Впивай! Не исчерпаешь! Я - столицый!

Мне двадцать лет - передо мною мир!

14

Мне двадцать лет. Передо мною мир.

А мир какой! В подъеме и в полете!

Люблю я жизнь в ее великой плоти,

Все остальное - крашеный кумир.

Вы, сверстники мои, меня поймете:

Не золоченый нужен мне мундир,

Не жемчуг, не рубин и не сапфир.

Чего мне надо? Все - в конечном счете!

Сапфир морей, горящих в полусне,

Жемчужина звезды на зорьке алой

И песня золотая на струне.

Все прошлое богатство обнищало,

Эпоха нарождается при мне.

Мне двадцать лет. Вся жизнь моя - начало.

15

(Магистраль)

Мне двадцать лет. Вся жизнь моя - начало.

Я только буду, но еще не был.

Души заветной сердце не встречало:

Бывал влюбленным я, но не любил.

Еще мой бриг не тронулся с причала,

Еще я ничего не совершил,

Но чувствую томленье гордых сил

Во мне уже поэзия звучала.

Я слышу эхо древности седой,

Я чую зов эпохи молодой.

О, как пронзительны ее призывы!

Что ждет меня? Забвенье или пир?

Но я иду, бесстрашный и счастливый:

Мне двадцать лет. Передо мною мир!

Симферополь

1920

СОНЕТ

Я никогда в любви не знал трагедий.

За что меня любили? Не пойму.

Походка у меня как у медведя,

Характер - впору ветру самому.

Быть может, голос? Но бывали меди

Сродни виолончельному письму;

Иных же по блестящему уму

Приравнивали мы к самой комете!

А между тем была ведь Беатриче

Для Данте недоступной. Боже мой!

Как я хотел бы испытать величье

Любви неразделенной и смешной,

Униженной, уже нечеловечьей,

Бормочущей божественные речи.

1950

СОНЕТ

А я любя был глуп и нем.

Пушкин

Душевные страдания как гамма:

У каждого из них своя струна.

Обида подымается до гама,

До граянья, не знающего сна;

Глубинным стоном отзовется драма,

Где родина, отечество, страна;

А как зудит раскаянье упрямо!

А ревность? М-м... Как эта боль страшна!

Но есть одно беззвучное страданье.

Которое ужасней всех других.

Клинически оно - рефлекс глотанья:

Когда слова уже горят в гортани,

Дымятся, рвутся в брызгах огневых,

Но ты не смеешь - и... глотаешь их.

1951

СОНЕТ

Бессмертья нет. А слава только дым.

И надыми хоть на сто поколений,

Но где-нибудь ты сменишься другим

И все равно исчезнешь, бедный гений.

Истории ты был необходим

Всего, быть может, несколько мгновений...

Но не отчаивайся, бедный гений,

Печальный однодум и нелюдим.

По-прежнему ты к вечному стремись!

Пускай тебя не покидает мысль

О том, что отзвук из грядущих далей

Тебе нужней и лавров и медалей.

Бессмертья нет. Но жизнь полным-полна,

Когда бессмертью отдана она.

1943

СОНЕТ

Слыла великой мудростью от века

Идея смерти. А за нею вслед

Отцы и деды

жизнь человека

Определили: "Суета сует".

Да, все мы смертники. Сквозь наше веко

Глазница ощущается на свет.

(Не потому ль и склабится скелет,

Что у него чуть-чуть побольше века?)

И все же мы умеем улыбаться,

Влюбляться, о могиле не печась,

Бываем радостными, а подчас

Рискуем жизнью за меньшого братца.

Ах, человек... Смешное существо:

Вся мудрость - в легкомыслии его.

1960

СОНЕТ

Правду не надо любить: надо

жить ею.

Воспитанный разнообразным чтивом,

Ученье схватывая на лету,

Ты можешь стать корректным и учтивым,

Изысканным, как фигурист на льду.

Но чтобы стать, товарищи, правдивым.

Чтобы душе усвоить прямоту,

Нельзя учиться видеть правоту

Необходимо сердцу быть огнивом.

Мы все правдивы. Но в иные дни

Считаем правду не совсем удобной,

Бестактной, старомодной, допотопной

И гаснут в сердце искры и огни...

Правдивость гениальности сродни,

А прямота пророчеству подобна!

1955

СОНЕТ

Я испытал и славу и бесславье,

Я пережил и войны и любовь:

Со мной играли в кости югославы,

Мне песни пел чукотский зверолов;

Я слышал тигра дымные октавы,

Предсмертный вой эсэсовских горилл;

С Петром Великим был я под Полтавой,

А с Фаустом о жизни говорил.

Мне кажется, что я живу на свете

Давнее давнего... Тысячелетье...

Я видел всё! Чего еще мне ждать?

Но, глядя в даль с ее миражем сизым,

Как высшую хочу я благодать

Одним глазком взглянуть на коммунизм.

1957

ТИХООКЕАНСКИЕ СТИХИ

ВЕЛИКИЙ ОКЕАН

Одиннадцать било. Часики сверь

В кают-компании с цифрами диска.

Солнца нет. Но воздух не сер:

Туман пронизан оранжевой искрой.

Он золотился, роился, мигал,

Пушком по щеке ласкал, колоссальный,

Как будто мимо проносят меха

Голубые песцы с золотыми глазами.

И эта лазурная мглистость несется

В сухих золотинках над мглою глубин,

Как если б самое солнце

Стало вдруг голубым.

Но вот загораются синие воды

Субтропической широты.

На них маслянисто играют разводы,

Как буквы "О", как женские рты...

О океан, омывающий облако

Океанийских окраин!

Даже с берега, даже около,

Галькой твоей ограян,

Я упиваюсь твоей синевой,

Я улыбаюсь чаще,

И уж не нужно мне ничего

Ни гор, ни степей, ни чащи.

Недаром храню я, житель земли,

Морскую волну в артериях

С тех пор, как предки мои взошли

Ящерами на берег.

А те из вас, кто возникли не так

И кутаются в одеяла,

Все-таки съездите хоть в поездах

Послушать шум океана.

Кто хоть однажды был у зеркал

Этих просторов - поверьте,

Он унес в дыхательных пузырьках

Порыв великого ветра.

Такого тощища не загрызет,

Такому в беде не согнуться

Он ленинский обоймет горизонт,

Он глубже поймет революцию.

Вдохни ж эти строки! Живи сто лет

Ведь жизнь хороша, окаянная...

Пускай этот стих на твоем столе

Стоит, как стакан океана.

Владивосток

1932

ОХОТА НА ТИГРА

1

В рыжем лесу звериный рев:

Олень окликает коров,

Другой с коронованной головой

Отзывается воем на вой

И вот сквозь кусты и через ручьи

На поединок летят рогачи.

2

Важенка робко стоит бочком

За венценосным быком.