Мо Жань был готов отдать остаток своей жизни на совершение добрых дел, лишь бы погасить этот неоплатный долг. Но хватит ли всех принятых им дождей, чтобы смыть злодеяния, что стали частью его костей, и вымыть грязь из его крови?

Он страстно желал, чтобы этот очистительный дождь лил все пять лет, пока он ждет пробуждения Чу Ваньнина, чтобы предстать перед своим учителем хотя бы чуточку более чистым.

В будущем он не хотел быть таким же грязным, как сейчас. Грязным, как ил со дна реки, как пыль, прилипшая к подошвам сапог носильщиков, как зола, забившаяся в заплатки и дыры на одежде нищих.

К тому времени, когда проснется Чу Ваньнин, он просто хотел стать лучше. Только тогда худший в мире ученик осмелится снова предстать перед лучшим в мире учителем.

Той же ночью Мо Жань слег.

Его тело всегда было сильным и выносливым, однако, добравшуюся до него болезнь, как сорвавшийся с горы оползень, было уже невозможно контролировать. Он лежал на кровати под толстым одеялом и видел сны о его прошлой жизни: как он мучил Чу Ваньнина, как Чу Ваньнин боролся с ним и как умер в его руках. Когда он очнулся, на улице все еще шел дождь и завывал ветер. Мо Жань потянулся к огниву, чтобы зажечь свечу, но сколько бы он не пытался высечь искру, фитиль не загорался. Отбросив свечу и огниво, он спрятал лицо в ладонях и до боли потянул себя за волосы. Кадык заходил ходуном, горло перехватило спазмом, а из глотки вырвался дикий звериный вой.

Ему удалось сбежать от смерти и избежать всеобщего осуждения, но от суда своего сердца он спрятаться не мог.

Мо Жань был напуган, ведь теперь он уже и сам не мог отличить сон от яви и через боль постоянно пытался проверить реальность происходящего.

Он очень страдал, чувствуя себя так, словно душа его раскололась на две половины: одна осталась в прошлой жизни, другая зацепилась за настоящее. Теперь обе части души Мо Вэйюя вступили в бой, пытаясь разорвать друг друга в клочья. Один «он» ругал другого за его преступления, руки, обагренные кровью невинных, и потерю человеческого облика. Второй огрызался, обвиняя первого в заурядности и бесхребетности, а также вопрошал, а с чего вдруг, имея то же лицо и прошлое, он возомнил, что вправе жить как праведник в этом мире?

Душа из этой жизни гневно обрушилась на душу из прошлого:

«Мо Вэйюй, Наступающий на бессмертных Император, ты отброс, утративший человеческий облик, зачем ты натворил столько бессмысленного зла, испоганив всю карму. Как в этой жизни мне погасить твой огромный долг?

Я собираюсь начать все сначала, но ты продолжаешь тянуть меня во тьму, затягивая в эти полные хмельного огня сны! Зачем ты появляешься так внезапно и с перекошенным злобой лицом обвиняешь и проклинаешь меня?

Почему кричишь, что я заслуживаю смерти без права возрождения и за мои грехи еще получу справедливое воздаяние?

В своей бесконечной злобе ты твердишь, что моя жизнь только сон, и желаешь мне однажды проснуться и вновь обнаружить себя в опустевшем Дворце Ушань. С диким хохотом ты напоминаешь мне, что тогда мне будет некого беречь и лелеять.

Ведь я уже убил единственного человека, готового умереть за меня.

Вот только разве это был я?

Нет, это не я! Это все ты, Тасянь-цзюнь! Это все ты, Мо Вэйюй!

Я не такой как ты! Не такой! На моих руках нет крови и я…

Я еще могу начать все сначала!»

Другая половина души открывала свой клыкастый рот и хрипло выла в ответ:

«Раз раскаялся, значит не виноват?

Разве это не твоя вина?

Так почему бы тебе не умереть? Отдай свою кровь как искупительную жертву душам тех, кто пострадал от тебя в прошлой жизни?

Лицемерная скотина!

В чем разница между тобой и мной? Я — Мо Вэйюй, но кто же тогда ты? Ты несешь на себе все грехи и все воспоминания прошлой жизни, поэтому никогда не сможешь избавиться от меня! Я — это ты, а значит я вечно буду жить кошмаром в твоем сердце, тем внутренним демоном, от которого ты не избавишься, пока все божества небес и ада не решат уничтожить твою мерзкую душонку.

Начать все сначала?

С чего бы это? Чем ты заслужил право на второй шанс? Ты вверг мир во тьму и обманул человека, который любил тебя.

Все эти добрые дела ты делаешь только для того, чтобы хоть немного задобрить свою больную совесть? Ха-ха-ха! Мо Вэйюй! Осмелишься ли ты рассказать этим людям, кем был в прошлой жизни?

Посмеешь сказать Чу Ваньнину кто ты? Сможешь признаться, что в прошлой жизни ножом пронзил его шею и бросил истекать кровью? Это не ты обрек его на жизнь, что хуже смерти? Ты! Это ты тот человек, кто обрек весь мир на страдания и разруху!

Это был ты! Ха-ха-ха! Тот утративший человеческий облик бешеный зверь — это ты, потому что ты — это я, а я — это ты! Тебе не сбежать от себя, Мо Вэйюй, и только посмей отрицать это.»

Мо Жань чувствовал, как сходит с ума. Он подошел к кровати и снова попытался при помощи огнива зажечь свечу в надежде, что свет защитит его от когтей монстра, что тянулись к нему из мрака ночи. Но даже свече он был противен, даже свеча не хотела его спасать.

