— Значит, это была правда, да? — спросил Страйк.

— Да, это правда, — сказал Грант. — Бросьте. Кто будет смотреть фильм, в котором чертово сердце прыгает вокруг, гоняясь за призраком?

— Людям нравилось это в мультфильме, — сказал Страйк.

— Но это же совсем другое, не так ли? — нетерпеливо сказал нефтяной директор. — Сейчас мы говорим о большом экране, о более массовой аудитории. Как они это называют? Обработка — по-моему, выглядит неплохо. Честно говоря, я не могу понять, что все эти люди увидели в… Конечно, это смешно, — сказал Грант, поймав себя на мысли. — Очень, эээ… креативно. Но перейдет ли это в фильм в таком виде?

— Я бы не стал…

— Ну, Маверик так не думает, а они профессионалы.

Принесли вино Гранта. Он сделал большой глоток, который, казалось, немного успокоил его.

— После твита Аноми начался настоящий ад. Мы с Хизер не спали полночи. Она хочет собрать вещи и уехать туда, где нас не найдут. Какой-то больной ублюдок сказал, что надеется, что наш ребенок родится мертвым, если вы можете в это поверить. Я бы пригласил вас в дом, а не встречался здесь, но она пригласила свою мать, чтобы составить ей компанию, — сказал Грант и сделал еще один глоток вина, прежде чем продолжить. — Я сказал ей: “Есть много желающих иметь наши проблемы”. Я сказал: “С теми деньгами, на которые мы рассчитываем, если дело пойдет хорошо, мы можем переехать в чертовски закрытый поселок, если хочешь”. Я попросил показать мне цифры по товарам, как только мы получили долю Эди, и, что ж, — он слегка рассмеялся, — я работаю в нефтяной отрасли, мне не чужды здоровые балансовые отчеты, но я был удивлен, увидев, сколько доходов уже там.

— Конечно, всем этим нужно управлять, — быстро добавил Грант, чтобы Страйк не посчитал его слишком удачливым. — Это гораздо сложнее, чем люди могут себе представить, такие вещи. Я в этом убеждаюсь. Я думаю провести аудит Netflix, чтобы убедиться, что они все передают. Пока еще не делал. Я не знаю, что делал Аллан Йоман за свои пятнадцать процентов, честно говоря…

— Но мы должны выяснить, кто такой Аноми. Мы не можем продолжать это дерьмо каждый раз, когда нужно принять решение о собственности. Так что, да. Вот почему я позвонил вам. Чтобы узнать, что происходит.

— Ну, мы исключили пару человек, — сказал Страйк, — и нам удалось поговорить с Джошем Блэем в субботу…

— Он заинтересован только в том, чтобы сделать нам хуже, — холодно сказал Грант. — Будем заказывать?

Он открыл свое меню, и прежде чем Страйк успел спросить, как Джош Блэй ухудшает положение Ледвеллов, Грант сказал,

— Я не хотел говорить об этом по телефону, но есть кое-что еще. У нас была пара странных — и это одна из главных вещей, которая заставила Хизер волноваться, по правде говоря — пара странных телефонных звонков. Анонимные.

Страйк достал свой блокнот.

— Продолжайте.

— Они были сделаны на мой мобильный. В первый раз трубку взяла Хизер, потому что я был в ванной. Голос на том конце линии сказал ей, чтобы она откопала Эди.

— Это все?

— Ну, этого достаточно, не так ли? — горячо сказал Грант. — Что за больной?

— Я имел в виду, это все, что он сказал?

— О, понятно — ну, я не знаю.

Официант вернулся. Оба мужчины заказали стейк и чипсы. Когда официант удалился за пределы слышимости, Грант сказал,

— Он могл бы сказать больше, но Хизер закричала, когда услышала это, и… ну, она уронила мой чертов телефон. Треснул экран, — раздраженно сказал Грант. — К тому времени, когда я пришел посмотреть, что ее напугало, кто бы это ни был, он уже повесил трубку.

— Когда это произошло?

— Вскоре после того обеда, когда вас наняли.

— В какое время дня?

— Вечер.

Страйк сделал заметку.

— А второй звонок?

— Это было около десяти дней назад. Опять же вечером. Номер абонента был скрыт, но я ответил.

Грант выпил еще вина.

— Я почти уверен, что это был кто-то, использующий одну из этих штуковин для изменения голоса — приложения — голос был довольно глубоким и роботизированным — и, — Грант огляделся вокруг и понизил голос, — он сказал: “Раскопайте Эди и посмотрите письмо”, а затем повесил трубку. Хизер думает, что это Аноми. Может, и так, но если это так, то Бог знает, как он узнал мой номер.

— Насколько сложно было бы кому-то получить его через ваш офис?

— Ну… возможно, я полагаю, — сказал Грант. Как и в случае с его женой и ее страницей в Facebook, Ледвелл, похоже, не рассматривал самое прозаическое объяснение. — Но мой помощник не дал бы мой номер кому-то, кто говорил бы так, как какой-то глубоко дышащий киборг. Ему пришлось бы придумать очень хорошую историю.

— Вы проверяли свою помощницу, не давала ли она кому-нибудь ваш номер?

— Нет, — раздраженно ответил Грант, — я не хочу обсуждать такие вещи с людьми в офисе. Было достаточно любопытных разговоров о том, что произошло. Ну, Эди использовала мою фамилию, поэтому люди неизбежно установили связь….

