В первом томе "Буржуазные добродетели: этика в эпоху коммерции" (2006) ставился вопрос о том, может ли буржуазная жизнь быть этичной. В нем был дан ответ, что да, и была, и может быть, и должна быть. В данном томе, как я уже говорил, приводится аргумент в пользу этико-риторической промышленной революции, критикуя на эколого-номических и исторических основаниях материалистические объяснения. Мне не очень приятно выступать с такой критикой материалистической экономики, которую я любил, изучал и преподавал с 1961 года. Экономист, как и я, любит рутину торговли, накопления или собственности - эти вещи она понимает довольно хорошо и даже может рассчитать. Позвольте мне показать вам на доске доказательства того, что протекционизм - это плохо, а инвестиции - это хорошо. И посмотрите сюда: Я могу с помощью математики показать, что отсутствие частной собственности приводит к трагедии общего пользования. Прекрасный материал.7

В отличие от этого, идеи и риторика в настоящее время находятся за пределами экономической науки. Даже самые лучшие экономисты не замечают, что люди - это говорящие животные и что животные-люди вкладывают в свою речь больше смысла, чем люди.

"Я поставил $2,71828"8 . При объяснении самого важного экономического события со времен изобретения сельского хозяйства, а может быть, и со времен изобретения языка, факты, похоже, требуют отказа от материалистической и антириторической идеологии, которую я так долго отстаивал. Иными словами, материалистическая экономическая наука нуждается в значительных изменениях.

Противоположность "материалисту" - не совсем "идеалист", если под этим понимать гегелевское представление об Абсолютном Духе и т.п. Научная альтернатива догматически материалистической, позитивистской, бихевиористской идеологии все же признает, что способ производства иногда имеет значение. Но он отметил бы, что и разговор имеет значение. Рассмотрим параллельные термины в нефилософском философствовании - "объективное" и "субъективное". Как вам скажет любой философ после критиков Декарта, ни объективного, ни субъективного быть не может (последние философы излагают эту мысль более изощренно, но она все равно примерно верна). Если "объективное" - это "то, что действительно есть в глазах Бога", то, что Кант называл "нуменой", то мы, люди, находящиеся здесь, внизу, никогда не увидим этого в полной мере, если только не произойдет Второе пришествие. Состоит ли Вселенная из струн? Меняется ли по своей сути облатка для причастия, превращаясь в тело Христа? Возможно ли, чтобы "Кабс" выиграли Мировую серию? И если "субъективное" - это то, что находится в моем сознании, то вы никогда не сможете узнать это по-настоящему (обратите внимание на риторическую силу слова "по-настоящему" в подобных утверждениях). Действительно ли вы воспринимаете красный цвет так же, как и я? Никто из нас никогда этого не узнает. Сколько угодно сканируйте мозг: вы не можете чувствовать себя точно так же, как я.

То, что мы можем знать, не является ни объективным, ни субъективным, а (если говорить условно) "умозрительным", то, что мы знаем вместе в нашем разговоре. Произнесите это: умозрительное, вместе брошенное. Главным открытием гуманитарных наук в ХХ веке стало то, что гуманитарная наука должна быть связана с предположительными, ощутимыми явлениями, которые можно исследовать. Никакая наука не может быть посвящена безнадежно недостижимым объективным или субъективным явлениям. По выражению Нильса Бора, даже физика - это то, что мы, люди, можем сказать. Конъюнкционистка, конечно, признает, что моллюск сидит в море, возможно, даже в глазах Бога, но она указывает, что то, что является "плодом моря" для употребления в пищу, всегда является предметом соглашения между людьми. Это не делает "моллюск" сегментом, но делает его предположительным. Как сказал Сахлинс в 1976 г., отвергая "прокрустово ложе "идеализма" и "материализма", в рамках которого обычно ведется дискуссия", человек "должен жить в материальном мире, [это] обстоятельство он разделяет со всеми организмами, но ... он делает это в соответствии с осмысленной схемой, разработанной [человеком], ... в соответствии с де-факто символической схемой", которая никогда не является единственно возможной "10 . В другом месте он говорит, что "природа, как она существует сама по себе, - это только сырой материал, предоставленный рукой Бога, ожидающий, когда разум человека придаст ему осмысленную [обратите внимание на это слово] форму и содержание. Это как мраморная глыба для законченной статуи".

Сейчас мне кажется, что все это очевидно. Но когда Сахлинс впервые сказал об этом (он следовал за многими другими, от Протагора до Дьюи и Джеймса, до Витгенштейна, со своими современниками Гирцем и Рорти), я отверг это с порога.

Я, поверьте, не идеалист по наклонностям. Я разочарованный ма-териалист. В начале 1970-х годов я был упрямым невежественным позитивистом, как и большинство экономистов, но постепенно пришел к пониманию того, что умозрительное - это то, что мы можем знать. Вы тоже должны стать конъективистом.

