— …Учитель, тогда попробуете сами?
— Да.
Мо Жань снова улыбнулся ему и, взяв свой серп, занялся жатвой, впрочем, не отходя далеко. Сделав пару срезов, он, вспомнив о чем-то, снова обернулся к Чу Ваньнину:
— Учитель.
— Что еще? — мрачно спросил Чу Ваньнин.
Мо Жань указал пальцем на его обувь:
— Снимайте сапоги!
— Не сниму.
— Если не снимете, можете снова упасть, — попытался его убедить Мо Жань. — Подошвы вашей обуви скользят, и в следующий раз, когда вы будете падать, я могу не успеть подхватить вас.
— …
Чу Ваньнина это предложение вогнало в еще большее уныние, но, поразмыслив, он в итоге подошел к краю межи, снял обувь и носки и, бросив их около копны скошенного риса, босым вернулся обратно в залитое грязной водой поле, чтобы с головой погрузиться в работу по уборке риса.
К полудню Чу Ваньнин уже освоил навыки работы с серпом, и его движения стали более плавными и уверенными, а из скошенного совместно с Мо Жанем риса получился большой золотистый стог.
На одном дыхании выкосив большой кусок поля, Чу Ваньнин немного устал. Он выпрямился, глубоко вдохнул полной грудью и краем рукава вытер пот с лица. Слабый ветерок гнал золотые волны по колосящимся полям риса, неся с собой приятную осеннюю свежесть. Внезапно он чихнул. Мо Жань тут же обернулся и очень обеспокоенно посмотрел на него:
— Вам не холодно?
— Нет, — Чу Ваньнин покачал головой, — просто зола[136.8] в нос попала.
Мо Жань широко улыбнулся и хотел было что-то сказать, как вдруг из-под росших вдалеке тутовых деревьев до них донесся голос юной деревенской девушки по имени Лан Лан[136.9]:
— Обед готов!.. Стол накрыт!.. Идите обедать!
— Это ведь та девушка, которая пела? — спросил Чу Ваньнин, не оглядываясь.
Мо Жань повернулся, заслонил рукой глаза от солнца, пристально посмотрел вдаль и тут же подтвердил:
— Действительно она. Учитель понял это по голосу?
— Да, такой пронзительный и надрывный крик, на каждом звуке три излома[136.10], – сказал Чу Ваньнин, перенося последнюю корзину с рисовой соломой к стогу. Ему было неохота надевать сапоги, тем более что грязь тут была везде, поэтому он, так и не обувшись, пошел к тутовым деревьям. Мо Жань с улыбкой покачал головой и, подняв брошенную им обувь, побежал следом.
Крестьянская еда варилась в больших котлах. Несколько крестьянских женщин принесли три больших казана с готовыми блюдами и открыли их. В одном был пышущий жаром отварной рис, в другом тушеная с мясом капуста, а в третьем овощной суп с тофу.
На самом деле, уровень жизни людей в Нижнем Царстве оставлял желать лучшего, и мясо для простых людей было настоящей роскошью, но в деревню прибыли бессмертные господа с Пика Сышэн, и староста деревни решил, что негоже кормить таких гостей одними овощами, поэтому в тушеную капусту добавили не только свиную поджарку, но и довольно много вяленого бекона.
Как только была открыта крышка, от аромата жареного мяса у многих деревенских молодцов слюнки потекли.
— Эту еду не назовешь хорошей, но, надеюсь, бессмертные господа не побрезгуют, — обратилась к ним жена старосты. Это была дородная женщина лет пятидесяти с округлыми формами, зычным голосом и широкой улыбкой. — Мясо сами мариновали, овощи с наших полей. Не откажите в милости.
Мо Жань поспешно отмахнулся от ее увещеваний:
— Не откажемся и не побрезгуем, — сказал он и, наполнив две чаши рисом, одну передал Учителю, а другую оставил себе.
