– Что уставились? – Спрашивает Стоян.

– Продай нам свою сестру, мальчик. – Улыбается один турок.

– А много ли дадите? – Интересуется Стоян.

– Тридцать червонцев. – Уже серьёзно говорит турок.

– Если бы даже султан предложил мне свою саблю и корону, и то не отдал бы. Сестра моя не имеет цены. – Гордо говорит Стоян.

– Хватит трепать языком. – Данило отвешивает сыну подзатыльник, потом хлещет вожжами быка и тот трусцой бежит по дороге. Между турками и арбой Данилы оказывается другая повозка, и беседа обрывается.

Данило везёт на базар сыр. Варили его Мария и Босилька. В четырёх больших корзинах, прикрытых холостом, сложен этот товар. Солёный и сладковатый, твёрдый и мягкий. С пряными травами, дроблёными орехами и даже с вяленой вишней.

Для Босильки и Стояна поездка на базар – праздник. В такие дни Гнилане преображается. Не только вокруг площади открыты лавки, но всё её пространство заполнено торговцами и покупателями. Поставлены матерчатые навесы от палящего летнего солнца. Под ними на деревянных столах лежат фрукты и овощи, мясо и рыба. Или прямо на землю свалены тележные колёса, дуги, хомуты. Бродят между рядами мальчики с тяжёлыми кувшинами, продают воду и щербет.

А под навесом с бахромой стоят низкие столики, за которыми на ещё более низких скамейках сидят приезжие купцы, пьют кофе и едят пахлаву, наверное, как у себя в Стамбуле. Тем временем из корчмы несётся сербская песня, кто-то из местных уже выпил сливового вина и загулял.

Тут же в открытых лавках работают ремесленники. Сапожник чинит туфельку с загнутым носком. Кузнец подковывает коней. Пекарь жарит в огромной сковороде брызгающие раскаленным маслом буреки. Возле лавки с тканями сидит на коврике, скрестив ноги, старый турок. Зажал в зубах чубук, зажмурил глаза, будто спит. Но едва подошла покупательница, вскочил, забегал вокруг, предлагая товар.

Стоян загляделся на детские игрушки, среди которых были крошечные всадники с оружием, но заметил улыбку Босильки, смутился и быстро направился туда, где продавались снасти для рыболовов и припас для охотников. На выданные сестрой деньги купил крючки и какую-то хитрую ловушку для мелких зверьков.

– Ну, все зайцы будут наши. – Усмехнулся отец.

Вдруг раздался глухой стук, он нарастал, приближался. Люди прекратили торговаться, на лица угасили улыбки. Чеканщик опустил свои инструменты на широкое блюдо. Кузнец отложил подкову, и конь в станке перестал дрожать и всхрапывать.

На площадь выходили янычары. Алая одежда, высокие шапки, на поясах ятаганы. Впереди трое несут барабаны и выбивают гулкую дробь.

Стоян вспомнил, как семь лет назад в Пасьяне поднялась суета – жители услышали, что должны уплатить девширме.

– Что такое девширме? – Начали спрашивать Стоян и Босилька у старшего брата Петра.

– Налог кровью. Будут набирать мальчиков лет семи-восьми в школу янычар.

– А далеко она? – Оживился Стоян, он мечтал обучиться грамоте.

– Школа янычар в Стамбуле. Там тебя обрежут, заставят говорить по-турецки и научат воевать с христианами. Вырастешь, явишься в Пасьяне и если прикажут, убьёшь свою семью. – Сурово объяснил Петро. Стоян испугался. По возрасту янычарам подходил только он. Родители хотели спрятать младшего сына, но не успели. В ворота постучали. И тогда хитрый мальчик притворился дурачком. Он свёл зрачки к переносице, открыл рот и стал ползать по двору. Даже когда один из янычар ожёг его плетью, Стоян не встал. А сообразительная Босилька, тогда ей было двенадцать, стала убеждать незнакомцев, что брат её с детства малоумный. Янычары посовещались и оставили двор Данилы не солоно хлебавши.

Сейчас такие же воины вышли на середину площади к невысокому помосту и расступились. За рядами янычар пряталась телега с большой деревянной клеткой.

– Это казнь! – Стали восклицать в толпе.

– Зачем они портят торговлю в день, когда съехались столько люда? – Вопрошал молодой кузнец.

– Затем, чтобы все видели и боялись! – Мрачно отвечал ему пожилой сапожник. – Пойдёмте, дети. – Данило попытался увести Босильку и Стояна, но они наткнулись на янычара, который прикрикнул:

– Куда собрались? Стойте на месте.

Тем временем на помост поднялся коренастый пожилой воин и Данило прошептал:

– А вот и Али? Он ады-баша – командир сотни.

Грозно оглядел командир площадь, развернул свиток с печатью на шнурке и медленно произнёс:

– Слушайте и не говорите, что не слышали!

Разговоры смолкли. В небе хрипло каркнул ворон.

– Суд приговорил к смерти через отсечение головы сербских разбойников Симона и сыновей его Лазара, Петара и Иону.

– Гайдуки, гайдуки... – зашептали в толпе.

Из клеток вытащили и повели к помосту четверых в рваной окровавленной одежде. Один старик, но ещё крепкий, трое – статные молодцы. Самый молодой, кудрявый, гордо вскинул голову, обвёл толпу суровым взглядом из-под сдвинутых чёрных бровей.

– Узнаёшь его, Босилька? – Воскликнул Стоян. На голос обернулись. Данило зажал сыну рот ладонью. Босилька узнала и побелела, как холст, выгоревший на солнце. Этому юнаку она перевязывала раны в пещере.

