— Я хочу поступить в университет Борнстеда, — выпаливаю я, сидя рядом с Зейдом за занавесом зрительного зала. Я понятия не имею, как он уговорил меня на это, но, думаю, я записалась на шоу талантов. Прослушивания проводятся сегодня, потому что в таком месте, как академия Бёрберри, даже такое глупое мероприятие, как шоу талантов, должно контролироваться и оцениваться по достоинству.

— Борнстед, да? — говорит Зейд, откидываясь на спинку стула и закидывая руки за голову. Он сменил цвет волос на пепельно-лавандовый, который просто напрашивается на прикосновение. Не раздумывая, я протягиваю руку и провожу по ним пальцами. Этот ужасно смущающий стон срывается с красивых губ Зейда, и каждый человек, сидящий с нами за кулисами, поворачивается, чтобы посмотреть в нашу сторону. Мои щёки вспыхивают, но я не перестаю прикасаться к нему. — Это шикарный университет. У тебя определённо есть оценки для него, но я предполагаю, что тебе понадобится ещё одна стипендия, чтобы позволить его себе, да?

— В значительной степени, — отвечаю я, но я уже приступила к этому. Я заставляю себя проводить не менее трёх часов в неделю в компьютерном классе библиотеки, чтобы иметь возможность подавать заявки и эссе на любую стипендиальную программу, которую смогу найти. — Но это то, чего я хочу.

— Лучшая средняя школа в стране, лучший университет в стране. Небо — это не предел для тебя, да, Марни Рид?

Называют имя Зейда, и он встаёт, хватает свою гитару и наклоняется, чтобы обнять меня сбоку, наши лица так близко друг к другу, что я чувствую запах мятной конфеты, которую он посасывает.

— Если кто-то и мог бы это сделать, то это была бы ты. — Он наклоняется и прижимается своей щекой к моей. Всё, чего я хочу, — это чтобы он поцеловал меня, но этот придурок отстраняется и поворачивается, чтобы направиться на сцену.

Я подкрадываюсь к проёму в занавесе, чтобы посмотреть, как он устраивается у микрофона.

Изумрудные глаза Зейда смотрят в мою сторону, и он подмигивает.

— Представьтесь и кратко объясните своё выступление, пожалуйста, — говорит мистер Картер, расположившись за тем же столом, за которым он сидел, когда я выиграла первый приз за игру на арфе. Зейд сидел прямо рядом с ним и чертовски удивил меня, захлопав в ладоши в честь моего выступления. Это, я думаю, тоже было очень искренни. Приятно осознавать, что не каждый момент, которым я наслаждалась с парнями, был ерундой.

— Зейд Кайзер, — произносит он хриплым мурлыканьем рок-звезды, от которого плавятся трусики каждой девушки в этой комнате, включая мои. — И я, э-э, исполню песню, которую написал сам.

— Как называется песня? — спрашивает мистер Картер невероятно скучающим тоном. Он занёс руку над своим айпадом, чтобы ввести его в какое-то поле формы. Зейд и его музыка — это нечто гораздо большее. Я сжимаю в кулак ткань чёрных слаксов, которые надела для выступления. Они такие невероятно удобные. Если бы у меня было время на что-нибудь, кроме школы, внеклассных занятий и общения с друзьями, я бы, вероятно, добавила к этому списку создание петиции об отмене требований к униформе, учитывающих гендерные особенности.

— Я ещё не дал ей названия, — начинает Зейд, перекидывая ремень своей гитары через голову, а затем протягивает руку, чтобы скрутить несколько своих намазанных гелем волос в колючки.

— Выберите какое-нибудь, пожалуйста. — Мистер Картер поднимает глаза и приподнимает бровь, когда Зейд снова смотрит на меня.

— Как насчёт… — он поворачивается к нашему учителю музыки и улыбается. — Благотворительность (прим. — Благотворительность по-английски Charity [Черити], прозвище которое они дали Марни в первый год учёбы)?

Мистер Картер кивает, и Зейд вздыхает, прочищая горло, закрывает глаза и выдыхает. Когда он открывает их снова, в нём усиливается атмосфера исполнителя. Его татуированные пальцы бренчат на гитаре, и он начинает эту прекрасную, сладко-грустную мелодию, которая заставляет моё сердце биться чаще.

Наблюдая за тем, как его пальцы оживляют инструмент, у меня мурашки бегут по коже.

— «Этот первый взгляд утром, такая медовая сладость — единственное, ради чего я живу». — Зейд продолжает бренчать, вживаясь в песню и покусывая нижнюю губу во время игры. — «Ничто и никогда не сможет стереть первый утренний румянец, блестящее золото её волос; то, как она ненавидит меня, заставляет меня желать её».

— Это чертовски глупо, — слышу я, как Харпер фыркает у меня за спиной, но здесь слишком много учителей, чтобы она могла что-то сделать. Меня это не волнует.

— «Нет девушки, которая горела бы так ярко, как Черити, нет солнечного луча, который излучал бы столько света. Летние бури никогда не смогли бы поколебать меня, этот сладко-горячий дождь, вкус её тёплых губ». — Он закрывает глаза и поглаживает свою гитару так, как я бы хотела, чтобы он погладил меня… Ой. Неужели я только что так подумала?! Ага, я так и сделала. Я так и сделала, и мне не стыдно. — «Так сложно, так сбивает с толку. Именно так, как ей нравится, весь мир — её раковина, всё, что мне нужно». — Он растягивает последнее слово, и, клянусь, я теряю сознание. Прикусив нижнюю губу зубами, я в напряжённом ожидании жду, когда он закончит песню. Я так чертовски сильно хочу поцеловать его прямо сейчас.