В третьем томе, который скоро выйдет в свет, - "Буржуазная переоценка: How Inno-vation Became Virtuous, 1600-1848" подробно рассматривается изменение отношения к буржуазной жизни. Четвертая книга, предварительно названная "Буржуазная риторика: Inter-est and Conversation during the Industrial Revolution", развивает измененную экономическую науку, признающую, что люди действительно говорят о своих значениях, и показывает, как изменилась их речь, чтобы сделать возможными буржуазные достоинства и свободы, переоценки и подъемные лодки. В ней используется утверждение экономиста и философа Фрэнка Найта, сделанное им в 1935 г., что "экономика - это отрасль эстетики и этики в большей степени, чем механики". Пятый том, "Враги буржуазии: The Treason of the Clerisy, 1848 to the Pres-ent" будет посвящен тому, как после неудачных революций 1848 г. мы, европейские художники и интеллектуалы, стали в своей риторике так презрительно относиться к буржуазии, и как постепенное проникновение этих идей послужило причиной катастроф ХХ в., и как они могут послужить причиной новых катастроф, если мы не будем противоречить левым или правым теориям. И последняя, "Буржуазные времена: Защита защищаемого" будет посвящена современной антиинновационной и антирыночной риторике: якобы грехи глобализации, загрязнение окружающей среды, зло свободы слова, известное как реклама, якобы зависимость инноваций от якобы резервной армии безработных.

Книги опираются друг на друга. Если ваши опасения по поводу этических основ инноваций и рынков не нашли здесь достаточного ответа, то, возможно, они найдут более полное отражение в "Буржуазных добродетелях". Если вам покажется, что здесь недостаточно внимания уделено безработице или глобальному потеплению, то в "Буржуазных временах" его будет больше. Если вы задаетесь вопросом, как данная книга может утверждать, что слова имеют такое большое значение, обратите внимание на "Буржуазную переоценку" и "Буржуазную риторику".

Если вам кажется, что приведенный здесь рассказ не объясняет, почему столь успешная буржуазная жизнь стала предметом презрения в глубоко прогрессивных и глубоко консервативных кругах, то на некоторые из ваших вопросов вы найдете ответы в книге "Враги буржуазии".

Похоже, что извинения действительно занимают шесть томов. Приношу свои извинения. Один философ недавно написал, объясняя, почему он втиснул свой опус об "оправданной [христианской] вере" в три солидные книги, а не позволил себе четыре, что "трилогия, возможно, излишне самоиндульгирует, но тетралогия непростительна". В перспективе у вас, Бог вам в помощь, сестет, а это всего лишь второй том. Но буржуазная жизнь и инновации с 1848 года имеют объемную плохую прессу, еще хуже, чем оправданная христианская вера. Обвинение в адрес развивающейся свободной, буржуазной и уважающей бизнес цивилизации за последние два столетия выписано многими тысячами красноречивых томов, из рук Роберта Соути и Шиллера, Кар-лайля и Диккенса (критики нововведений, повторяю, были не все левые), Александра Герцена, Бодлера, Маркса, Энгельса, Михаила Бухарина, Рёскина, Уильяма Морриса, Ницше, князя Кропоткина (мой герой в четырнадцать лет, когда я влюбился в социалистический анархизм в местной библиотеке имени Карнеги), Толстого, Шоу, Иды Тарбелл, Эптона Синклера, Розы Люксембург, Эммы Голдман (еще одна восхищенная фигура, когда я позже, будучи молодым экономистом, вновь укрепился в антистатистических убеждениях), D. H. Lawrence, Bertrand Russell, Lenin, Trotsky (товарищ по краткому юношескому увлечению коммунизмом), John Reed (тоже самое), Veblen, Ortega y Gasset, Sinclair Lewis, T. S. Eliot, Virginia Woolf, Mussolini, Giovanni Gentile, Hitler, Heidegger, Wittgenstein, F. R. Ливис, Карл Поланьи, Вальтер Беньямин, Сартр, Симона де Бовуар, Симона Вейль, Дороти Дэй, Вуди Гатри (чьи песни и пение сделали меня на некоторое время в колледже социалисткой Джоан Баэз - у левых критиков буржуазного диг-нити и свободы все лучшие мелодии), Пит и Пегги Сигер (тоже), Юэн Макколл (тоже), Льюис Мамфорд, Ханна Арендт, Герберт Маркузе, Мо-рис Мерло-Понти, Дж. К. Гэлбрейт, Луи Альтюссер, Аллан Блум, Фредрик Джеймсон, Сол Беллоу, Говард Зинн, Ноам Чомски, Эрик Хобсбаум, Э.Х. Карр, Э.П. Томпсон, Эрнест Мандел, Иммануил Валлерстайн, Пол Эрлих, Стюарт Холл, К.Л.Р. Джеймс, Джордж Штайнер, Жак Лакан, Стэн-ли Хауэрвас, Терри Иглтон, Ален Бадью, Славой Жижек, Чарльз Селлерс, Барбара Эренрайх, Наоми Кляйн, Нэнси Фолбре (личный друг), Джейми Гэлбрейт (ditto) и Джек Амарильо (double ditto). Мало кто отстранился от коммерции в этом величественном потоке красноречия из-под пера левых прогрессистов и правых консерваторов - иеремиады против рынков и инноваций, которые тянутся от древнееврейских пророков до Платона и Конфуция вплоть до наших дней - за исключением того, что, по мнению экономиста, в конце концов, там делаются большие деньги. Предлагая всего шесть томов в защиту, после столь грандиозного по объему обвинения, я восхищаюсь своей сдержанностью. Как писал Генри Филдинг в конце "Тома Джонса", "непомерно большой" книги, "когда вы ознакомитесь со многими великими событиями, которые произойдут в этой книге, вы подумаете, что количество страниц, содержащихся в ней, едва ли достаточно для того, чтобы рассказать всю историю".