— Спасибо, — шепчет она сквозь прерывистое дыхание, когда застегиваю первую. Я поднимаю взгляд на ее лицо, красивый румянец заливает ее щеки под тонкой пленкой пота. — Это ужасно.

— Ты молодец, — говорю я. Мои пальцы касаются ее живота рядом с проколотым пупком, когда я продеваю следующую пуговицу в отверстие. Я не специально, конечно, но не ругаю себя, особенно когда она отвечает легкой дрожью. Ее обнаженная кожа покрывается мурашками, и когда я поднимаю взгляд, карие глаза Слоан сливаются с моими, пульс гулко бьется у нее на шее, когда я смотрю на горло. Смутно осознаю, что мои пальцы замедляются на третьей пуговице, потребность прикоснуться и попробовать на вкус ее кожу притупляет все остальные мысли за туманной пленкой желания. Член напрягается под ширинкой, и я смотрю вниз по изгибу ее ключицы, останавливаясь на гладкой коже ее груди, которая поднимается и опускается при быстром дыхании. Я прослеживаю линию ее лифчика до того места, где край рубашки расстегнут, обнажая испачканную белую ткань.

И тут замираю как вкопанный, а весь мир сужается до одной точки.

У нее проколотый сосок.

Я отчетливо вижу форму сердечка вокруг твердой вершинки и крошечные шарики с обеих сторон.

Этого не было при нашей первой встрече. Я уверен. Точно уверен, потому что мой внутренний монолог прерывался словами «без лифчика» каждые две минуты с той секунды, как она вышла из ванной у Альберта Бриско.

Мне кажется, что руки перестали двигаться. Хрен его знает. Я просто смотрю на маленькое сердечко, и у меня пересыхает во рту, а член твердеет, как чертов камень.

Внезапное движение разрушает чары, когда Слоан резко снимает солнцезащитные очки.

— На что-то засмотрелся, красавчик? — спрашивает она.

Эти губы. Эта ямочка. Гребаная ухмылка. Она надевает очки обратно, подмигивая, карие глаза исчезают за зеркальными линзами, а затем она проскальзывает мимо меня, вся такая соблазнительная и дерзкая, скрывая лифчик рубашкой, и неторопливо идет к заправке.

Нихуя себе.

Как же будет весело наказывать ее.

Проходит десять минут, она возвращается к машине, а я все еще сижу здесь со стояком, погруженный в фантазии о том, как буду пытать ее, чтобы она рассказала все об этом пирсинге на сосках. У моего члена нет никакой надежды успокоиться, когда она подходит, слабо улыбаясь.

— Ты в порядке? — спрашивает она, снимая очки и усаживаясь на пассажирское сиденье. Ее глаза встречаются с моими, когда она пристегивает ремень безопасности поперек своего тела.

— Супер. Ага. Офигенно.

— Уверен? Хочешь, я поведу машину? Ты выглядишь немного… рассеянным. Не хочу, чтобы ты отвлекся на что-то блестящее, и мы съехали с дороги.

Я бросаю на нее свирепый взгляд, завожу двигатель и переключаю передачу.

— Господи помилуй. Дай спокойно пережить еще два часа, а потом перекинемся парой слов.

Именно это я и делаю оставшееся время. Переживаю.

Как только мы подъезжаем к дому Фионна, мне уже не терпится выпить чего-нибудь крепкого. Хотя на дворе только полдень. Отправляю сообщение брату, как только мы паркуемся, но он не отвечает, поэтому я предполагаю, что он занят своими тренировками, и обхожу машину, чтобы забрать Слоан. Синяки потемнели, она выглядит измученной, что неудивительно, но она подавляет любые жалобы, когда я помогаю ей выйти из машины и подняться по ступенькам бело-красного дома Фионна в Кейп-Коде.

Звоню в дверь.

Мы ждем.

Трижды стучу в дверь.

Ждем еще.

— Гребаный Фионн, — шиплю я. — Наверное врубил Металлику на всю в наушниках, делая берпи по восемь тысяч подходов, маленький засранец.

Слоан поднимает на меня взгляд, ее боль теперь смешивается с беспокойством. Я одариваю ее своей лучшей попыткой ободряюще улыбнуться, потом запечатлеваю поцелуй на ее виске.

— Он знает, что мы должны приехать. Все будет хорошо. Он нас не подведет, — говорю я, берясь за дверную ручку.

Открыто.

Закатываю глаза — из всех людей в этом мире Фионну Кейну следовало бы знать лучше.

— Для такого умного парня, он иногда жестко тупит.

Когда мы входим внутрь, в доме стоит тишина. Это чертовски странно. Точно, Фионн на пике стадии «грустной золушки», или как там говорил Лаклан. На кофейном столике даже лежит кружевная салфетка.

Пройдя дальше в жилое пространство, я иду к кухне, где вижу заднюю дверь, ведущую на задний двор.

— Эй, дятел, — кричу я безмолвному дому. — Прекрати дурить.

Кто-то бьет меня по черепу. Звезды взрываются в поле зрения.

— Получай, сволочь!

Женский визг предшествует второму удару, который бьет по моей руке там, где я прижимаю ее к больному месту на макушке. Мне удается схватить оружие и вырвать его из рук девушки. Слоан кричит у меня за спиной «воу, воу, воу», пока я одной рукой держу дубинку, а другой пытаюсь удержать Слоан позади себя. Хотя, это не дубинка, а… костыль…?

— Ты кто, нахуй, такой? — кричит маленькая темноволосая женщина лет двадцати с небольшим, похожая на банши, ковыляя туда-сюда и замахиваясь на меня оставшимся костылем. Я выбиваю его у нее из рук, и тот катится по полу, но маленькой дьяволице удается держаться на ногах. Я хочу ткнуть ее костылем в грудь, пытаясь опрокинуть, но она выхватывает из-за спины охотничий нож, лезвие которого длиной почти с ее руку. — Я спросила, кто ты, нахуй, такой?

