершенствоваться в темной магии. Впоследствии, когда он уже стал Наступающим на бессмертных Императором и его духовный потенциал достиг апогея, ему с легкостью удавалось управлять многотысячной армией без создания Формирования Единого Сердца, но тот омертвевший мизинец на ноге восстановить так и не удалось.

Мо Жань не мог отделаться от странного чувства.

Очевидно, что трупы снаружи были под управлением Формирования Единого Сердца, те же, что находились внутри, совершенно точно контролировались только духовными силами самого Сюй Шуанлиня.

Если Сюй Шуанлинь был не в состоянии поддерживать контроль над таким большим количеством камней Чжэньлун, зачем он вообще взялся за дело, от которого было больше вреда, чем пользы?

Устав от бесполезных размышлений, Цзян Си решил, что хватит стоять на месте и скомандовал:

— Двигаемся дальше.

Ворота, ведущие к Озеру Духа Дракона также открывались при помощи запирающего механизма, который, впрочем, оказался цел и невредим. Так что после активации инкрустированные семизвездным массивом[222.6] створки внутренних ворот с приглушенным грохотом вошли в стены, открыв взору всех присутствующих нутро Тяньгун — храма предков Духовной школы Жуфэн.

Это было замкнутое помещение в виде шестиугольной призмы с влажными холодными стенами и нависающим над головами огромным барельефом в виде дракона с искусно вырезанными из камня напряженными мышцами и гневно распахнутыми глазами. В пасти этого гигантского дракона был зажат масляный светильник, в котором, удивительное дело, все еще горело масло, освещая зал странным бледно-голубым светом.

В самом центре зала находился бурлящий и пенящийся кроваво-алый водоем, от которого поднимался жар.

— Это и есть Озеро Духа Дракона, — сказал Наньгун Сы, — Когда-то именно здесь был запечатан великий дух злого водяного дракона.

Когда кто-то захотел подойти поближе, чтобы рассмотреть необычный водоем, Наньгун Сы тут же окликнул его:

— Не надо на него смотреть. В этом озере заключена очень вредоносная духовная энергия. Если долго его разглядывать, можно потерять ясность разума. Лучше держитесь подальше.

Наньгун Сы повел всех за собой по краю кровавого озера на другую сторону зала, где они вошли в вырезанный в камне узкий проход. Несмотря на то, что вокруг царила темнота, и не было никаких видимых ориентиров, Мо Жань чувствовал, что они поднимаются вверх.

Они шли довольно долго, прежде чем Наньгун Сы остановился перед узкой створчатой дверью, щедро украшенной жемчугом и драгоценными камнями.

— После открытия этой двери нужно будет пройти еще немного, и мы достигнем выхода, — сказал Наньгун Сы, — там будет последнее важное место храма Тяньгун, которое называется Платформой Призыва Души. Сюй Шуанлинь должен быть там.

— В храме Тяньгун, что, кроме зала на входе, Озера Духа Дракона и Платформы Призыва Души других мест нет? — неожиданно спросил Хуан Сяоюэ.

— Верно.

— Неужто никаких потайных комнат? — от нетерпения он чуть не сказал «потайных сокровищниц» но, к счастью, вовремя опомнился. — Я о том, что Сюй Шуанлинь ведь мог спрятаться в каком-то тайном месте.