Заглянув в казан с мясом и капустой, Чу Ваньнин занервничал, заметив в еде значительную примесь красного перца. Однако пожилая женщина, как назло, начала с еще большим энтузиазмом расхваливать именно это блюдо и щедро налила в его чашу половник горячего соуса с большими кусками вкусно пахнущего пряного мяса.
— …
Для жителей провинции Сычуань подобная острая пища, конечно же, была убийственно хороша, но Чу Ваньнин не без оснований опасался, что, съев содержимое этой чаши, он запросто может расстаться с жизнью.
Но оказавшись лицом к лицу с пышущей энтузиазмом крестьянкой, он застыл в нерешительности. Вдруг перед ним появилась рука с чашей, в которой рис был полит овощным супом с тофу. Хотя эта пища была слишком постной и скудной, Чу Ваньнину она сразу пришлась по вкусу.
— Обменяйтесь со мной! — предложил Мо Жань.
— Все нормально, ешь сам, — Чу Ваньнин поспешил отказаться от этого щедрого предложения.
Наблюдавшая за ними женщина сначала была немного ошеломлена, но потом, когда до нее, наконец, дошло, в чем дело, хлопнув себя по голове, запричитала:
— Ай-яй-яй, неужели бессмертный господин не может есть острую пищу?!
Чу Ваньнин заметил, что женщине стало неловко, и поспешил успокоить ее:
— Нет, я могу попробовать немного, — с этими словами он взял немного риса, щедро политого острым бульоном, и положил в рот...
Какое-то время Чу Ваньнин молчал, а затем на глазах у деревенских жителей его невозмутимое лицо начало стремительно краснеть, потом задрожали губы, и, в конце концов...
— Кхэ-кхэ-кхэ-кхэ!
Его накрыл жесточайший приступ кашля.
Кто сказал, что в этом мире есть только три невыносимые вещи: любовь, нищета и чихание?!
Очевидно же, что в этом списке должен был быть еще и перец чили!
В конечном итоге, Чу Ваньнин сильно переоценил себя и слишком недооценил чаоцяньский острый перец[136.11]. Задыхаясь от кашля, он побагровел до корней волос и лишился голоса. Окружавшие его деревенские жители были потрясены до глубины души. Маленький ребенок, спрятавшись за спинами взрослых, захихикал и тут же получил подзатыльник.
Мо Жань поспешно отложил чашу и палочки, чтобы налить ему чашку постного супа. Чу Ваньнин выпил суп и сразу же почувствовал себя лучше, однако палящее ощущение на кончике языка продолжало изводить его. Он поднял полыхающее лицо, и, взглянув на Мо Жаня покрасневшими в уголках и сильно слезящимися глазами, хрипло простонал:
— Еще!
Еще!..
Конечно, Чу Ваньнин просил у него еще одну чашку супа, но Мо Жань уже попал в плен раскрасневшегося лица и этих затуманенных глаз, напоминающих о первых цветах яблони в каплях росы. Все его тело тут же вспыхнуло лихорадочным жаром, на смену которому, против его воли, пришло неудержимое страстное желание.
На мгновение Мо Жаню показалось, что он снова видит того человека из прошлой жизни, который покорно лежал под ним и под воздействием щедро влитых в него любовных зелий плавился от вожделения. Дрожащее тело, рваное дыхание, расфокусированный взгляд широко распахнутых влажных глаз, с обескровленных влажных губ срываются хриплые стоны и слова:
— Прошу… еще…
Автору есть, что сказать:
маленький спектакль
«Перечислите вещи, которые большинство людей на дух не переносят».
Чу Ваньнин: — Острая[136.12] пища.
Мо Жань: — Смотреть, как Чу Ваньнин ест острую пищу.
Ши Мэй: — Люди, играющие мышцами по поводу и без.
МэнМэн: — Принуждение к мужеложеству[136.13].
Мэй Хансюэ: — Закрытие публичного дома.
Е Ванси: — Жениться на Сун Цютун.
Наньгун Сы: — Смерть выращенной тобой собаки.
Мясной пирожок: — Работать сверхурочно.