– Заходите. Погрейтесь чаем. – Добродушно предложил он.

– Бакшиш. – застенчиво сказал Данило, протягивая монеты. – Помоги, эфенди. И я принесу вдвое больше, соберу всё, что смогу.

Али расплылся в улыбке, демонстрируя крупные желтоватые зубы. Его сухая цепкая рука мелькнула и монеты исчезли в складках халата.

– Достаточно. Что привело вас ко мне? – Спросил он, наклоняя голову на бок, приготовился внимательно слушать.

– Нашу дочь украл молодой арнаут. Спаси от позора, помоги вернуть домой.

– Это дело не для меджлиса. Понимаю вашу тревогу, но что скажут там: «Украли девушку? Эка невидаль, пусть родители разбираются между собой». В совете решают важные споры – если кто-то увёл у кого-то стадо, украл породистого жеребца или прибрал к рукам земельный надел, или случилась распря с оружием.

– Неужто стадо или клочок земли важней человека? – Возмутился Данило.

– Я всё понимаю. Но что могу сделать? – Амир развёл руками. – О вашей беде и слушать не станут. Тут нужно решать в частном порядке. Ступайте к Рустем-бею, он из сербов села Пасьяне, но принял ислам. Важный человек, знает местных жителей, ваши обычаи.

– У Рустема крутой нрав. – Вздохнул Данило. – И он потуреченец, лучше бы был турком. Всё перемешано в голове у потуреченца, он отстал от своего племени, пристал к чужому, да не совсем и чаще из выгоды.

– Так вот какого ты мнения о них? – Хмыкнул Амир-ходжа. – Выгода – хорошее дело, миром правит выгода, честный серб. Отрекись от Христа и на тебя в совете посмотрят иначе, заступятся за твою дочь.

– Что ты, что ты! – Воскликнул Данило.

Старый чиновник развёл руками:

– Негибкое дерево легче сломать.

И снова несчастные родители побрели по улицам осеннего Гнилане. Уже опускались сумерки.

У дома Рустем-бея стояла карета, блестя от дождя, словно лаковая шкатулка. Мария и Данило сразу узнали хозяина – широкоплечий приземистый, он кланялся гостю, который покидал дом. Гость, в огромной чалме, сел в карету, та тронулась. Рустем выпрямился и оглядел улицу. – Приветствуем тебя, почтеннейший! – Воскликнул Данило.

Мария молча поклонилась. Подобострастие давалось ей из последних сил.

– Чедо, рады видеть тебя. – Продолжал Данило. – Как высоко ты поднялся! Что за дом у тебя, земляк!

– Я не Чедо, я теперь Рустем. – Бывший односельчанин радости не проявил.

– Рустем-бей, ведь ты родом из Пасьяне, знаешь меня и моих детей. Сжалься, помоги.

– Что случилось? – Неохотно спросил Рустем.

– Мы выяснили, нашу дочь Босильку украл арнаут Санжар, сын покойного дефтердара Мухаммада.

– Я знал дефтердара. Это почтенная семья. И парня видел, умён и ловок.

– Но он не нашей веры. – Негромко уточнил Данило.

– Значит, если бы вашу дочь украл единоверец, вы бы радовались? – Ядовито поинтересовался Рустем.

– Нет, Рустем-бей. Мы сами нашли бы жениха для дочери и спросили её, по сердцу ли пришёлся. – Вмешалась Мария.

– Спрашивать дочь? Что может понимать девушка? – Усмехнулся Рустем.

– Мы своих детей не неволим. – Пробормотал Данило.

– Если ваши дети своевольны, возможно, девушка сама сбежала с арнаутом. Он богат, молод и в чести у турков. – Отмахнулся Рустем.

– Босилька – православная христианка. – Мария не хотела недомолвок.

– И что? Стоит ей дать согласие, как вместо христианки появится мусульманка. – Не уступал Рустем.

– Наша дочь не предаст веру предков! – Вырвалось у Марии.

– Так я для вас предатель! – Закричал Рустем. – Пошли вон!

– Рустем-бей, моя жена не хотела оскорбить тебя. Рустем-бей, смилуйся! – Данило то воздевал руки к небу, то простирал к хозяину.

– Идите прочь, нет мне дела до вашей девчонки! – Рустем оттолкнул Данилу.

– Вот уж точно в Гнилане всё прогнило! – Закричала Мария. – На сербской земле не осталось сербства.

– Тише, тише, жена. – Нахмурился Данило.

– Только мне и можешь указывать, ведь у меня за поясом нет сабли. – Мария отвернулась от мужа.

Глава шестая. Гость незваный

Когда отец ломал хлеб, то обломанный край каравая обращал к середине стола, чтобы зерно не переводилось в доме. Хлеб на низком столике лежал так – наверное, старая Мерве почитала местные приметы. От веры отказалась, а от суеверий не смогла.

Босилька протянула руку к хлебу, но тут же отдёрнула – стоит поддаться одному искушению, как они все разом подступят и одолеют. Будет она стоять во дворе Санжара в красных свадебных одеждах, в красной фате, словно пропитанной кровью народа, который предала.

А здесь был не только хлеб. Горку золотистого плова венчали обжаренные кусочки баранины. Тушеные овощи маслянисто блестели, посыпанные зеленью. Стеклянный кувшин с фруктовым шербетом янтарно мерцал. Искушение было велико. Босилька съела кусочек хлеба и запила шербетом. Только для того, чтобы были силы. Потом отошла подальше, достала сумочку с вязанием. Она вынула клубочки – красный, рыжий, серый. Нужно продолжать труд, вязать рукавицы для брата и надеяться, что сможет вручить ему их.