Он был брошен во тьме, его дрожащая рука сжимала огниво, судорожно пытаясь высечь искру, один раз, другой, но у него ничего не получалось.

Наконец, Мо Жань упал на кровать и разрыдался, не переставая бормотать извинения. Этой ночью, казалось, что вокруг его постели собрались люди из его прошлого, и все они требовали его смерти и проклинали его как самое страшное зло в этом мире. Мо Жань не знал, что делать. Он вдруг почувствовал себя совершенно беспомощным.

— Мне очень жаль. Простите, — повторял он снова и снова, но никто не обращал на это внимания.

Никто его не простил.

Лоб горел в лихорадке, сердце пылало в огне вины.

Вдруг ему показалось, что рядом кто-то тихо вздохнул.

Он открыл глаза и среди мстительных духов заметил Чу Ваньнина. Облик Учителя был все также незаурядно прекрасен, и одет он был в привычные свободные белые одежды с широкими рукавами.

Он подошел и остановился у его кровати. Хватая ртом воздух, Мо Жань с трудом выдохнул:

— Учитель... я не… я не достоин снова видеть тебя.

Чу Ваньнин ничего не ответил, просто взял огниво и сделал то, что так долго не удавалось Мо Жаню — неспешно зажег свечу.

Там, где Учитель, горел огонь.

Там, где Чу Ваньнин, было светло.

Опустив длинные ресницы, он какое-то время стоял перед подсвечником, а потом поднял взгляд, спокойно посмотрел на Мо Жаня и почти незаметно улыбнулся.

— Спи, Мо Жань. Видишь, свет горит. Не бойся, — сказал он.

На миг Мо Жаню показалось, что его сердце безжалостно пронзили металлическим прутом, голова взорвалась приступом мучительной боли. Эта фраза была знакома ему. Когда-то он уже слышал эти слова.

Но он никак не мог вспомнить.

Взмахнув длинными рукавами, Чу Ваньнин сел на край кровати. Ночь была все такой же холодной и дождливой, но в доме сразу стало тепло и уютно. Тьма рассеялась.

— Я останусь с тобой, — сказал Чу Ваньнин.

Когда Мо Жань услышал это, сердце сжалось так сильно, что стало невыносимо больно.

— Учитель, не уходи, — он крепко ухватился за длинный рукав Чу Ваньнина.

— Хорошо.

— Если ты уйдешь, станет темно.

Сгорая от стыда, Мо Жань плакал навзрыд. Цепляясь за Чу Ваньнина, он закрыл глаза второй рукой:

— Пожалуйста, не бросай меня... Я тебя умоляю... Я правда... я правда больше не хочу быть императором. Учитель… не отвергай меня.

— Мо Жань.

— Пожалуйста! — возможно из-за жара, его разум притупился, и он стал излишне эмоциональным и уязвимым, а может, в глубине души Мо Жань уже знал, что это только сон, и, значит, как только он проснется, Учитель исчезнет, поэтому продолжал бормотать, — Прошу, не отвергай меня.

В ту ночь бесчисленные мстительные духи бились в окно, надеясь войти в дом и забрать его жизнь.

Но во сне Мо Жаня Чу Ваньнин зажег лампаду, и слабый свет рассеял бесконечную холодную тьму.

— Хорошо, — сказал Чу Ваньнин, — я не уйду.

— Не уйдешь?

— Не уйду.

Мо Жань открыл рот, чтобы поблагодарить его, но из горла вырвался только жалкий всхлип, похожий на скулеж собаки, обиженной, но изо всех сил пытающейся угодить хозяину.

Уже проваливаясь в сон, Мо Жань разлепил веки и, взглянув на Чу Ваньнина, пробормотал:

— Вы сказали, что не уйдете, сказали, что не бросите меня. Но итоге все оставили меня... Я никому не нужен. Половину своей жизни я прожил как брошенная собака... Меня брали на несколько дней, а потом прогоняли… Я устал... Правда... Учитель... я так устал... я не могу больше терпеть… не могу идти дальше...

Он и правда был как бездомный пес с грязной шерстью и обломанными когтями, который пил на ветру, спал на росе и, ради выживания, дрался за еду с дикими кошками и нищими.

Долгое время над ним издевались, и он перестал доверять людям. Обычный пес, увидев, что кто-то присел перед ним на корточки, будет ждать, что его накормят, но бездомная собака подумает только, что сейчас в нее бросят камень. Пытаясь уберечься от боли, он всегда был настороже, и скалил зубы на всех подряд, но таким его сделала жизнь.

— Учитель, если однажды ты захочешь отказаться от меня, просто убей, но не прогоняй, — от подкативших слез перехватило горло, но он тихо продолжил, — это слишком больно, когда тебя бросают снова и снова. Я предпочту умереть.

Он действительно сгорал в лихорадке. В конечном итоге, Мо Жань уже не помнил, где он, а потом не мог вспомнить даже то, кем был этот человек в его сне.

Перед тем как впасть в забытье, он прошептал:

— Мама… Так темно и страшно... Я хочу домой.

Автору есть, что сказать:

Для названия главы я использовала строчку из стихотворения Ду Фу: «Старый друг появляется в моих снах, светлый облик его я храню в своей памяти. Благородный муж теперь в западне, кто же поможет встать на крыло?»

Указываю, чтобы не было недоразумений.