6 ДЕЛО

РОУЭН

Я до сих пор не понял, за кем, черт возьми, мы охотимся.

С другой стороны, Слоан тоже не знает.

Двойной плюс: она терпеть не может, когда я указываю на это.

Я стучу в дверь Слоан и засовываю руки в карманы, стараясь выглядеть беспечным, несмотря на бурю возбуждения в груди. Когда она открывает, ее лицо сразу же становится мрачным и хмурым.

— Ждешь кого-то другого? — спрашиваю я с ухмылкой.

— Нет, — фыркает она, как будто это самая нелепая идея на свете, что какой-то другой парень может захотеть прийти в девять часов вечера в четверг. Ну, в деревне Айвидейл выбор невелик. — Я знаю, что ты пришел позлорадствовать.

Я театрально ахаю.

— Да я бы никогда, — улыбаюсь еще шире, и взгляд Слоан опускается на мои губы. Ей нравится притворяться, что на самом деле она не хочет узнавать меня получше, но каждый раз, когда ее взгляд останавливается на моем шраме, между ее бровями появляется маленькая складочка. — Если впустишь, расскажу, как у меня появился этот шрам, на который ты не перестаешь пялиться.

Взгляд, который она бросает на меня, полон чистого ужаса. Румянец поднимается по ее шее, щеки краснеют.

— Я не… я не… — она фыркает и вздергивает подбородок. — Ты ужасен.

Ярость в сочетании с застенчивостью… ее смертоносность конкурирует с замешательством. Она чертовски очаровательная. Мне требуется все мужество, чтобы не рассмеяться, и она это видит.

Слоан перегибается через порог, вцепившись пальцами в край двери, пытаясь не дать мне заглянуть внутрь ее комнаты. Ее яростный взгляд обшаривает мое лицо.

— Ты же знаешь, я киллерша, — шипит она. — Я могу вломиться в твою комнату, пока ты спишь, и высосать твои глазные яблоки прямо из головы пылесосом, которым Фрэнсис счищает кошачью шерсть с уродского ковра в вестибюле.

— Я уверен в твоих угрозах, Черная птичка. Без сомнений, — моя улыбка становится шире, и я поднимаю руки в знак перемирия, хотя Слоан, похоже, это не убедило. — Так ты пригласишь меня войти или как?

— Вообще-то, нет, — Слоан выхватывает карточку-ключ из держателя рядом с дверью и засовывает ее в задний карман своих джинсов, проходя мимо меня. Дверь за ней закрывается с громким щелчком. — Мне пора.

Мои ноги словно приклеились к полу, когда я смотрю, как Слоан шагает по коридору, перекидывая на ходу ремешок рюкзака через плечо.

— Пора… что? — я бегу за ней трусцой и подстраиваюсь под ее шаг, изучая ее профиль, пока она шествует по коридору с самодовольной ухмылкой. — Пора? Куда?

— Куда-то, Роуэн. Или ты забыл, что это соревнование? — спрашивает она, пытается скрыть растущую ухмылку, но не может.

Мое сердце колотится о грудную клетку, когда я понимаю, что она немного больше принарядилась, чем обычно. Белый кашемировый свитер. Ее макияж такой же, как в последние три дня с тех пор, как мы приехали, подводка для глаз, черная тушь и матовая красная помада, но она сменила свои многочисленные серьги на другой набор золотых украшений, некоторые с камнями, которые сияют под ее темными локонами.

У меня пересыхает во рту.

— Ты пошла на свидание? — спрашиваю я, когда мы поворачиваем за угол и направляемся к широкой лестнице, ведущей в вестибюль.

Слоан вздыхает.

— Я бы не назвала это свиданием…

— Тогда куда ты? Ну, знаешь, типа… в целях безопасности и все такое…

Слоан фыркает.

— Ты думаешь, я нуждаюсь в твоей защите, красавчик?

Нет. Но также и да.

— Я должен пойти с тобой, просто на всякий случай. Вдруг все произойдет как с Бриско, — говорю я, когда мы входим в вестибюль. Слоан останавливается и поворачивается ко мне лицом.

— Нет, Роуэн, ты не пойдешь. А если это свидание? Будет неловко, — она похлопывает меня по груди и улыбается. — Не волнуйся, потом расскажу тебе обо всех кровавых подробностях.

В последний раз хлопнув меня по груди, что на самом деле больше похоже на пощечину, она поворачивается и уходит.

— Но… это я должен был злорадствовать, — кричу я ей вслед, когда она подходит к выходу из вестибюля.

— Извини, но мне не жаль, — дразнит она, показывает средний палец, проскальзывая за дверь, оставив после себя лишь гулкий стук.

Я стою, ошеломленный. Волна замешательства, беспокойства и ревности захлестывает мою грудь. Одним махом я наполнился океаном эмоций.

Какого хрена?

— Слоан, — кричу я ей вслед, направляясь к двери. Резко распахиваю ее, она ударяется о дверной стопор с удовлетворительным стуком. — Слоан, черт возьми…

Смотрю налево и направо. Задерживаю дыхание и прислушиваюсь.

Ничего.

Провожу рукой по по волосам. Я не уверен, что меня больше раздражает: то, что я, возможно, проигрываю в нашей первой игре, или то, что Слоан, возможно, на свидании с каким-то придурком.

Я напрягаюсь, стараясь услышать что-нибудь, кроме сверчков, но Слоан по-прежнему не слышно и не видно.

— Блять.