– Господи боже, в тяжёлые дни

наши края от врагов сохрани,

сербов нечистому не уступи,

нас благодатью своей укрепи. – Тихо запела Босилька.

– Что за плач? Девушке надо петь о любви, о розе румяной. – Произнёс молодой мужской голос.

Босилька вздрогнула, подняла глаза. В дверях стоял Санжар. Его глубоко посаженные глаза уставились прямо на неё. Неестественно-светлые, хищные.

Она отложила вязание и поднялась с ложа.

– Здравствуй, красавица. Посмотри, что я принёс тебе.

Санжар держал в руках свёрток. В комнату нырнула Мерве, схватила поднос с едой и исчезла, метнув на Босильку строгий взгляд. Санжар положил свою ношу на стол, развернул. На шёлковом платке засверкали драгоценности. Санжар с улыбкой поднял на растопыренных пальцах бусы – искрящиеся камни были нанизаны на три переплетенные нити.

– Неужели это бриллианты? – Подумала Босилька.

– Посмотри, как свет играет в гранях этих камней! Но твои глаза сверкают ярче. – Вкрадчиво произнёс Санжар.

– Не стоило тратить деньги, добрый человек. – Сказала она тихо, опустив глаза.

– Я не трачу деньги. То, что нужно, беру мечом. – Сказал Санжар надменно. – Это ожерелье я сорвал с шеи одной венгерской купчихи. Её семья посмела бунтовать против султана.

Он опустил украшение на стол. Схватил и поднял витой браслет:

– Золото и рубины. Камни алые, словно твои прекрасные губы. Эту игрушку я взял из шкатулки румынской княжны.

Браслет звякнул об стол, а Санжар уже сжимал в пальцах перстень с тёмно-синим камнем:

– А этим заплатили выкуп за дочь молдавского господаря. Лучшие самоцветы, золото и серебро Балкан – для тебя, Босилька из Пасьяне.

Он крепко взял её за руку и попытался надеть перстень, Босилька молча вырывалась.

– Что ты упрямишься?

– Мне не нужны подарки.

– Я хочу обручиться с тобой, Босилька. Прими этот перстень, дай согласие стать моей женой.

– Я не могу стать ничьей женой, Санжар. Потому что дала обет постричься в монахини. – Она надеялась, что такой ответ не уязвит гордость арнаута – ведь девушка отказывает ему не ради другого мужчины, а ради целомудренной жизни в обители. Босилька действительно задумывалась об этом и в плену пришла к окончательному решению.

– Что за вздор! – Вспыхнул Санжар. – Это девичья шутка, из тех, какими вы дурите голову мужчинам. Посиди, подумай, полюбуйся на мои подарки. Я ещё приду к тебе, Босилька из Пасьяне.

– Отпусти меня домой, добрый человек. Я готова молиться о твоём благополучии до скончания дней. – Смиренно склонила голову девушка.

– Домой? В избу под соломенной крышей, где смердит овчиной? Ты не ценишь своего счастья – стать старшей женой в моём гареме. Все, кого я возьму после тебя, будут подчиняться тебе, Босилька. Всё самое лучшее будет доставаться тебе. А когда я буду уезжать на войну, не Мерве, а ты будешь управлять моим домом, моим поместьем. Твои дети унаследуют золото, которое я коплю, и благосклонность султана к нашему роду.

– Я христианка, Санжар.

– Ты примешь мою веру.

– Не приму.

Он поднял брови, голубые глаза уставились на неё с удивлением и гневом.

– Это мы ещё посмотрим. Ты не ценишь своего счастья.

Босилька легла спать поздно. Шёлковые простыни и наволочка казались отвратительно скользкими. Эта постель душила, но не грела.

На ночь мать ставила в доме букетик базилика и бессмертника, чтобы детям слаще спалось, а здесь откуда-то тёк приторный дым восточных курений. Он дурманил, соблазнял сытым покоем, тягучим мёдом сладостей, ласками чужих рук. Но запах чужого жилья, чужого народа не успокаивал Босильку.

– Блаженными алчущие, ибо они насытятся, блаженны плачущие, ибо они утешатся... – В полузабытьи сухими губами шептала она. Другое блаженство у христиан, другое счастье у сербов.

Глава седьмая. Юность Мерве

Несколько дней Санжар не беспокоил пленницу. Являлась Мерве, уговаривала надеть красивую одежду, украшения. Босилька перестала брать еду с подноса, кроме хлеба и воды. Иногда Мерве выводила Босильку во двор, показывала дом, сараи, конюшню, хвалила богатства Санжара. Привозит он золото и всякое добро отовсюду, куда пошлёт его султан. Есть у него стадо тонкорунных овец. Только не привозит девиц. Прежде ни одна красавица не волновала его сердце. Босильку присмотрел давно и ни о ком другом не говорил. И если хочет Босилька хорошего мужа, то это и есть Санжар.

– Санжар ходит в походы. Наверное, там встречал красивых девушек. Говорил он о румынской княжне, о дочери молдавского господаря, о жене венгерского купца... – Замечает Босилька.

– Неужто ревнуешь? – Подмигивает Мерве. – Слышала, как за вином Санжар рассказывал о них своему дяде. Если воину в походе нужна женщина, он берёт её у врагов. Этих девушек Санжар и взял, и продал по дороге домой. Он никогда не упустит выгоды. Только с тобой выгоду упускает! Ни приданого, ни знатной родни у тебя нет, только гонор.