Слегка нахмурившись, он допил вино, дав Страйку время подумать о том, что Ледвелл была фамилией Эди в той же степени, что и Гранта.

— ... вряд ли я хочу, чтобы обо мне сплетничали. Нет, пока я не знаю, насколько — я имею в виду, я не знаю, что ждет меня в будущем, с точки зрения карьеры. Поэтому я не хочу приносить эти вещи на работу.

Грант поднял руку для официанта и заказал второй бокал вина, а Страйк задумался, насколько сильно дискомфорт Гранта от того, что люди на его рабочем месте знают об Эди, коренится в том, что они знают, что она провела жизнь в бедности, в приемной семье, в то время как ее дядя наслаждался здоровым доходом в Омане.

— Кто именно знал, что в гробу лежат письма, вы знаете? — спросил Страйк.

— Понятия не имею. Мы с Хизер не распространялись об этом. Нам и так хватало хлопот с организацией похорон и звонками прессы в дом, не говоря уже о том, что нужно сказать гробовщику, чтобы он не закрывал этот чертов гроб, потому что эти двое хотели засунуть туда письма.

— Очевидно, гробовщик знал, потому что я попросил его положить его туда, но он связан конфиденциальностью, или я так думаею, а женщина Апкотт знала, потому что Блэй продиктовал ей свое письмо. Ормонд знал, очевидно. Он, наверное, рассказал всем на похоронах. Я сказал Хизер, мы должны были проверить его карманы на наличие чертова лука, как он себя вел.

— Так что, да, любое количество людей могло уже знать, что там есть письмо, но я хочу знать, кто был настолько болен, чтобы звонить родственникам Эди и советовать им откопать ее, и кто пытается намекнуть, что Ормонд убил ее? Потому что, если только они не делают это просто ради забавы, чтобы расстроить нас, то именно эту идею они и пытаются подбросить, не так ли? Они не могут говорить, что это сделал Блей, потому что — ну, он же не ударил себя ножом в шею, не так ли?

Страйку показалось, что он уловил в голосе Гранта нотки разочарования от того, что ему пришлось отдать Блэю такую честь.

Гранту принесли второй бокал вина, и он выпил его на треть, после чего снял пиджак и повесил его на спинку стула.

— Вы только что сказали, что Блэй ухудшает ваше положение, — сказал Страйк.

— Чертовски верно. Он связался с Мавериком в понедельник и сказал, что не хочет, чтобы Харти меняли. Он сказал, что Эди бы этого не хотела. Совершенно очевидно, что он задумал.

— Правда?

— Конечно, да. Тактика торга, не так ли? Он хочет больше денег, прежде чем согласится на какие-либо изменения.

Страйк задумался, не заставило ли то, что они с Робин сказали Блэю во время их визита, вытащить аниматора из состояния безразличия к тому, что случится с “Чернильно-черным сердцем”.

— Чертова Катя Апкотт будет его подбадривать. Отвратительная женщина.

— “Отвратительная”? — повторил Страйк.

— Вы не должны иметь с ними дела. Этика уличных кошек, эта парочка. Они знают, что студия не захочет идти против желания Блэя, пока он находится в больнице, поэтому они думают, что держат Мейверика — и нас — за лохов. Один твит от мистера Джоша Блэя о том, что Maverick разрушают его драгоценную чертову историю, и весь ад вырвется наружу, а мы с Хизер снова окажемся на линии огня. Но я могу гарантировать вам следующее: через мой труп он получит больше доходов, чем мы. Если бы вы знали то, что знаю я, вы бы согласились, что это чертовски отвратительно, что Блэй пытается использовать Эди как инструмент для торга.

Грант глотнул еще вина.

— Что именно вы знаете? — спросил Страйк.

— Что?

— Что вы знаете, — повторил Страйк, — что заставляет вас думать, что это “отвратительно” для Джоша говорить, что Эди не хотела этих изменений?

— Ну — я не думаю, что ему действительно есть дело до того, что она ушла. Для мистера Блэя все сложилось чертовски хорошо.

— Да, вы говорили это, когда мы встречались в последний раз, — сказал Страйк. Грант не был его клиентом; он не был обязан относиться к мнению этого человека с уважением. — Но я не могу понять, как все могло сложиться “чертовски хорошо” для человека, у которого парализована шея.

— Ну, эта часть — очевидно, это очень прискорбно, но, послушайте — Блэй мог остановить Аноми в любое время, когда бы захотел. Мне кажется, что все были счастливы позволить этой ситуации разгореться, и теперь моя семья расплачивается за это. Никто не нападает на Джоша Блэя, заметьте. Никто не говорит Блэю, что они придут за ним и его детьми. Ну, я говорю: “Если он ходит как утка и крякает как утка, то это утка”. Когда же люди проснутся и начнут спрашивать, почему Блэй все время остается безнаказанным?

— Вы же не предполагаете, — сказал Страйк, — что Блэй — Аноми?

— Ну… нет, — сказал Грант неохотно. — Насколько я понимаю, Аноми был в игре с тех пор, как Блэя зарезали, и он не может заниматься этим в своем нынешнем состоянии, не так ли?

— Нет, — сказал Страйк, — не может.

— Но согласитесь, это чертовски подозрительно, то, как совпадают интересы Аноми и Блэя. Они оба не хотят, чтобы Харти превратился в человека, они оба хотели, чтобы Эди ушла из мультфильма…