— Да.

Услышав утвердительный ответ, Наньгун Сы несколько приободрился:

— Прошу прощения за ошибку, но вы стояли слишком далеко. Я видел только вашу одежду и решил, что образцовый наставник вышел из затворничества раньше срока.

Мо Жань отвел взгляд от колчана. Он тактично не стал задавать вопросов, а вместо этого спокойно ответил:

— Когда я услышал ваш крик, то тоже подумал, что Учитель уже вышел из уединения, а меня не успели уведомить.

Наньгун Сы рассмеялся. Может из-за того, что он родился в непростой семье, но даже когда этот юноша искренне смеялся, его лицо все еще несло печать высокомерия, и эта его заносчивость отличалась кардинально от надменности Сюэ Мэна. Гордыня Сюэ Мэна базировалась на уверенности в себе и своих силах, а по лицу Наньгун Сы было видно, что у этого человека сложный характер, вспыльчивый темперамент, и считается он только с собственными желаниями.

Однако благодаря прекрасным природным данным, даже эта врожденная надменность не делала его отталкивающим и неприятным на вид, а скорее уж придавала дикость и неукротимость его облику. Про себя Мо Жань подумал, что на самом деле Наньгун Сы похож на необъезженного норовистого коня.

Он глубоко погрузился в свои размышления, когда услышал, как Наньгун Сы сказал:

— Я был очень опечален, когда образцовый наставник Чу пострадал в той битве с Призрачным Царством. И рад, что учитель наставника смог вернуть его в мир живых. Когда он проснется, я обязательно приеду на Пик Сышэн.

— Тогда я буду ждать прибытия молодого господина.

Наньгун Сы небрежно махнул рукой. Тут его взгляд упал на стопку книг в руках Мо Жаня, и он с любопытством спросил:

— Брат Мо, а зачем вам это?

— Учиться.

Наньгун Сы подумал, что эти книги окажутся какими-нибудь трудными для понимания трактатами о природе вещей, но присмотревшись, понял, что это канонические книги, вроде «Вольные странствия[121.8]», «Записки о благопристойности[121.9]» и тому подобного. На миг он удивленно замер, но потом все же не сдержал любопытства:

— Это... Это же базовые трактаты. Я читал их, когда был ребенком. Какая от них польза?

Мо Жань не выказал даже тени смущения и спокойно объяснил:

— Когда я был ребенком, не мог написать даже свое собственное имя.

— Хм... — смущенный Наньгун Сы неловко прочистил горло. — Вы записались на обучение?

— Да. В последние несколько дней я собирал духовные камни для духовной практики в окрестностях горы Тай, и услышал, что Академия Синлинь объявила о новых открытых чтениях. Так как я все равно слоняюсь без дела, решил прийти и послушать.

Наньгун Сы кивнул, а затем, взглянув на темнеющее небо, предложил:

— Думается мне, брат Мо еще не ужинал. Раз уж ученик мастера Чу ступил на земли ордена Жуфэн, естественно, я хочу быть гостеприимным хозяином. Так уж вышло, что мой спутник ждет меня в ближайшем трактире. Как насчет того, чтобы вместе пропустить по чарке?

Поразмыслив, Мо Жань решил, что нет ничего зазорного, если он примет это приглашение, и вежливо сказал:

— Было бы невежливо отказаться[121.10].

— «Башня Уюй[121.11]» — самый известный трактир в Линьи, никто не делает девять оборотов гузенки[121.12] лучше, чем они. Вы слышали о нем? — спросил Наньгун Сы, идя с ним в ногу.

— Как я мог о нем не слышать? — с улыбкой сказал Мо Жань. — Одно из лучших заведений в Верхнем Царстве! Молодой господин Наньгун Сы, а у вас есть вкус.

— Это не у меня.

— О, вот как?

— Его выбрал мой спутник.

Как человек, проживший не одну жизнь, Мо Жань знал о сложных отношениях в ордене Жуфэн, и хотя он и не произнес это вслух, но про себя с удивлением подумал: «Е Ванси тоже здесь?»

Тем не менее он последовал за Наньгун Сы в трактир, но стоило ему поднять жемчужный занавес на входе и увидеть человека внутри, как он забыл, как дышать...

Одетая в простое белое платье Сун Цютун сидела у окна, любуясь на пышное цветение персика. Услышав шум, она повернула голову, и инкрустированные нефритом золотые подвески на ее висках зазвенели, отбрасывая мерцающие блики на белую как молоко кожу и неописуемо прекрасные алые губы.

Мо Жань, который было занес ногу, чтобы войти, неосознанно отшатнулся.

В голове была одна мысль: может еще не поздно сказать Наньгун Сы, что ему не нравится шаньдунская кухня в целом и особенно девять оборотов гузенки?