Я встречаю его следующий толчок, принимая каждый сантиметр, словно он нужен мне так же, как и я ему. Его движения замедляются, он входит в меня все более грубыми толчками, которые вызывают приятную боль в клиторе. Между ног разливается жар, побуждая его дразнить меня до боли медленным ритмом.

Затем он возобновляет свой изнурительный темп. Он рычит, когда я откидываю голову назад, выгибаю спину, чтобы принять его еще больше. Раньше я любила анальные игрушки, но его это не волнует. Тем не менее, забота Летума греет мое сердце почти так же горячо, как и кровь.

— Вставь его в меня, — шиплю я.

— Блять, — он засовывает свои пальцы мне в рот, притягивая мою голову к себе. — Намочи мои пальцы как можно сильнее, любимая. Потому что я буду трахать твою задницу ими, а потом членом.

Я стону от одних его слов и обсасываю пальцы. Закатываю глаза, когда он трахает мой рот так же неистово, как и мою киску. От безудержного возбуждения я сосу пальцы, как будто это его член, а мысль о том, что я снова почувствую его вкус на языке, вызывает очередной оргазм.

— Ты просто прекрасна, — задыхается он.

Без предупреждения он распахивает занавеску в душе, отламывая при этом металлический стержень от стены. Он выходит из меня, оставляя пустоту. Его пальцы продолжают согревать мой рот и тянутся к моей щеке, он направляет меня вперед, запустив кулак в мои волосы. Я прижимаю голову к раковине, и Летум выключает свет, не успеваю посмотреть в зеркало, чтобы увидеть, не скрывает ли что-нибудь его лицо.

— Я тебя уничтожу, Лилит, — говорит он, просовывая палец в упругое колечко мышц, и стонет. — Такая чертовски тугая.

Задыхающийся стон вырывается из губ, когда он начинает подготавливать меня к приему еще одного пальца. К моменту введения третьего пальца я уже кричу от боли.

Мое ядро сжимается от потребности быть снова заполненной. Я толкаю бедра назад, пытаясь дать ему сигнал погрузиться в меня, но он не слушает. Мои руки опускаются к киске, и Летум отвечает еще одним шлепком по заднице.

Мурашки разбегаются по коже, а в ванной становится еще темнее.

— Я знаю, что тебе нравилось, когда тебя ласкала лишняя пара рук. А как бы ты себя чувствовала, трахаясь с двумя членами?

Господи Иисусе. Конечно, у человека, который торгует душами, есть член у его настоящей душе. Если бы его пальцы не растягивали меня так мучительно, я бы сейчас хихикала.

Прохладный палец на секунду прижимается к моему клитору, дразня.

Летум выпрямляет меня, выпроваживая за дверь, я упускают шанс увидеть его в зеркале. Пытаюсь наклонить голову, чтобы увидеть его лицо, но он держит меня за волосы и заставляет смотреть прямо.

Я пытаюсь разглядеть очертания души Летума, которая занимает почти всю кровать. Он не такой большой, как был в лесу, как будто ему удалось уменьшиться в размерах. Когда оглядываю его талию, предвкушение бурлит в моих жилах. Почти не вижу очертания твердого темного члена.

Летум снова выключает свет и толкает меня вперед, пока я не оказываюсь на кровати, распростершись на тени. Он наклоняет меня так, что я оказываюсь прямо над членом. Единственное освещение здесь из коридора, поэтому я не могу разглядеть, что в меня сейчас войдет. Точнее, насколько он большой.

Я стону, когда головка вонзается в ядро.

— Он не войдёт.

— Войдёт, — уверяет Летум, поглаживая мой клитор. — Я уверен.

Его душа берет бразды, мучительно сладко разминая мои груди. Это бодрит: никогда не знаешь, как поступит душа, доставит она удовольствие или боль.

Тень кладет твердую руку мне на бедро, опуская меня еще ниже. Я падаю вперед на грудь, недоумевая от того, что совсем не вижу души, а только одеяло.

Удары Летума по клитору становятся все более точными и быстрыми. Надвигающийся оргазм пробивает насквозь, и я судорожно задыхаюсь. Как он и планировал, мышцы моего тела расслабляются, позволяя войти еще глубже.

