Это жажда

Чужое сердце

Сделать собственной драгоценностью.

Это не просто ловушка

Для продолжения рода

Это стремление человека

Душу отмыть от будней.

Это стремление человечества

Лаской срубить злодейство,

Мир поднять над войной.

1967

ИЗ ЗАГРАНИЧНЫХ СТИХОВ

СВЕРЧОК

В бумажной хижине японца

Висит сушеный запах солнца.

Здесь чистота и пустота,

Здесь ни одной ненужной вещи

Одни улыбки человечьи

Да детских глазок пестрота.

Но в потолке у них крючок

Свисает крошечная клетка.

На клетке марлевая сетка,

За сеткой рыженький сверчок.

Японцу ничего не надо

Ни молока, ни шоколада.

Встают за океаном зори,

Виденья ходят вдалеке,

А он сидит и клеит "дзори" 1

В своем пустынном уголке.

Ты скажешь: "Быт его убог..."

Ну, да. Башмачник не микадо.

Но с ним сверчок - домашний бог,

И больше ничего не надо.

Сидит в бумажном он листе

С улыбкой страшной на лице.

Ему не надо ничего.

Стрекочут ножницы его,

Трещат-поскрипывают кожи,

На стрекот рыжего похожи...

И показалось мне, я помню.

Что и у хижины крючок,

А этот сгорбленный японец

Все тот же (но большой!) сверчок.

1. Дзори - савдалии.

Хакодате

1932

* * *

Вот предлагает девочка цветы.

Но я советской не менял монеты.

Меж тем язык вселенской бедноты

Отказ мой перевел понятьем: "Нету",

И девочка мне дарит в простоте

Большую астру, желтую, как солнце.

Нельзя без цветов!

Любовь к красоте

Живет в душе любого японца.

Хакодате

1932

К. МОНЕ. "ЖЕНЩИНА С ЗОНТИКОМ"

Эта кисть - из пламенно-мягких.

Не красками писано - огнями!

Поле в яростных маках,

Небо лазурное над нами.

В лазури - маковый зонтик,

А в маках - лазоревое платье,

Как зной голубой на горизонте,

Зыблется оно и пылает.

Здесь небо босыми ногами

По макам трепетно ходит,

Земля же в небо над нами

Кровавым пятном уходит.

И ясно, что все земное

К идеальному кровно стремится!

Само же небо

от зноя,

От земного зноя томится.

Париж

1935

АНРИ ДЕ РУССО

Да существует на земле всякий утконос!

(Детенышей рождают все, а он... яйцо снес.)

Все мыслят через красоту

достичь иных высот,

А он, Руссо,

на холсте

всему ведет

счет:

Уж если дуб, то все листы у дуба сочтены,

Уж если парк, сомненья нет - все пары учтены,

Уж если даже ягуар, то, в сущности, ковер,

Поэт - и тот с гусиным пером

чуть-чуть не крючкотвор.

А муза его - типичная мамаша лет сорока,

Которая знает свой тариф:

пятьдесят сантимов строка.

Висят картины под стеклом. На каждой номерок.

Подходит критик. Говорит:

"Какой нам в этом прок?

Я понимаю левизну. Вот, например, Гоген.

А это бог убожества! Бездарность в степени "эн".

Ах, что за судьбы у людей кисти или пера!

Руссо погиб. Но осознать его давно пора.

Вы припечатали его под маркой "примитив".

А что, как вдруг страданием

пронизан каждый мотив?

А что, как вдруг Анри Руссо

плюет на мир буржуа

На музу вашу продажную, без паруса, как баржа,

На вашу романтику дохлую, без ярости и когтей,

На вашу любовь, где парочки и нет совсем детей,

На ваши пейзажи дражайшие,

где в штемпеле каждый лист.

А что, как вдруг Анри Руссо

великий карикатурист?

Схвативши цивилизацию, он с маху ее - в гроб.

Палитрой своей,

как выстрелом,

пальнувши в собственный лоб?

Париж

1935

РАЗГОВОР С ДЬЯВОЛОМ ПАРИЖА

Я стою над костлявостью крыш

У химеры "Дьявол Парижа".

Внизу подо мной Париж

Бурый и рыжий.

Что влечет к Парижу людей?

Почему так легко в Париже?

Не видал я в Европе нигде

Столицы родней, ближе.

И сказал мне Дьявол, хрипя

Смешком своим бесноватым:

- Здесь амуры не хуже репья

Обращаются с вашим братом.

А отсюда историй - тьма!

Драматичнее всякой сцены.

Потрудился я, fratre 1, весьма

В атом смысле для Сены.

А уж кстати мой чуткий клюв

Стал от нюханья возмужалым...

И химера, мне подмигнув,

Облизнулась раздвоенным жалом.

- Видишь улицу Риволй?

Возьми от нее направо.

Там на дальнем холме развели

Садик с бронзовою оправой.

Да не этот! Этот не мой.

А вон тот: длинноватый да узкий.

Там король Эдуард VIII

Развлекался вполне по-французски,

Это было - хе-хе - лишь раз...

Он уехал, оправив брыжжи,

Но с тех пор не смыкал глаз

В мечте о Париже.

Я принес, дорогой, сюда

Чарованье особой культуры,

И слетели со мной навсегда

На метле мои милые дуры.

И столица навек пленена!

Ничего ей больше не надо...

Ведь Манон Леско и Нана

Девочки с нашего ада.

А ты, чувствую, говоришь:

"Это город с каким-то секретом".

Дьяволички - вот он, Париж!

Секрет в этом.

Я гляжу с Нотр-Дам на Париж

В серо-сизой синеющей гамме...

И почудилось, будто паришь

Вместе с его кругами,

И от этой его синевы

Неожиданно мыслью окольной

Стал я грезить кругами Москвы

С Ивановой колокольни...

Но за внешним сходством его,

Если сердцем с историей слиться,

Удивительное сродство

Меж французской и русской столицей.

- Нет, не в этом Парижа секрет!

Отвечаю гнусавой химере.

Пусть король ведьмовкой согрет,

Да что мне в этом примере?

Разве дева редкой красы.

Что колпак фригийский надела

И, зажегши в пушках басы,

Начала великое дело,

Разве эта была из твоих?

Разве эта твоя креатура?

А меж тем революции вихрь

Поднял знамя новой культуры,

И тогда-то в робких умах,

Не умевших за бомбы браться,

Раскатились ввысь на громах:

"Свобода! Равенство! Братство!"

Отвергая твою кутерьму,

Тут большие зрели кануны.

Здесь однажды грянул в дыму

Пророческий голос Коммуны,

Здесь впервые, хоть и на миг,

Стал человек человеком,

И с тех пор мечта напрямик

По коммунным движется вехам.

Оттого ароматов родней

Пыльный воздух на вашем бульваре,

Видно, пламенность тех изумительных

дней

Золотится в парижском загаре.

1 Брат (лат.). - Ред.

Париж