— Я? Кто, черт возьми, ты…

— Ты сделал это с ее лицом? — рычит она, направляет кончик ножа между мной и Слоан, которая теперь стоит рядом, подняв здоровую руку в умиротворяющем жесте. — Ты это сделал?

— Нет, господи…

— Я тебя зарежу…

— Хэй, успокойтесь, ладно? Это просто недоразумение, — говорит Слоан, осторожно приближаясь к маленькой банши. — Как тебя зовут?

Темные глаза банши метнулись к Слоан и остановились на ней.

— Роуз.

— Роуз. Круто, ладно. Мило. Я Слоан.

— Выглядишь так, словно одна из балбесок ударила тебя ногой в лицо на аллее клоунов, — говорит Роуз.

Слоан моргает. Ее рот открывается, затем закрывается, затем снова открывается.

— Я… я, честно говоря, понятия не имею, что это значит. Но он не виноват, клянусь.

— Ага, верю, — Роуз усмехается, ее глаза закатываются почти так же сильно, как у Слоан. Она, прихрамывая, подходит ближе, гипс глухо стучит о пол, и она морщится. — Он пнул тебя ногой, да? Бьет — значит любит? Не нужно защищать этот кусок дерьма, милая. Я, сука, отрежу ему яйца, — рычит она, направляя на меня кончик лезвия. Я пытаюсь ударить ее концом костыля, но она уворачивается от моего удара, и Слоан встает между нами.

— Нет, правда. Видишь? Логотип Кархатт. Здесь, — говорит Слоан, приподнимая козырек кепки, указывая на круг, выбитый у нее на лбу. Она машет рукой позади себя, на мои ноги. — Этот больше по конверсам.

— Где ублюдок, который сделал это с твоим лицом?

— Сдох.

— Тогда кто, черт возьми, этот ворюга костылей?

— Это Роуэн, — говорит Слоан, снова указывая на меня. Роуз прищуривает глаза, как будто это недостаточная информация. — Он мой дру…парень. Мужчина. Мужчина-парень. Я… с ним. Вот.

Я фыркаю от смеха, когда лицо Роуз морщится.

— Мужчина-парень, — эхом отзываюсь я. — Очень мило, Черная птичка.

— Заткнись, — шипит Слоан, оглядываясь на меня через плечо, как будто не уверена, стоит ли ей сообщать подробности о том, что Фионн мой брат. Я приподнимаю брови в ответ и плотно сжимаю губы. — Может поможешь, пока меня не зарезали?

Я качаю головой.

— Мужик-парень заткнулся, как и просила.

Слоан стонет, ее закатывающиеся глаза сводят на нет прежние усилия Роуз. Она смотрит туда-сюда, поворачивается обратно к девчонке с лезвием, приставленным к ее лицу.

— Послушай, очевидно, что я нуждаюсь в медицинской помощи. Фионн ведь врач, верно? А еще так случилось, что он брат этого блохастого вора костылей.

Подозрительный взгляд Роуз скользит между нами. Она долго раздумывает, потом вытаскивает телефон из кармана, с направленным ножом в нашу сторону, взгляд отрывается ровно настолько, чтобы выбрать контакт для звонка. Я слышу слабые гудки, когда она прижимает телефон к уху, затем приглушенное приветствие моего брата.

— Здесь побитая цыпочка с высоким парнем, который утверждает, что он твой брат. Он украл мой гребаный костыль, — выпаливает Роуз. Она замолкает, когда Фионн что-то говорит на заднем плане, и затем ее глаза устремляются на меня, как лазеры. Она один раз дергает подбородком в мою сторону. — Говорит, чтобы ты назвал свое детское прозвище.

Кровь отхлынула от моих конечностей, взгляд метнулся к Слоан. Я качаю головой.

— Нет.

Это, кажется, приводит адскую кошку в восторг — ответная улыбка Роуз чертовски дикая.

— Отлично. Тогда я воткну тебе нож в яйца.

— Да? Ковыляй сюда и попробуй, — рычу я. Пытаюсь ткнуть ее резиновым концом костыля, но Слоан отбивает его.

— Ради всего святого, вы двое! У меня раненная рука. Мне нужен врач, — говорит Слоан, поворачиваясь из стороны в сторону, демонстрируя безвольную руку. Она бросает на меня грустный щенячий взгляд. Чем дольше она смотрит на меня, тем больше моя решимость рушится. Ее нижняя губа выпячивается, и хотя это может быть притворством, я знаю, что мне конец. — Помоги мне, мужчина-парень.

Долгий стон вырывается из моей груди, когда я провожу рукой по лицу.

— Пиздец. Замечательно, — обе девушки наблюдают за мной не моргая, их брови приподняты в предвкушении. — Говноед.

Они смотрят друг на друга. Наступает мгновение благословенной тишины.

А потом приступ смеха.

Роуз повторяет мой ответ Фионну, и я слышу, как тот хихикает на линии, потом он дает ей несколько кратких инструкций и отключает звонок. Она убирает телефон в карман и убирает лезвие в ножны, а Слоан вырывает костыль из моих рук и передает ей.

Здорово. Теперь они станут лучшими подружками. Как раз то, что мне нужно.

— Ладно, Говноед. Ты прошел тест. Фионн будет дома через пятнадцать минут, разберется с тобой.

— Подожди секунду. Ты так и не сказала, какого хрена здесь делаешь, — говорю я, когда Роуз расплывается в пренебрежительной ухмылке на моем лице.