Глава 11. Рен
Плейлист: Beirut — Port of Call
Я не заплачу. Я не заплачу. Я не...
Раздери меня карбункул. Я плачу.
Я бы спросил, чьей идеей было заставить меня читать «Где бы ты ни был, моя любовь отыщет тебя» для группы пациентов детсадовского возраста и чуть старше, но я не сомневаюсь, что это дело рук Фрэнки.
Она прислоняется к стене с такой опасно прекрасной улыбкой, что я беспокоюсь, как бы моё сердце не выскочило из груди. Ну, хотя бы я в больнице. Тут наверняка кто-нибудь сумеет помочь, если такое случится.
— Вы в порядке, мистер Рен? — мой новый маленький приятель, Артур, улыбается мне и поправляет свои очки. Он сидит рядышком и кладёт свою маленькую ладошку на мою руку.
— Да, Артур. Я в порядке. Иногда я испытываю большие чувства, и они вызывают у меня слёзы.
Улыбка Артура становится шире.
— Я тоже. Я плачу, когда больно. И когда скучаю по своей семье. Папа говорит, что это нормально. Он сказал, что плачут не только мамы и сёстры. У братьев и пап тоже есть слезы.
— Когда я был маленьким, мой папа сказал мне то же самое.
Артур улыбается и наклоняется ближе, тыча в книгу.
— Ты можешь ещё почитать?
— Конечно, — поднимая книгу, я прочищаю горло и смаргиваю влагу, от которой перед глазами всё расплывается. — «Так что держи голову высоко поднятой и не бойся маршировать впереди своего личного парада. Хоть ты всё ещё мой маленький малыш, хоть ты уже полностью вырос, моё обещание тебе неизменно — ты никогда не будешь один».
Я сглатываю очередной ком в горле. Иисусе, эти книги. Не помогает и то, что родители половины из этих детей могут навещать их лишь время от времени. Калифорния — огромный штат, а это лучшая больница, специализирующаяся на детских заболеваниях. Родителям многих детей надо работать, чтобы платить за лечение своего ребёнка, а живут они в нескольких часах отсюда. Этим малышам как никому другому нужно напоминание, что любовь не меркнет, когда маме или папе нужно на время уйти.
Я сердито смотрю на Фрэнки, которая держит телефон и сосредоточенно снимает видео, прикусив язык передними зубами. Она всегда так делает, и это пробуждает что-то в моём теле.
У меня начинается реакция, которая чрезвычайно неуместна на чтении в детской больнице, так что я отворачиваюсь и снова сосредотачиваюсь на книге. Закончив чтение, мы мастерим поделку, едим кое-какие полезные перекусы, я обнимаю всех на прощание и обещаю Артуру, что скоро загляну и снова повидаюсь с ним.
Идя по коридору, я замечаю, что хромота Фрэнки стала чуть более выраженной, но будь я проклят, если скажу что-то или предложу подогнать фургон прямо к выходу. Она воткнёт эту трость мне в задницу быстрее, чем я успею извиниться.
— Что ж, это было идеально, — говорит она. — И я выиграла пари с Николь из пиар-отдела.
— Что за пари?
Она улыбается, когда мы останавливаемся перед лифтами, и нажимает кнопку вызова.
— Что ты не сможешь прочесть книгу без слёз.
— Вау. Мягкая сторона моей натуры принесла тебе деньги, Франческа. Как здорово быть использованным ради прибыли, — она толкает меня и сама отскакивает назад по инерции, поскольку моё тело не поддается. Я ловлю её за локоть и поддерживаю. — Полегче.
Фрэнки смотрит на меня. Жар пронизывает мою ладонь, пока я сжимаю её руку. Она напрягает свой худой бицепс в моей хватке и выгибает бровь.
— Осторожно, — говорит она. — Не поранься.
Я аккуратно сжимаю её мышцу и щурю глаза, изображая сосредоточенность.
— Впечатляет.
Её улыбка меркнет, взгляд опускается к моим губам. И внезапно мне не кажется, будто мы дурачимся. Уже нет.
Двери лифта открываются, я опускаю руку, и момент упущен.
Как только мы оказываемся в фургоне и уже едем по 110-Саут в сторону Манхэттен-бич, Фрэнки утыкается в телефон и бормочет себе под нос, отвечая на письма и проверяя соцсети. Затем она прослушивает сообщения на голосовой почте. Я кошусь на неё при каждой удобной возможности (когда делать это безопасно) и говорю себе, что справлюсь. Я могу поселить в своём доме женщину, по которой схожу с ума, и держать себя в руках. Я могу...
— Рен!
Я резко жму по тормозам, оглядываюсь вокруг, думая, что Фрэнки увидела нечто, что я вот-вот собью.
— Что? Что такое?
Она опускает телефон.
— Прости. Я хотела остановить тебя прежде, чем мы проедем Хоторн. Я просто вспомнила, что хотела бы забрать почту из своего дома.
У меня вырывается вздох облегчения.
— Конечно, Фрэнки, без проблем.
Мы как раз должны были проехать её район, так что через считанные минуты я останавливаюсь перед её домом.
— Могу я сходить за почтой вместо тебя? — спрашиваю я.
Фрэнки открывает рот. Закрывает. Часто моргает.
— Эм. Я собиралась сказать, что я большая девочка, которая может забрать свою почту из недавно ограбленного дома, но теперь мне что-то неспокойно.
Распахнув дверцу со своей стороны, я улыбаюсь ей.
— Сейчас вернусь.
