Ликующий, экстатический смех зазвучал в её голове, как птичье пение, и что-то растянулось в её сознании — долгое, неторопливое ощущение, как кошка выгибает спину, как змея разворачивается, как птица расправляет крылья.

Это началось у неё в голове. Затем спустилось ниже и дальше, распространяясь по каждой вене, каждой мышце, каждому волоску, ногтю и кости...

Реальная и не реальная. Здесь и не здесь. Живая и мёртвая.

Она не могла вспомнить своё имя.

Но мальчик в её руках, волк, верующий, благочестивый, осёл...

Он был её домом и её сердцем. В ней не было частички, которая не знала его. Нет силы в этом мире, которая могла бы сделать его чужим.

Итак, девушка, которая когда-то была Сорен, обхватила руками это божество, эту силу и потянула — игнорируя испуганный крик, вырвавшийся из её собственного рта, голосом, который едва принадлежал ей, со страхом, который ей не принадлежал. Она взяла эту силу и удерживала её, сжимала до тех пор, пока она не загорелась, пока каждый сантиметр её тела не запел от опьянения, от божественности, от славы.

Она обняла мальчика, уткнувшись лицом в его пустую грудь, вливая в него всю свою силу, отдавая ему остатки себя, отдавая ему всё, что могла...

И последнее, что она почувствовала, прежде чем то, что не было Сорен, украло всё дыхание, мысли и бытие, было то, что его шея снова срослась.

Его сердце возвращается к жизни.