Некоторые женщины быстро, исподтишка крестили гайдуков, сербские мужчины опустили глаза, не в силах помочь пленникам.

– Ах, Босилька, – снова не удержался Стоян, – если бы сейчас вся толпа двинулась на янычар... Но каждый трясётся за свою шкуру. Враги сильны нашим страхом и молчанием.

Янычары заставили приговорённых стать на колени.

– Вот головорез Петар. – Али указал на мужчину богатырского сложения. – От его руки погибли многие османские воины. Но настал и его час.

Петар поднял бородатое лицо, бросил грозный взгляд на Али:

– Доберутся и до тебя честные сербы! Дай Бог, доберутся! – Он перекрестился, подняв к лицу скованные руки.

Али махнул рукой. Палач вскинул секиру и обрушил широкое лезвие на загорелую шею Петара. Один из янычар поднял отрубленную голову, другой вонзил в её срез острие копья и поднял в синее небо. Послышался женский плач.

Отец казнённого с отчаяньем смотрел в мёртвое лицо сына. Потом перевёл взгляд на оставшихся наследников, но уже над вторым встал палач.

– Вот ворюга Лазар, который грабил слуг султана, даже у наместника увёл коней. Но недалеко умчался.

– Это ваше богатство награблено. Вы обобрали наш народ, затем и явились в Сербию. – Крикнул Лазар. Секира палача срезала его голову и кровь брызнула на помост.

Отец гайдуков застонал. Когда палач шагнул к младшему сыну, Ионе, старик не выдержал.

– Али-ага, послушай! Останови казнь!

– Чего тебе нужно, старый разбойник? – С презрением спросил Али.

– Не для себя прошу милости. Скажи, если мой мальчик присягнёт султану, ты пощадишь его? Я готов признаться, где спрятал золото.

– Если юнак покается и примет ислам, это будет благим примером. Я согласен заступиться за мальчишку перед судьёй. – Одобрил Али.

Старый гайдук обернулся к юнаку, от которого Босилька не отрывала глаз.

– Иона, перемени веру и живи. Я беру грех на свою душу. А ты чти законы Великой Порты и не бери в руки оружие.

Иона поднялся с колен, лязгнули тяжёлые цепи. Он обернулся к отцу. Минуту молчал и Босилька замерла. Но когда юнак заговорил, в голосе не было тени раскаяния.

– Отец, зачем ты позоришь свои седины? К чему призываешь меня? Уподобиться Иуде? Оскорбить память казнённых братьев? Лучше смерть, чем вражья милость!

Палач схватил его за длинные кудри, швырнул на помост. Быстро блеснула секира. Глухо ударилась о доски отсечённая голова.

– Господи... – Прошептала Босилька, падая на пыльные камни.

Данило поднимал её, но ноги девушки подкашивались. Отец и брат унесли её с площади, положили в арбу.

Глава четвёртая. Нападение в горах

Пронзительно свеж осенний ветер в горах. Разноцветные листья осыпают влажную дорогу и увядшую траву. Гулко разносится звук топоров – это Данило обрубает сухие ветки с поваленных деревьев, ему помогают старшие сыновья – Симеон и Петро. Младший, Стоян, связывает хворост в охапки. Стволы будут распилены на пеньки, а те расколоты на поленья. Всё это сербы отвезут домой – топить печь. Арба, в которую запряжён бык, стоит под горой. За ней присматривает Босилька. Сначала девушка бродит вокруг, подбирая яркие листья. Потом садится в арбу, достаёт из тканой полосатой сумочки вязание и начинает работать короткими блестящими спицами. Она решила связать варежки Стояну, чтобы не ходил с красными замерзшими руками в морозы. Цвета ей подсказывает осень – красный клубочек, рыжий, серый. Таков лес, утративший летнюю зелень.

Печально попискивает невидимая птица. Вдруг она умолкает. Издалека слышится топот конских копыт. Данило и сыновья не слышат ничего за стуком собственных топоров. Но Босилька на дороге явственно различает его. Она садится на арбу, кутается в шаль, берётся рукой за вожжи. Как бы не украли быка! Показались всадники. Четверо. Лица закрыты повязками, только глаза сверкают из-под фесок. Один спешивается, бросается к Босильке, хватает за руку, глухо говорит:

– Садись на коня! Ну иди же!

Он тащит её к коню, Босилька вырывается, бьётся, она кричит, он зажимает ей рот, она кусает жёсткую ладонь. Мужчина вскрикивает:

– Помогите же! Это шайтан, а не девка!

Ему на помощь приходит второй, они связывают Босильке руки. С горы бегут братья и отец, размахивая топорами. Но двое всадников, оставшихся верхами, делают залп из винтовок. Родственники Босильки падают наземь. Один хватается рукой за плечо. Только Стоян вприпрыжку выскакивает на дорогу.

Всадники уже на конях, один из них кричит остальным:

– Не стреляйте!

И вот уже четверо нападавших мчатся обратно. Поперёк седла у одного лежит Босилька.

Стоян вскакивает в повозку, хлещет вожжами, бык трусцой устремляется за похитителями Босильки. Но разве может неповоротливое животное, впряжённое в арбу, угнаться за легконогими скакунами? Как не кричит Стоян на быка, тот не может бежать быстро, а тут ещё колесо у арбы отваливается. Повозка, скособочившись, тащится по дороге, мальчик падает на землю. Бык останавливается, его бока ходят ходуном.