Когда я возвращаюсь в фургон и кладу почту ей на колени, Фрэнки быстро перебирает её и останавливается, дойдя до одного конверта. Она так стискивает его, что белеют костяшки пальцев.
Мне не надо лезть не в своё дело. Отведя взгляд, я сосредотачиваюсь на том, чтобы влиться в движение и поехать в сторону дома. Фрэнки неотрывно смотрит на конверт так долго, что мой дом уже виднеется впереди.
Внезапно она разрывает конверт и выдёргивает из него маленькую стопку сложенных втрое бумаг. Расправив их, она лихорадочно пробегается глазами по тексту, а потом фургон заполняется оглушительным визгом.
— Я поступила! — орёт она.
Куда она поступила? Я кошусь на обратный адрес на конверте. Юридический факультет КУЛА.
Ангелы поют «Аллилуйя» в моей голове. Фрэнки поступает на юриста. А это означает, что Фрэнки недолго осталось работать на Кингз.
А значит, скоро... Фрэнки уже не будет под запретом.
Припарковав машину, я в трансе смотрю перед собой. Меня накрывает волна сокрушительного страха. Фрэнки уедет. Игра на выжидание окончилась. Мне наконец-то пора делать первый шаг. И я внезапно понимаю, что даже не знаю, каким он будет.
— Поздравляю, — хрипло выдавливаю я.
Когда она поворачивается ко мне, её глаза блестят от непролитых слёз. Я впервые вижу её такой счастливой.
— Рен, прости, что я слетела с катушек. Я просто не думала, что поступлю.
Наконец, ко мне возвращается дар речи, и я поворачиваюсь на сиденье лицом к ней.
— Ты не думала, что поступишь? Фрэнки, естественно, ты поступила бы. Ты собираешься изучать спортивное право? Планируешь быть агентом?
Она улыбается мне, вытирая слёзы.
— Ага.
«Будь моим агентом», — хочу сказать я. Вот только как бы мне ни понравилось иметь такого умного и сурового агента, который обсуждал бы каждый мой контракт, я хочу от Фрэнки намного большего. Я хочу её улыбки. Её тело. Её чувство юмора. Её безраздельное внимание и начитанное остроумие.
Если позволить себе помечтать по-настоящему, я хочу её любви.
Я хочу Франческу Зеферино. Она — моя конечная цель. И теперь мне наконец-то предоставляется шанс.
— Ты отлично справишься, Фрэнки, — говорю я ей. — Ты должна гордиться собой.
Крохотное пространство в салоне фургона делается почти клаустрофобным. Я тону в её орхидейном парфюме, слышу её тихое размеренное дыхание, пока она улыбается мне, буквально светясь от счастья. Теперь, когда передо мной простираются возможности, я вижу зияющую пропасть между тем, кто мы есть, и кем я хочу нас видеть. Я три года был для неё одним из парней. Я сдерживался, прикусывал язык, ждал. И ждал. И ждал.
Но это не значит, что я не могу это сделать. В конце концов, я делал такое на арене — выжидал, шёл к голу, когда момент подворачивался, а потом с поразительной точностью пользовался плодами своего терпения. Если я могу сделать это в хоккее, я могу сделать это с Фрэнки.
Ведь так?
***
— Я тебя не вижу, Аксель, — наклонив экран ноутбука, я ставлю его так, чтобы мой старший брат хотя бы видел моё лицо.
— Тебе не нужно меня видеть, — бормочет он, находясь наполовину за кадром. Что-то с грохотом падает, и он матерится себе под нос. — Я слушаю.
— Вау, спасибо. Сейчас я чувствую себя по-настоящему значимым, Аксельрод.
Он застывает, затем наклоняется перед экраном, показывая прямо в камеру длинный средний палец.
— А это видишь?
Я улыбаюсь.
— Спасибо.
Он со вздохом садится прямо перед экраном и проводит пальцами по волосам.
— Я перестал писать картину ради тебя. Прими к сведению. Как тебе такая расстановка приоритета?
Шум в доме заставляет меня обернуться через плечо. Оливер и Вигго проносятся по кухне и немедленно начинают шарить по шкафчикам, набирая полные руки еды.
Я показываю на них большим пальцем и смотрю на Акселя на экране.
— Они даже не здороваются. Только растаскивают содержимое моей кладовки.
Он пожимает плечами.
— Они животные. Думаю, когда они родились, мама уже слишком устала, чтобы заниматься их дрессировкой.
Вигго и Оливер разные, как день и ночь, но так же неотрывно связанные. Их разделяет ровно 12 месяцев, и их часто принимают за близнецов, поскольку теперь, став полностью взрослыми, они одного роста, одинакового худого телосложения, и с такими же светлыми глазами, как у меня. Единственное заметное физическое различие — это волосы Вигго, которые имеют насыщенно-каштановый оттенок, как у Акселя, а Оливер — блондин, как Райдер.
— В чём дело? — Акс барабанит пальцами по столу. — Ты в порядке?
— Со мной всё нормально. Давайте подождём, когда подключится Райдер, и я объясню.
— Я бы хотел в конечном счёте вернуться к картине. Я не могу тратить на это весь вечер.
У моего старшего брата весьма специфический и неподатливый характер. Он не любит выражать привязанность, избегает прикосновений, он одиночка и невероятно прямолинеен. Большую часть времени его лицо остается серьезным, его ответы немногословны, но за этой колючей наружностью кроется любящий и верный человек. Просто надо разглядеть его за этой отстраненностью.