- Нет, папочка. - Она попыталась вывернуться из-под Него, но от Него и Его ищущих и находящих пальцев не было спасения.

- Почему нет?

Она тяжело дышала, задыхаясь от смеха.

- Потому что... - Она попыталась вырваться из Его хватки и потерпела неудачу.

- Потому что что? - Его пальцы скользили по грудной клетке и ощущение было таким острым, что стало больно.

- Потому что... щекотно. - Наконец ей удалось выскользнуть из плена Его коленей и щекочущих пальцев. Она добралась до другой стороны кровати, прежде чем Он снова поймал ее и притянул к Себе.

- Малышка, тебе не разрешалось убегать от меня. Ты же знаешь, что тебе пора спать.

- Но, папочка...

- Никаких возражений. - С этими словами Он уложил ее себе на колени и резко шлепнул по белым хлопковым трусикам. Боль была равносильно шоку, она ахнула и застыла. Он снова шлепнул ее. Раз, другой. Всего пять раз. Ее тело горело, когда Он закончил. Все тело, не только в месте ударов. Она лежала у Него на коленях и тяжело дышала, пока Он растирал ее обжигающую кожу.

- Теперь ты будешь хорошо себя вести?

- Да, папочка.

- Моя девочка. - Он нежно погладил ее ягодицы и бедра, снова укачивая ее в Своих объятиях. Она ощутила умиротворение, спокойствие внутри и счастье. Она забыла, кем на самом деле была в Его руках, и что это была игра, в которую Он заставил ее играть. Она была Его маленькой девочкой. Сейчас. Всегда. - Тебя нужно подготовить. Пора в кровать.

Один палец провел по краю ее трусиков вниз к развилке бедер. Он отодвинул ткань в сторону и нашел ее клитор. Он гладил его осторожно, размеренно, пока тот наливался под Его прикосновением, пульсировал под ним, когда небольшие капли смазки, покрыли ее половые губы и влагалище. Когда Он ввел в нее один палец, Он улыбнулся тому, какой влажной она была.

- Очень хорошая девочка, - прошептал Он и погрузил палец глубже. Она уткнулась лицом в сгиб своей руки, пока он ласкал ее. Второй палец присоединился к первому, и Он раздвинул их внутри, раскрывая ее.

- Спасибо, папочка, - сказала она, и теперь это слово легче слетело с ее языка.

- Теперь ты готова лечь спать?

- Готова.

Он вытащил из нее пальцы, и она встала на четвереньки. Он отбросил покрывало и верхнюю простынь, и уложил ее в постель. Он взбил подушку у нее под головой, затем залез ей под сорочку и стянул трусики. Он стоял у края кровати, а она смотрела в потолок, но знала, что Он расстегивает молнию на брюках. Она раздвинула для Него ноги прежде, чем Он попросил ее об этом.

- Моя девочка. - Он накрыл ее тело Своим, и когда Он раздвинул ее ноги шире, она захныкала, но не сказала ни слова.

Учитывая, какой влажной она была, Он с легкостью вошел в нее, одним движением заполнив ее на всю длину. Его руки были по обеим сторонам от ее плеч, Он приподнялся и навис над ней, удерживая свой вес над ее миниатюрной фигурой. В тусклом свете Он казался огромным, как будто мог раздавить ее, если бы лег на нее сверху. Его тень на стене была похожа на тень великана.

Через несколько минут Он остановился, но только для того, чтобы стянуть с нее ночную сорочку. Ее соски затвердели, когда Он обнажил их. Когда Он наклонил голову, чтобы облизать их, мышцы внизу живота дернулись, запульсировали и напряглись до предела. Не двигаться было труднее, чем двигаться. Ее пальцы вцепились в простыни. Он питался ее смущением, словно едой. Сегодняшнее унижение было настоящим банкетом.

Она закрыла глаза и откинула голову на подушку. Оргазм был настолько сильным, что она почувствовала, как тот прошел по центру спины и по бедрам. Когда ее тело перестало содрогаться вокруг Него, она закрыла глаза. Наконец Он кончил в нее, Его губы прижались к ее лбу.

- Ты была очень хорошей девочкой, - сказал Он, когда Его пальцы коснулись ее щеки, убрав выбившуюся прядь волос за ухо.

- Я люблю тебя, папочка.

- Я тоже люблю тебя, Малышка.

Наконец Он вышел, поправил ее ночную сорочку и накрыл ее одеялом.

Она открыла глаза.

- Можно мне стакан воды, пожалуйста?

- Конечно. - Он снова поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты. Когда Он вернулся через несколько минут, все следы Его напряжения исчезли. Каждая пуговица застегнута, каждый волосок на месте. Она схватила его обеими руками и отпила из него, когда Он взял книгу со стола.

- Эта книга называется «Бармаглот», - сказал он, открывая внутреннюю сторону обложки. - И она твоя.

Внутри она прочитала про себя: «Никогда не забывай урок Бармаглота. И никогда не забывай, что я люблю тебя». Она была подписала изящной S с косой чертой в центре.

- В чем урок Бармаглота? - Она посмотрела на Него широко раскрытыми глазами, как у Алисы, заблудившейся в Стране чудес.

- Давай узнаем. - Он открыл книгу и голосом, который принадлежал мужчине из другого времени, начал читать ей. - Розгрень. Юрзкие хомейки...

Между тем его семя вытекало из ее тела на смеющиеся белые луны и улыбающиеся желтые звезды.

