- О-о-о! Нет! Этот, пожалуй, будет посильнее Ярака.

Мэри, не стесняясь своей наготы, до пояса вылезла из-под одеяла и присела на кровати.

В палату вошла Рультына и села на корточки у порога.

- Здравствуй, Рультына. Пришла навестить дочь и внука?

Старуха с улыбкой закивала головой. Лось подошел к ней и подал руку.

Рультына держала его руку и, глядя на него снизу вверх, сказала:

- Ты сделал Мэри счастливой. Ты настоящий человек.

- А как зовут малыша? - спросил Лось.

- Андрей, - ответила Мэри.

- Андрей? Вот это замечательно! Андрей Яракович.

- Я хотела, чтобы они назвали Бэном, - печально сказала Рультына. Мальчик Бэн у меня был... Но они назвали по-своему. Пусть Андрей. - И, добродушно махнув рукой, ушла.

Мэри возбужденно рассказывала, как она работает в больнице, как доктор учит ее, как ей нравится жить в факторийном доме и какой у нее сильный муж Ярак.

Лось смотрел на нее и думал:

"Она счастлива. А ведь этого могло и не быть".

Уходя, Лось крепко пожал руку Мэри. Она задержала его руку в своей и вдруг прикоснулась к ней губами... Лось порывисто отдернул руку.

- Что ты, что ты, Мэри! Это нехорошо! - нахмурив брови, проговорил Лось.

Мэри испугалась и покраснела. Она не знала, что это нехорошо.

Лосю показалось, что она обиделась, и, положив руку на ее горячее плечо, он нагнулся, поцеловал ее в лоб и молча вышел.

- Она способная девушка. Грамотности, а вернее образования, у нее не хватает, - сказал Петр Петрович, встретившись с Лосем.

- А вы знаете, доктор, я бы на вашем месте стал из нее готовить акушерку. Это очень важно.

- Надо подумать, - ответил доктор.

В пушном складе уже работали женщины. Ржаной мукой крупного размола они чистили песцовые шкурки. Рультына хорошо знала, как обезжиривать их. Каждая женщина показывала ей свою работу, и если Рультына говорила: "Хорошо", - шкурки относили в другой угол. Рультына работала с таким усердием, с каким ни разу не трудилась за всю свою жизнь с Чарли. Ярак сказал, что, хотя все шкурки висят в складе Жохова, хозяин им Лось.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Алитет лежал в пологе на старенькой оленьей шкуре. Он неподвижно смотрел в потолок, лицо его было мрачно, и никто не решался с ним заговорить. Он лежал и думал:

"Что случилось на берегу? Почему люди становятся такими, какими никогда не были? Пожалуй, все это от учителя. Даже Гой-Гой любит бегать к нему. Сильный человек! К сильному всегда бегут. Но ведь он не товарами сильный человек? У него, кроме бумажек-рублей, ничего нет. Что это за сильные бумажки? И в торговой яранге начали торговать за рубли-бумажки".

Алитет достал из ящика бумажный рубль и долго вертел его в руках.

"Разве эта бумажка лучше песцовой шкурки?"

Он пренебрежительно бросил ее в ящик и опять уставился в потолок.

Алитет вспоминал вчерашний разговор с сыном. Гой-Гой весело рассказывал, что русский переселился от Ваамчо в свою деревянную ярангу. Учитель наставил там пять жирников, и Уакат еле успевает следить за огнем. При каждом зарождении луны учитель дает ей за это сильные бумажки-рубли, за которые привозят ей столько сахару, патронов, муки, табаку, будто она посылала лучшие песцовые шкурки. Вдобавок она еще родовой совет и за это получает рубли-бумажки. Она даже забыла дорогу в ярангу Алитета.

Наргинаут жалостливо посмотрела на мужа, взяла хорошую оленью шкуру и положила ее рядом с Алитетом.

- Чарли, - сказала Наргинаут, - эта шкурка помягче.

- Я перестал быть человеком, сильным товарами. Придется уходить в горы, надо привыкать к жесткой постели. Убери ее! - раздраженно крикнул он и ногой отшвырнул шкуру.

Дремавший в углу Корауге вздохнул, услышав голос Алитета. Он лениво потянулся к бубну и ударил по нему. Бубен зазвенел.

- Не надо! - сердито крикнул Алитет. - Думать мешаешь. Все равно духи перестали слушаться тебя.

