— Он всем сердцем стремится занять первое место на предстоящей встрече на горе Линшань. Естественно, ему нужно усердно тренироваться, ведь от этого зависит сможет ли наш Учитель сохранить лицо.

Сюэ Чжэнъюн нерешительно посмотрел на Мо Жаня и сказал:

— Встреча на горе Линшань — главное соревнование среди совершенствующихся, придерживающихся праведного пути. Жань-эр, путешествуя по миру, ты наберешься опыта и станешь сильнее, но, боюсь, на этом состязании не будут рады твоим смешанным техникам[120.8]. Было бы жаль упустить такой шанс.

Три религии: конфуцианство, буддизм и даосизм; девять философских школ: конфуцианцы, даосы, инь-янь, легалисты, логики, мохисты, политические стратеги, эклектики и земледельцы.

— Но для этого ведь есть мой двоюродный брат, — сказал Мо Жань.

— Разве ты не хочешь занять позицию лидера?

На этот раз Мо Жань улыбнулся от души.

Позиция лидера рейтинга? В его прошлой жизни в ходе встречи на горе Линшань он допустил ошибку. Не разобравшись в сути дела, его бросили в тюрьму, за что в дальнейшем он затаил обиду в своем сердце. Но вспоминая ту историю сейчас, пристало ли ему обращать внимание на такие пустяки? Он тот, кто умер и возродился, тот, кто всегда плыл против течения и прошел весь путь от нежелания смириться к отчаянному желанию, от этого желания к негодованию, от негодования к облегчению, от облегчения к чувству вины и стыду.

То, к чему теперь стремился Мо Жань, не вино и красота, не мирская слава и всеобщее поклонение, не жажда мести и возбуждение от убийства врага...

Когда-то он все это получил и быстро пресытился. Ему совершенно точно не хотелось возвращаться к тому прошлому, когда, стоя на вершине мира, он чувствовал только холод и одиночество.

Он был Наступающим на бессмертных Императором. Когда-то он стоял на вершине горы Тай, повелевал ветром и дождем[120.9] и вкусил все удовольствия этого мира. Разве могли удовлетворить его аплодисменты и восхищенные крики толпы на горе Линшань?

Что касается лидирующей позиции в рейтинге...

Пусть за нее борются те, кому это нужно.

— Я все еще не решил, чем хочу заниматься, — со смехом сказал Мо Жань. — В конце концов, Сюэ Мэн — ваш сын, молодой господин нашего ордена, и ему по праву рождения пристало вести такой образ жизни, я же бродяга и хулиган, у меня свой путь.

Мадам Ван не удержалась и из жалости попыталась переубедить его:

— Глупое дитя, что ты такое говоришь? Ты и Мэн-эр одинаковы. Какая разница между вами двумя?

Мо Жань рассмеялся, но в его голосе звучала скрытая горечь.

Родиться в достатке или в нищете — это не одно и то же. Даже если ему посчастливилось подняться до позиции молодого господина Пика Сышэн, первые десять лет своей жизни он провел бестолково и бесцельно, так как можно говорить, что они с Сюэ Мэном одинаковы?

Но, глядя на исполненное нежности и тревоги лицо госпожи Ван, было сложно произнести что-то подобное, поэтому он только кивнул и ответил:

— Тетя права, я не должен был так говорить.

Госпожа Ван грустно улыбнулась, с сожалением покачав головой, а затем вручила ему маленький парчовый мешочек цянькунь с вышитыми на нем цветами поллии:

— Ты отправляешься в дальний путь, и нет никого, кто позаботится о тебе. В этом мешочке лекарства, сделанные твоей тетей. Они гораздо лучше, чем те, что продаются в обычных лавках. Бережно храни этот мешочек, не потеряй.

— Спасибо, тетушка, — Мо Жань был по-настоящему тронут подарком.

— У меня ничего нет для тебя, только этот нефритовый кулон, — повинился Ши Мэй. — Носи его, он помогает согревать и питать духовное ядро.

Мо Жань взял кулон и увидел белый камень оттенка нежнейшего тофу, гладкий и источающий приятное тепло. На самом деле это была довольно редкая и драгоценная вещь, поэтому он поспешно вложил кулон обратно в руку Ши Мэя:

— Я не могу принять его, он слишком дорогой. К тому же мое духовное ядро поддерживается огнем, и если я попытаюсь использовать это кулон… боюсь, могу увлечься и впасть в буйство.

Ши Мэй рассмеялся.

— Что за глупости, с чего бы тебе сходить с ума?

— Я все равно не приму его, — настаивал Мо Жань. — У тебя слабое тело и ядро, так что лучше сам используй его.

— Но я специально заказал его для тебя в Палате Сюаньюань.

Когда Мо Жань услышал его слова, на сердце стало не только тепло, но еще и очень больно.