 

***

 

Элли моргнула, и слеза упала на клавиатуру.

Она прочитала рассказ один раз. Потом еще раз. Она помнила унижение и желание. Она была возбуждена, до боли возбуждена, и отдала бы все на свете за разрядку. Ее щеки вспыхнули от чувственных воспоминаний о ее подчинении. Она все еще чувствовала, как сперма Сорена скользит по ее бедрам. Когда она писала сцену, она не смогла печатать его имя. Она могла написать только «Он» с большой буквы, как если бы он был Богом, а не простым человеком. Может быть, он был Богом с божьей силой и божьим гневом. Она видела и то, и другое собственными глазами. И он заглянул в ее душу так, как мог только Бог, и создал для нее сцену, призванную затронуть самые нежные уголки ее сердца, те ее части, которые оплакивали ее потерянное детство и любовь, которую она испытывала к своему настоящему отцу, когда была маленькой девочкой. В ночь, когда умер ее отец, в ночь, когда она приговорила его к смерти, она заявила Кингсли: «Мой единственный отец - священник».

Видел ли Сорен эти слова, отпечатанные в ее душе? Не поэтому ли он одел ее в ночную сорочку, заставил называть «Папочкой»? Это не было БДСМ, его фантазией. Все принадлежало ей, и он использовал это словно нож. Но не в качестве оружия, а в качестве скальпеля, он вырезал им раненые места из ее сердца. Ее отец не любил ее. Ее священник, этот Отец, действительно любил ее и всегда будет любить. Ее отец бросил ее. Ее Отец никогда бы этого не сделал. Ее отец никогда не обнимал ее, не укачивал и не читал ей сказки. Но это делал Отец.

Воспоминание о той ночи вспыхнуло в ее сознании, как нечто радиоактивное; мощное, могущественное и опасное. Такое воспоминание могло заставить ее простить то, что она не хотела прощать, например, звук разламывающегося на три части старинного стека, или уродливые слова «ты моя».

Воспоминание, подобное этому, могло заставить ее приползти обратно к нему. В тот день, когда она впервые увидела его, когда ей было пятнадцать, она почувствовала, как золотая нить, обвязанная вокруг ее сердца, тянет ее к нему. Даже сейчас она чувствовала нить, чувствовала, как ту тянут. Нить затянулась вокруг ее сердца, заставляя ее задыхаться от боли и желания.

Она не хотела возвращаться к нему.

Она не хотела возвращаться к нему.

Боже, она хотела вернуться к нему.

Если она вернется к нему, все будет напрасно - уход, год в монастыре, проглотив свою гордость, чтобы умолять Кингсли о работе, план превратить ее в Королеву Преисподней. Ей придется бросить все это, чтобы вернуться к нему. Он приказал ей держаться подальше от Кингсли. Он приказал ей не доминировать над Кингсли. Он приказал ей выйти за него замуж.

Прикажет ли он ей сделать все это снова, если она вернется к нему?

Она не могла так рисковать.

Элли выделила каждое слово в документе, каждое написанное ею слово.

Она нажала «Удалить».

Пуф. Все исчезло.

Так просто.

Элли улыбнулась, несмотря на боль.

Папина маленькая девочка теперь совсем взрослая.

Подрагивая, Элли встала со стула, выключила компьютер и вернулась к стеллажам в поисках книги, любой книги, чего угодно, чтобы отвлечься от того, что она только что написала, что она только что сделала. Теперь она чувствовала себя свободнее. Сильнее. Легче, но внутри пустота. Но ведь именно этого она и хотела, не так ли?

С полки перед собой она достала книгу, детектив Агаты Кристи, которую всегда хотела прочитать. Сейчас она была не совсем в настроении для загадок. Ей нужно было что-то другое... но что? Когда она поставила ее обратно на полку, то увидела пару глаз, уставившихся на нее между книг.

Знакомых глаз.

Не раздумывая, Элли отодвинула книги на полке в сторону, и вот он стоит, уставившись на нее, как чертов ползучий гад.

- Гриффин Рэндольф Фиске, какого черта...

- Эм... прости. А еще, привет, Нор. - Он просунул руку в щель между полками и помахал, называя ее Нор, как всегда. Он ненавидел «Элеанор», думал, что это звучит слишком чопорно и вычурно. Чопорно? Неудивительно, что Сорену так нравилось это имя. - Скучал по тебе. Добро пожаловать домой.

- Иисус Христос. - Она закатила глаза, обошла конец стеллажа и обнаружила его в следующем проходе, он выглядел таким же застенчивым и робким, как тяжелоатлет ростом шесть футов и весом двести футов с трастовым фондом, и таким же привлекательными. Он был одет в свою обычную униформу - стильные рваные джинсы и вересково-серую облегающую футболку. Он отрастил бороду с тех пор, как она видела его в последний раз. Нет, не совсем бороду, а скорее щетину. - Какого черта ты здесь делаешь? Ты следишь за мной? - прошептала она, но громко.

- Эм... может быть.

- Больше никаких эм. Используй слова.

- Да. Я слежу за тобой.

- Не хочешь рассказать мне, почему ты следишь за мной?

- Кинг сказал.

- Кинг велел тебе следить за мной?

- Да, если ты выйдешь из дома. Что ты и сделала. Он пытается уберечь тебя от опасности.

- Обезопасить от кого?

- От себя, думаю.