Дюйм за дюймом, блаженно и болезненно, я стону, растягиваясь сильнее, чем мне казалось возможным.

Мир вокруг исчезает, и я могу сосредоточиться лишь на том, как он входит. Медленно я поднимаюсь по его длине, чтобы опуститься обратно так низко, как только смогу. С каждым спуском я принимаю его все больше. Как раз в тот момент, когда мне кажется, что я сделала все, что могла, кончик члена Летума упирается в мое второе отверстие.

— Я претендую на каждый дюйм твоего смертного тела. А потом заберу твою душу, — рычит Летум, входя сзади, как он и обещал.

Кровь приливает к голове. Его вторжение жжет, но я никогда не чувствовала себя такой полноценной. Закрываю глаза, и ощущение растянутости и наполненности усиливается.

Сразу же начинаются медленные движения, которые заставляют полностью расслабиться. Я даже не могу заставить себя застонать, слишком потеряна в ощущениях, чтобы понять, кто вверху, а кто внизу.

Очевидно, мое молчание не было достаточно хорошим ответом, потому что толстый палец трется о мою чувствительную плоть, резко усиливая желание. Я выкрикиваю имя Летума, когда приступ наслаждения пронзает мое тело, и продолжаю кричать, пока они оба безжалостно трахают меня, совершенно забыв о соседях.

— Ты такая красивая, — мурлычет Летум, пока они вколачиваются в меня, увеличивая скорость. — Твое тело — мое, — жестокий толчок, и Летум рычит, изливая в меня свое семя. Я пытаюсь сосредоточиться на его душе, кончил ли он тоже. В то время как Летум размягчается во мне, его душа остается абсолютно твердой.

Изнеможение сковывает мои конечности, я пытаюсь удержаться в вертикальном положении и остановить спазмы тела, когда оргазм угасает.

Летум и душа медленно выходят из меня, и я хнычу от глубокой пустоты. В квартире выключается весь свет, комната погружается в кромешную тьму, и я могу различить только силуэт Летума.

Чудовищные руки его души обхватывают мои бедра и укладывают меня на кровать рядом с ним, одеяло тут же становится влажным от пота и мокрых волос.

Кровать на секунду наклоняется, и я могу предположить, что душа Летума возвращается в его тело. Из ниоткуда появляется влажная салфетка, и он вытирает меня ею, особенно тщательно протирая ноги и спину, а затем вытирает насухо другим полотенцем.

Ничего не соображая, я позволяю ему двигать собой, как марионеткой. Натягивает трусы на ноги, потому что он, похоже, знает, что я ненавижу быть без них. Затем заставляет меня сесть, чтобы просунуть руки в пушистый халат, который, я уверена, не мой. В его руке появляется расческа, и он смахивает с моего лица мокрые волосы, как я всегда делаю после душа.

Все, что он делал, начиная с душа и заканчивая укладыванием в постель, прижимаясь к моей спине, заставляло забыть о боли последних трех недель. Одиночество. Брошенность. Теперь же она поражает меня как молния, и я не могу думать ни о чем другом.

— Ты бросил меня, — шепчу я, когда тишина становится такой же тяжелой, как и груз на груди.

— И это меня уничтожало, любовь моя, — говорит он мне в волосы. Мое сердце болит за него, так же, как и за себя. Я знаю, что это было необходимое зло. — Тебе нужно больше времени.

Мои глаза горят, и одна слезинка падает на подушку. Быть такой эмоциональной гораздо более утомительно, чем быть зомби на лекарствах.

— Ты снова меня бросаешь? — слабым голосом запинаюсь я. Не хочу, чтобы он знал, как сильно я по нему скучала, даже сейчас, хотя он совсем рядом, но от того, что он отвечает мне взаимностью и страдает, как я, мне становится немного легче.

— Не сегодня, — он обнимает меня крепче, и я обхватываю его руками, уверяя себя, что он настоящий. — Сейчас только мы. Я так горжусь тобой, любовь моя. Ты так далеко зашла.

В кои-то веки я тоже думаю, что горжусь собой.