Бросаюсь к двери вестибюля и сильно распахиваю ее, возвращаюсь в отель и направляюсь в свой номер. Я прохаживаюсь там некоторое время, обдумывая свои варианты. Может быть, стоит пойти, найти местный паб и напиться в стельку. Что, если она столкнется с кем-то вроде Бриско или Уотсона? Бриско то повезло в тот раз — чувак был жирный, как гребаный валун. Но Уотсон — хитрый ублюдок. Что, если такой же, как он, загонит ее в угол?

Что, если она в ловушке и я не смогу ее найти? Что, если она позовет на помощь, а я буду пьяный в стельку в баре, распевая «Проселочные дороги»?

Никогда не думал, что буду расхаживать по комнате, переживая из-за местонахождения гребаной Ткачихи Сфер, с бешено колотящимся сердцем, потными ладонями, беспокоясь, не пострадает ли она.

Звон входящего сообщения — единственное, что останавливает меня от того, чтобы проделать дыру в полу.

Я в порядке.

Я фыркаю.

Я и не переживал.

Полная ложь, очевидно. Я сажусь на край кровати, пытаясь подавить желание продолжить бегать по комнате, дергая коленом.

О, хорошо.

В таком случае, не жди меня!

— Какого хрена…

Я с трудом сдерживаю желание швырнуть телефон об стену, решив вместо этого сжать его железной хваткой и ударить кулаком по матрасу. Кстати, колотить кулаком по гребаному матрасу — дико неудовлетворительно.

Поэтому я продолжаю расхаживать взад-вперед.

Через некоторое время я отказываюсь от беготни и пытаюсь провести кое-какие исследования в окрестностях, но почти ничего не нахожу, как и за последние три дня. Единственное, что я нашел, — это несколько новостных статей. Случайные истории, не связанные друг с другом. Пропавший турист, как и сказал Фрэнсис. Еще одно мертвое тело в овраге. Автомобиль с нью-йоркскими номерами выловили из реки Канава. Как, черт возьми, Лаклан догадался, что в этом районе орудует серийный убийца, я понятия не имею. На самом деле, я начинаю думать, что он отправил нас сюда от балды.

Я сдаюсь и плюхаюсь на кровать, уставившись в потолок.

Три часа спустя я, наконец, слышу тихий щелчок закрывающейся двери Слоан, когда она заходит в соседний номер.

Три гребаных часа.

Помимо того факта, что она могла бы выиграть нашу игру за такое количество времени, она также могла бы сделать множество других вещей. Например, побывать на свидании. Может быть, она ужинала где-нибудь, ведь в этом отеле лишь замороженный горошек, несоленые, пережаренные свиные отбивные, от которых у меня, вероятно, еще до конца недели сломаются зубы.

…Может быть, она переспала с каким-нибудь парнем.

Из моего горла вырывается стон, и я переворачиваюсь, чтобы задохнуться в цветочном узоре дешевого одеяла из полиэстера.

— Роуэн, ты гребаный придурок, — рычу я в безразличный матрас. — Эта игра уже меня бесит, а прошло лишь три дня.

Словно по сигналу, из соседней комнаты доносятся звуки музыки.

Громкость слабая, но я могу разобрать несколько слов сквозь тонкие, как бумага, стены, а затем звук голоса Слоан, когда она подпевает.

Хотя я рад, что она вернулась целой и невредимой, я все равно накрываю голову подушкой и пытаюсь приглушить звук, в основном, чтобы не пойти туда и не потребовать объяснений, что она задумала, хотя это, черт возьми, не мое дело, и я, возможно, не хочу этого знать.

Подушка, конечно, не помогает. И не только потому, что она тонкая, как салфетка. А потому, что я напрягаюсь и слушаю, хотя притворяюсь, что нет.

Песня меняется, и тихий голос Слоан исчезает.

Отсутствие ее звука тянется бесконечно, царапая мой череп. Вопреки здравому смыслу, я скатываюсь с кровати и направляюсь к разделяющей нас стене, прежде чем наклониться вперед и прижаться ухом к выцветшим дамасским обоям.

Музыка звучит немного четче, громкость по-прежнему низкая. Я слышу, как скрипит ее матрас. А затем тихое жужжание.

— Иисус, Мария и Иосиф, — шепчу я, проводя руками по лицу. Чего бы я только не отдал, чтобы оказаться сейчас в той комнате. Хриплый стон Слоан воспламеняет мою кровь. Мой член уже чертовски тверд, как камень.

Я хочу отойти от стены. Я действительно пытаюсь. Начинаю отстраняться, когда слышу, как с ее губ слетает одно-единственное слово.

Роуэн.

Или, может быть, Шоун. Или Коуэн. Или Смоун. Не понимаю. Поэтому, пусть будет Роуэн.

Моя кровь, блять, бурлит как вулкан. Сердце бешено колотится. Каждая клеточка тела кричит от желания. Требуется вся сила воли, чтобы уйти от стены, но затем слышу что-то странное, доносящееся чуть дальше в стене.

Тихий стон.

Я крадусь к источнику звука.

Еще один стон. Искаженный шепот. Когда прижимаю ухо, все еще улавливаю слабое жужжание игрушки Слоан. Но гораздо ближе слышен характерный звук, как кто-то дрочит.

Я отшатываюсь от стены и замечаю выступ. Примерно на две трети ниже задней части номера, есть прямой угол, где стена углубляется в жилое пространство. Я иду туда, делая каждый шаг осторожно и бесшумно.

Пятка. Носок. Пятка. Носок.

Останавливаюсь у выступа стены и прижимаюсь ухом к медной раме картины.

Мужской шепот доносится до меня сквозь ритмичный звук дрочки.