Корауге с недоумением взглянул на него бесцветными глазами и положил бубен.

В пологе опять воцарилась тишина. Алитет напряженно думал:

"Непослушны стали люди. А Тыгрена? Она всегда подставляла свои уши, когда летели новости от русских; она бежала туда, где останавливались русские, и трудно было уследить за ней. А теперь она ни разу не заглянула к русскому. Учитель звал ее, она не пошла. Учитель пришел сам в ярангу, и Тыгрена не открыла уши для его слов. Все перевернулось, все перепуталось, как собаки в упряжке при быстром беге с горы".

Тыгрена жила в отдельном пологе, редко выходила из яранги и неустанно шила торбаза. Она примирилась со своей судьбой. Все равно теперь нет Айе. И она даже рассердилась, когда Алитету в русской фактории отказали в товарах. Только на два песца дали, а остальные Алитет привез обратно. Он не захотел отдавать пушнину за бумажки-рубли. Заскучал Алитет. Ездить перестал. Наверное, стыдно ему с пустой нартой ездить.

И в первый раз за все время Тыгрене вдруг стало жалко его.

Алитет пришел в ее полог, Тыгрена покорно взглянула на него.

- Не надо шить торбаза, - сказал он. - С одними торбазами не поедешь к кочевникам. Патронов нет, табаку нет, спичек нет. Осталась только таньгинская пища: мясо в железных коробках, фрукты, масло, лук, перец. - И Алитет, сморщив нос, добавил: - Кому они нужны?

Тыгрена молча смотрела на Алитета.

- Если Браун не приедет в это лето к ущелью Птичий Клюв, надо уходить в горы. Подальше от русских. Их много прибавилось на побережье за этот год. Кочевать надо. Соберу всех оленей, собью их в одно стадо. Мало только оленей. Наверное, две тысячи. Смеяться будут кочевники. Еще надо купить. За песцов надо купить оленей. - И, с грустью покачав головой, добавил: Только не станут продавать оленей за песцовые шкурки. Им товары нужны.

От тяжкого раздумья лицо Алитета покрылось испариной. Он присел на оленью шкуру рядом с Тыгреной.

- Ты слышал, Чарли, новость? - называя его новым именем, спросила Тыгрена. - На реке Кувэт объявился какой-то новый русский. Из горячего железа делает ножи и топорики. Всем делает, кто принесет кусок железа, а железа у людей нет. Из старых топориков делает новые.

- Откуда эта новость? - оживленно спросил Алитет.

- Приезжий кочевник говорил. Очень хорошие топорики, какие любят оленеводы.

Алитет задумался, и лицо его сразу повеселело.

- Ты сама слышала эту новость?

- Да, я сама слышала.

Алитет подбежал к своему складу и ногой стал разгребать снег. Здесь лежала груда полосового железа, брошенного американской шхуной. Когда-то контрабандисты привезли его, но Алитет не дал за него ни одной шкурки, и американцы бросили железо, чтоб не везти обратно.

Теперь Алитет смотрел на железо горящими глазами и что-то шептал. Схватив железную полосу и выдернув ее из снега, он почувствовал, как к железу прилипла рука. Алитет бросил полосу и, посасывая ссадину на пальце, зашептал:

- Один нож - один олень, один топорик - три оленя.

К вечеру он нагрузил одну нарту железом, другую - таньгинской пищей: маслом, фруктами; сверху положил мешок с песцами и, забрав сына Гой-Гоя из школы, в ночь выехал на двух нартах в устье реки Кувэт.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Вскоре после отъезда Алитета учитель услышал стук мотора, доносившийся с моря. Дворкин крикнул Ваамчо, и они пустились бежать во весь дух к морскому припаю. Вслед за ними ринулась толпа ребятишек, побежали и женщины.

Вельбот приближался с необычайной быстротой.

И когда он ударился носом о припай, учитель восторженно закричал:

- Осипов! Василий Степанович! Здравствуй!

Люди ухватились за вельбот, он скользнул по ледяному припаю и вмиг оказался на берегу.

- Здравствуй, Коля, - сказал Осипов. - Жив?

- Конечно.

- Вельбот вот пригнал для артели. Один оставил у Русакова. Подготовлю здесь моториста и уеду на собаках к нему.

- Вот здорово! Сколько же ты проживешь у нас?

- Недельки две придется.