— Я не оставлю Зои, — говорю я, но все игнорируют меня. Арот протягивает руку, чтобы коснуться моих волос, и я с проклятием отбиваю его руку. Он смеется, и я понимаю, что его заводит тот факт, что я не хочу иметь с ним ничего общего. Это не сулит мне ничего хорошего.

Крюк заталкивает меня обратно в клетку, пока самцы обсуждают оплату. За меня. Когда я вернусь на Землю, мне понадобится какое-то время провести в кресле дантиста. Мои зубы, вероятно, будут не чем иным, как обрубками после всего этого скрежета.

Они все выходят из комнаты, а я колочу по деревянным перекладинам своей клетки.

— Чем, черт возьми, они укрепили эту штуку? — рычу я. — Бетоном?

Зои тихо сидит рядом со мной, и я оглядываюсь, чтобы увидеть, что она смотрит на меня, ее глаза серьезны.

— Ты знаешь, что делать, — говорит она. — Это твой шанс.

Я ударяю кулаком по клетке, но лучше мне от этого не становится.

— Вернись за мной, — шепчет она. — Я хочу умереть под лучами Солнца.

— Ты не умираешь, — рычу я. — Но я позову помощь и вернусь. Обещаю.

Следующие несколько часов мы молчим, пока не возвращается еще один вуальди. Этого я еще не видела, и у него, кажется, скучающий вид, когда он отпирает мою клетку и жестом приглашает меня выйти.

Я встаю на ноги, опустив голову и сгорбившись. Вуальди тянется к моей руке, и я бью его кулаком в челюсть. От удара он вскрикивает, когда его голова ударяется о стену. Я протискиваюсь мимо него, но в комнату врываются другие вуальди. Я встречаюсь взглядом с Зои, и она слегка ухмыляется мне, прежде чем меня утаскивают прочь.

***

Киллис отправляется с нами в Малуфик. Крюк пристально следит за мной, и я ухмыляюсь ему, морщась, когда это движение растягивает мою разбитую губу.

Моя попытка побега не принесла плодов, но это определенно было весело.

Мы идем уже несколько часов. Киллис оставил большую часть вуальди с Зои, а я вела себя достаточно тихо, чтобы они, должно быть, почти забыли, что я с ними, когда проклинали браксийцев. Из того, что я могу сказать, вуальди не могут позволить себе путешествовать большой стаей в этом районе, потому что, если браксийцы обнаружат их, то перебьют всех.

Разве это не было бы здорово?

К сожалению, не похоже, что мне на помощь придут какие-нибудь огромные инопланетные воины.

Все в порядке. Мой отец научил меня, как самостоятельно выбраться из любой передряги.

Я сглатываю комок в горле. Когда вы теряете тех, кого любите, вы никогда по-настоящему не оправитесь от этого. Вы будешь думать, что у вас все хорошо, пока вас не ошеломит неизбежный факт, что вы никогда больше не будете смеяться с этими людьми. Никогда не будете спорить с ними. Никогда уже не скажете, что любишь их. Никогда не расскажете о том, как вас похитили пришельцы.

Я фыркаю. Папе было бы что сказать по этому поводу, это уж точно. Мой отец был тихим человеком, пока кто-нибудь не давал ему повода разглагольствований. Он учил меня драться, учил как надо жить и больше всего на свете верил в подготовку.

Если бы мой отец был сейчас здесь, он сказал бы мне дождаться своего шанса. Где-то всегда есть возможность — мне просто нужно быть готовой воспользоваться ею.

В конце концов, вуальди начинают расслабляться, и мы выходим из глубины леса в другую деревню. Эта находится в несколько лучшем состоянии, чем предыдущая, и мы останавливаемся у двухэтажного серого строения, выходящего фасадом на лес.

Киллис кивает Крюку, который открывает дверь и жестом приглашает меня подняться наверх. Я медленно поднимаюсь по лестнице, ища любую возможность сбежать, но ничего нет. Лестница ведет в небольшой коридор с двумя дверями.

— Открой дверь справа, — говорит Крюк, и я подчиняюсь. Комната большая, с единственным окном, с видом на лес, хотя я не замечаю ничего, кроме клетки в углу.

Вот уж, бл*ть, хрен вы угадали.

Крюк наклоняется, чтобы отпереть дверцу клетки. Не колеблясь, я ударяю его кулаком по затылку. Он ругается, приземляясь на колени, а я прыгаю ему на спину, обвивая рукой его шею.

Остается надеяться, что у вуальди есть хоть что-то общее с людьми. Независимо от вида, мозгу каждого живущего нужен кислород… верно?

Я тянусь к шее Крюка, крепко сжимая ее, и он набрасывается на меня, делая росчерк вниз по моему бедру.

Сукин сын.

Его здоровая рука поднимается, чтобы вцепиться в руку, которой я обхватила его шею, в то время как его крюк снова замахивается на меня. Мне удается блокировать его коленом, сердце колотится, когда он ниже пригибается к земле и крюк выпадает из его руки.

У меня пересыхает во рту, от страха кружится голова. Если те, что внизу услышали нас, то поднимутся сюда через несколько секунд.

— Давай же, черт бы тебя побрал, — шиплю я.

Лицо Крюка теперь ярко-желтое, и мы оба валимся на пол, когда он падает лицом вниз. Я крепко сжимаю его шею еще несколько секунд, на случай, если он притворяется, а потом поднимаю крюк и встаю на ноги.

Если бы у меня было время, я бы заперла этого ублюдка в клетке. Посмотрела, как бы ему это понравилось.

Вместо этого я закрываю дверь настолько, чтобы она скрыла тело Крюка, и встаю за ней, крепко сжимая в руке острый металлический крюк.

Не проходит и тридцати секунд, как кто-то толкает дверь, и я выскакиваю из-за нее.

Киллис оборачивается, но я уже замахнулась, нанося удар острым крюком. Он поднимает руки, но уже слишком поздно, и от его крика стынет кровь, когда заостренный металл вонзается ему в лоб, прежде чем черкануть по лицу.

— Мой глаз! — ревет Киллис, закрывая ладонями лицо.

Я не мешкаю. Я уже на пути к окну. Мельком осматриваю землю, прежде чем прыгнуть, молясь, чтобы не сломать лодыжку или не вывихнуть колено, когда приземлюсь.

Это больно, моя левая лодыжка сразу дает мне понять, что она не в восторге. Мое бедро тоже, но я сразу же перехожу на хромающий бег, моя грудь сжимается, когда Киллис кричит своим людям, чтобы они следовали за мной.

Я опускаю подбородок и продолжаю бежать в заданном темпе.