— Украшения, созданные Палатой Сюаньюань, стоят безбожно дорого. Этот нефритовый кулон в самом деле не принесет мне ощутимой пользы, но он идеально подходит тебе. Ши Мэй, спасибо за доброту, но оставь его себе и впредь носи, не снимая, чтобы быстрее развивать свой дух.

Ши Мэй хотел что-то возразить, но Мо Жань уже застегивал цепочку с кулоном на его шее.

— На тебе выглядит очень красиво, — сказал он и похлопал Ши Мэя по плечу. — Эта вещь подходит тебе больше, чем мне. Я человек грубый, боюсь, разбил бы его уже через пару дней.

— А-Жань прав, хотя этот нефритовый кулон может носить каждый, лучше всего он подходит человеку с духовной силой водной направленности. Оставь его себе, — сказала госпожа Ван, и Ши Мэй, конечно же, не посмел возразить ей, а только кивнул, и сказал Мо Жаню:

— Береги себя.

— Не волнуйся, я буду часто писать тебе.

Расставание было неизбежно, и Ши Мэю стало немного грустно, но услышав слова Мо Жаня, он не смог удержаться от смеха:

— Только Учитель может разобрать твой почерк.

Мо Жань сам не знал, что почувствовал, услышав упоминание имени Чу Ваньнина.

Ненависть, что давно стала частью его самого, исчезла без следа, и на ее месте теперь была вина, которая словно заживающие язвы и рубцы болезненно зудела и стягивала кожу.

В таком настроении Мо Жань в одиночестве начал спуск с горы.

— Раз, два, три... — не поднимал головы, он шел и считал шаги в своем уме и сердце. — Сто один, сто два, сто три...

Добравшись до подножия, он невольно повернул голову и посмотрел на вершину Пика Сышэн, скрытую за облаками и туманом. Туда, где казавшиеся бесконечными каменные ступени терялись за линией горизонта.

— Три тысячи семьсот девяносто девять, — пробормотал Мо Жань.

Он прошел весь путь и сосчитал их все.

Столько ступеней вело к горным воротам. В тот день такое количество ступенек Чу Ваньнин тащил его на себе.

Он чувствовал, что теперь до самой смерти не сможет забыть, какими ледяными, израненными и окровавленными были руки Чу Ваньнина.

Часто человек обращается к добру или злу вовсе не потому, что это заложено в него природой. Все люди похожи на поля. Кому-то везет и в плодородную почву падают зерна риса или пшеницы. Со временем они дают достойные всходы и прекрасный урожай, достойный лишь всеобщей похвалы и признания.

Но бывают другие поля, которым не так повезло. Весенний ветер разносит по ним семена мака, что со временем расцветает греховным червонным золотом и разливается под небесами кровавым морем. Люди ненавидят, ругают и боятся этих полей, те же, кто попадает в плен их сладковато-гнилостного зловония, проживают свои жизни как во сне, разлагаясь и умирая с проклятиями на губах.

В конце концов, праведники соберутся, бросят горящие факелы на такое зловонное поле, и столб черного дыма поднимется до небес. Они скажут, что эта земля была изначально греховна, раз породила демона, что пожирает людей, отравляя их разум и кости, и раз у этой проклятой земли нет ни стыда и ни совести, то она заслуживает уничтожения.

Сгорая в очистительном огне, беззвучно крича и трепеща от боли, маки быстро усохнут и горсткой серого пепла осядут на бесплодную землю. А ведь когда-то это поле тоже было плодородным, и оно также тосковало по сладости дождя и теплым объятиям солнца.

Но кто-то бросил первое семя тьмы, а когда оно укоренилось, все вышло из-под контроля, и беды было уже не избежать.

Так эта мягкая и подающая надежды земля была выжжена дотла и превратились в покрытую пеплом бесплодную пустыню.

Брошенную…

И больше никому не нужную.

Кому интересен кусок старой заброшенной земли?

Мо Жань никогда и подумать не мог, что кто-то придет и вернет его к жизни, даст шанс начать все сначала, вспашет и засеет землю на его поле.

Чу Ваньнин...

Он увидит его только через пять лет, а сегодня только первый день из этого срока.

Мо Жань вдруг понял, что уже начал скучать по лицу Чу Ваньнина — строгому и сердитому, исполненному достоинства, ласки и искренности.

Он медленно закрыл глаза.

После того, как он размышлял о своем прошлом, о тех событиях, что ветер времени уже занес снегами забвения, к нему пришло понимание, что Адский разлом был тем самым переломным моментом в двух его жизнях.

В прошлой жизни он искренне любил одного человека.

Когда его любимый пожертвовал собой, в ад попал сам Мо Жань.

В этой жизни он узнал, что был еще один человек, который всегда любил и оберегал его.

Позже этот человек тоже пожертвовал своей жизнью, но ради того, чтобы он смог вернуться в мир людей.