В беспамятном сознании моем.

Да, это буду я! Тот и не тот.

В обличье пахотника или принца

Не важно. Важно, что бессмертный принцип

Опять меня в стихийщину сведет:

Сквозь новый ген

спустя мильон столетий,

А может быть, и через год

Я снова появлюсь на этом свете.

___________

1 Теория Норберта Винера.

2

Я твердо утверждаю, как закон,

Что в нуль не превратится электрон,

Поскольку вся материя превечна.

И то, что, выйдя из глухих пучин,

В слепой природе стало человечно.

Опять возникнет в силу тех причин,

Что вызвали дыхание мое,

Как ваше, как седьмых, десятых, сотых.

Мы вновь сквозь вековое забытье

Взойдем в телесности, а не в рапсодьях.

Пока ие будет решена проблема.

Как из "оно" произрастает "я",

Покуда здесь сознанье наше немо

Моя догадка не галиматья.

Поверьте ж в эту сказочку. Не бойтесь.

(Рой электронов все ж не кутерьма.)

А поначалу в корне всех гипотез

Лежит веселая игра ума.

1964

ХУДОЖНИЦА

Тане С.

Твой вкус, вероятно, излишне тонок:

Попроще хотят. Поярче хотят.

И ты работаешь, гадкий утенок,

Среди вполне уютных утят.

Ты вся в изысках туманных теорий,

Лишь тот для тебя учитель, кто нов.

Как ищут в породе уран или торий,

В душе твоей поиск редчайших тонов.

Поиск редчайшего... Что ж, хорошо.

Простят раритетам и фальшь и кривинку.

А я через это, дочка, прошел.

Ищу я в искусстве живую кровинку...

Но есть в тебе все-таки "!искра божья",

Она не позволит искать наобум:

Величие

эпохальных дум

Всплывает в черты твоего бездорожья.

И вот, горюя или грозя.

Видавшие подвиг и ужас смерти,

Совсем человеческие глаза

Глядят на твоем мольбертее.

Теории остаются с тобой

(Тебя, дорогая, не переспоришь),

Но мир в ателье вступает толпой:

Натурщики - физик, шахтерка, сторож.

Те, что с виду обычны вполне,

Те, что на фото живут без эффекта,

Вспыхивают на твоем полотне

Призраком века.

И, глядя на пальцы твои любимые,

В силу твою поверя,

Угадываю

уже лебединые

Перья.

1964

О ТРУДЕ

Во многом разочаровался

И сердцем очерствел при этом.

Быт не плывет в кадансах вальса,

Не устилает путь паркетом.

За все приходится бороться,

О каждый камень спотыкаться.

О, жизнь прожить совсем не просто

Она колюча и клыкаста.

Но никогда не разуверюсь

В таком событии, как Труд.

Он требователен и крут

И в моде видит только ересь,

Но он и друг в любой напасти,

Спасенье в горестной судьбе.

В конце концов он просто - счастье

Сам по себе.

1964

ОКЕАНСКОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ

Пепел сигары похож на кожу слона:

Серо-седой, слоистый, морщинистый, мощный.

За ним открывается знойная чья-то страна,

Достичь которую просто так - невозможно.

Но аромат словно запах женских волос,

Так пахнут на солнце морские сушеные стебли

Под жарким жужжаньем хищных, как тигры, ос...

И все это, все это - в толстом сигарном пепле.

1965

У МОЛОДОСТИ

СОБСТВЕННАЯ МУДРОСТЬ

Не говорите мне о том, что старость

Мудра. Не верю в бороды богов..

К чему мне ум церковных старост,

Рачительных и грузных бирюков?

Их беспощадно-бдительная хмурость

В кулак зажмет сердца до покрова.

У молодости собственная мудрость

Любовь, которая всегда права.

1965

RESURGAM!1

[Воскресну! (лат.)]

Если не грешить против

разума, вообще ни к чему

не придешь.

Эйнштейн

Я был в Париже, Лондоне, и Вене,

В Берлине, и Стамбуле, и Брно,

И всюду мне являлось откровенье,

Где человечество погребено.

Нет, никогда не примирюсь я с этим,

Не верю. Не хочу я, наконец!

Мы все навек одарены бессмертьем,

Могилы - не конец.

Я вижу на губах у вас сарказм...

Пожалуй, вы безумца иа засов?

Разумны вы. А что такое разум?

Всего лишь опыт дедов и отцов.

Но в грядущем осознают внуки,

Не разгадать подзорною трубой.

Не суйте ж мне, о евнухи науки,

Задачи арифметики тупой.

Вам не загнать пророчество поэта

В клетушку ваших душных аксиом.

Все, что сегодня разумом воспето,

Придется завтра обрекать на слом.

Я ездил к немцам, англичанам, туркам

Повсюду смерть. Ее не сокрушить.

Но выше смерти властный крик: "Resurgam!"

Мертвец, ты прав: мы снова будем жить!

1966

АНКЕТ4 МОЕЙ ДУШИ

(Лирическая поэма)

Я мог бы дать моей стране

Больше того, что дал,

Если бы гору не резать мне,

Как Тереку Дарьял.

Но Терек грыз, от пены пег,

Столетьями каждый уступ,

А много ль успеет за краткий век

Мой человечий зуб?

1

Мое поколение при царе

Пришло уже к той заветной поре,

Когда слова "рабочий класс"

Как откровение души,

Когда машинально

карандаши

Рисуют уже не девичий глаз,

Где зеркальце да точка в нем,

А виселицу с вороньем,

А тюрем черные кресты,

Где побываешь ты.

(Моих героев путь

строг:

сперва гимназия,

вослед

за нею университет

и, наконец, острог.)

Но эта будущность твоя

Прекрасной кажется тебе.

Пускав не пеньем соловья

Она пройдет в твоей судьбе,

А хриплым клекотом орла,

Взъерошившим свои крыла

В железной клетке.

(Гордый лик

В плену особенно велик.)

Я это чувство понимал,

Хоть был тогда обидно мал,

Я очень гордо крылья нес,

Хоть был еще чуть-чуть курнос;

Но где же девушка моя,

Ее хотя бы силуэт?

Где та заветная скамья,

К которой вел бы нежный след?

Ведь каждому из нас дана

На веки вечные одна.

Я так мечтал

ее бровям

Преподнести

свое крыло.

Но мне, должно быть, как и вам,

Сначала долго не везло;

Я, как и многие из вас,

Гадал: она иль не она?

И вдруг - она...

Она одна!

Орлом бровей осенена,

И Революцией звалась.

2

Мальчишкой в восемнадцать лет

Я защищал ее,

Горошек иволгиных флейт

Переменив на воронье.

И, с боем окунаясь в Крым,

Гранатой солнце ослепя,

Я кровью, выдыхавшей дым,

ЕЙ ПОСВЯТИЛ себя.

И был я счастлив до того,

Что комиссара своего

Вопросами

вгонял