«Когда-нибудь в ближайшее время я пойду на концерт «Afterglow»», — думаю я, пытаясь представить Зейда с электрогитарой, разодетого в пух и прах, устраивающего полноценное выступление перед обожающей его публикой. Я просмотрела некоторые из его предыдущих выступлений на YouTube, но какими бы впечатляющими они ни были, держу пари, это ничто по сравнению с тем, чтобы увидеть его вживую. Он привносит в зал такую харизматичную энергию, которую невозможно передать с помощью средств массовой информации. Невозможно.

Когда Зейд заканчивает песню, я замечаю, что мои ноги начинают двигаться, прежде чем я успеваю остановиться.

В конце концов я оказываюсь на сцене и обвиваю руками его шею. Несколько девушек, сидящих в зрительном зале, освистывают меня, но я не обращаю на них внимания. Накрашенный засранец, которого я ненавидела, потом полюбила, потом возненавидела, а теперь… что бы я к нему ни чувствовала, он обнимает меня за талию и целует так, словно действительно верит во все эти вещи из своей песни.

Мы целуемся так долго, что мистеру Картеру приходится нажать на микрофон и попросить нас остановиться.

Я бы смутилась, если бы не была в таком приподнятом настроении.

Моя очередь следующая, и один из студентов-первокурсников оркестра выкатывает мою арфу на сцену.

Я сажусь играть «Наблюдая за пшеницей» Джона Томаса (малоизвестная пьеса восьмидесятых — говорила же вам, что я далека от хиппи), и, клянусь, арфа никогда не звучала красивее.

Я всегда играла всем своим сердцем. Должно быть, просто сейчас моё сердце наполнилось.

Думать, что это как-то связано с этими парнями… ужасно.

Я буду осторожна, чтобы сохранить все эти новые чувства в безопасности.

— Они все выступают на шоу талантов, — говорит Миранда, стоя во внутреннем дворе, а позади неё в фонтане журчит вода. На ней красивый высокий конский хвост, чёрные шорты и белый топ с логотипом Бёрберри. Наступили осенние каникулы, и всё снова как в первый год: Миранда уехала в волейбольный лагерь, а Чарли на работе в Напе. Я не думаю, что ему сейчас следует работать, но счета нужно оплачивать.

Поэтому я рассказала ему о деньгах, о покерных деньгах.

Я позвонила ему, потому что было трусливо писать это в сообщение, чтобы сообщить, что у меня на счету почти восемьдесят тысяч, к которым я едва прикоснулся. Конечно, Чарли был Чарли, он отказался их принять. Он сказал мне приберечь их для колледжа.

Я скрещиваю руки на груди и вздыхаю. Я вне себя от разочарования. Папа должен позволить мне вернуться домой и позаботиться о нём. Вместо этого я просто снова получила роль «Гарри Поттера» и осталась в Хогвартсе. Только вместо магии в этой школе полно великолепных мальчиков. Их было пятеро. И они все остаются на каникулы, чтобы посетить ещё несколько своих дурацких вечеринок в Клубе Бесконечность.

Разница на этот раз в том, что Лиззи тоже здесь.

— Что? — спрашиваю я, моргая и перефокусируясь на свою лучшую подругу. Мы не говорим о том… поцелуе. Уже давно. Я не уверена, сдалась ли она или всё ещё заинтересована во мне. Честно говоря, мне страшно это выяснять. Я не хочу, чтобы романтические чувства встали между нами и нашей дружбой. Если честно, с парнями та же проблема. Для четверых из них — если не для всех пятерых — отношения, которые мы только что начали, не сложатся. Останемся ли мы друзьями после этого? Меня пугает мысль, что мы этого не сделаем, потому что мне чертовски нравится их компания.

— Я должна была заставить Эндрю остаться здесь, с тобой, — бормочет Миранда, вздыхая, когда автобус подъезжает и её тренер приглашает девочек садиться. — Кому нужна поездка за границу в Токио, когда ты мог бы быть здесь, в великолепной академии, где проходит серьёзная вечеринка Клуба? — она прерывает свою тираду, наклоняется и крепко целует меня в щеку. — Будь в безопасности, не делай глупостей и постарайся, чтобы Харпер тебя не убила до моего возвращения, хорошо?

— Что ты имела в виду, говоря о шоу талантов? — спрашиваю я, прежде чем она отстраняется. Она пожимает плечами, подбрасывает свой хвост, а затем бросает на меня взгляд.

— Если ты думаешь, что твои старые приятели облажаются и не воспользуются этим дерьмом, то тебя ждёт сюрприз. — Миранда подмигивает мне и отскакивает, чтобы присоединиться к своей команде, оставляя меня стоять там в недоумении.

Если старая пословица око за око верна…

— Вы собираетесь облить их краской во время выступления, не так ли? — спрашиваю я, обнаружив Тристана и Крида, ожидающих меня возле витражных дверей, ведущих в часовню. Мы всё ещё пытаемся придерживаться принципа сопровождения. Если мои ребята напали на всю Компанию в одиночку, то что произойдёт, если вся Компания застанет меня одну?