Но встать и уйти генерал не мог. Он продолжал сидеть и слушать, делая вид, что смотрит телевизор и пьет виски.
- Товар еще можно вернуть, - сказал Козырь. - У нашего "крестничка" хата есть в Новгородской области… туда он сбежал… Самого-то там уже нет, но товар, я уверен, там спрятан. Больше негде.
- А может, - сказал Марек, - он его уже сдал?
- Кому? Кому он сдаст центнер товару? Затаренный он, выжидает… так?
- Можетбыть. Очень даже может быть… - произнес Марек задумчиво. Потом налил себе виски и сказал:
- Поедем в Новгород, посмотрим.
- Кто? - спросил Козырь.
- Как кто? Ты, я, твои люди и мои люди.
- Поехали, - сказал Козырь. Он, признаться, не ожидал такого предложения. - Когда?
- А чего тянуть? Завтра и поедем.
На следующий день около полудня два автомобиля - "мерседес" и "чероки" - выехали из Москвы и покатили по трассе Е-95 в сторону Новгорода.
В купе "Красной стрелы" Лидер снял пиджак и - с видимым удовольствием - ботинки: весь день на ногах, а годы уже не юные… Но дело-то сделано, и это главное. Амазонка - молодец, умница. Даже не думал, что все так гладко пройдет. Думал, придется уговаривать. С Африканцем-то покойничком она была, можно сказать, в приятельских отношениях… А это не просто - стрелять в человека, с которым ты чай пил… не просто, не всякий себя преодолеть может.
Перрон поплыл назад, назад. Прощай, столица. Сто лет тебя не видеть… как тут Председатель работает?
При мысли о Председателе настроение у Шахова испортилось: с Председателем еще предстоит объясняться. Он, мягко говоря, не одобрит ликвидацию Таранова… Да и черт с ним! Что сделано, то сделано, обратно не воротишь. Либо он принимает ситуацию такой, какова она есть, либо… Ладно, разберемся.
Игорь Павлович достал из сумки бутылку коньяку, комплект стаканчиков и лимон. Из чехольчика на поясе - выкидной нож. Нож был самодельный, зэковской работы, и однажды спас Шахову жизнь. Это было давно, когда Игорь Павлович еще не был Лидером.
Выпрыгнуло лезвие, Шахов аккуратно нарезал лимон, разлил коньяк и сказал:
- Ну, Амазонка, давай… так сказать, помянем.
А Ирина посмотрела шальными глазами, ничего не ответила и залпом выпила коньяк… Сразу, без перерыва, налила себе еще. Нервничает, подумал Лидер.
Он тоже налил себе, выпил. По телу прокатилось приятное тепло. А поезд ускорялся, ускорялся, перестук колес становился все чаще, мелькали огни.
- Я готов, Амазонка, - сказал Лидер с улыбкой.
- Что? - спросила Ирина рассеянно.
- Я готов расплатиться… твердой валютой.
- Я же сказала: критические дни…
- Н-ну извини - забыл.
Всю ночь Ирина Царицына проплакала в подушку. Лидер громко храпел. "Красная стрела" летела в Санкт-Петербург.
Из Москвы Иван уехал на электричке. Двигался на перекладных: Тверь - Вышний Волочек - Бологое… Он все делал правильно, но это была правильность зомби. Он покупал билеты, ловко избегал встреч с милицией и даже беседовал с попутчиками. Он через силу запихивал в себя сосиски в столовках, заливал их дрянным кофе и даже "читал" газету.
Заложенная в нем программа была весьма совершенна и работала автономно от сознания. Сознание, обожженное пулей Ирины Царицыной, требовало немедленной и беспощадной мести… Умная программа диктовала другое: лечь на дно, выждать, сделать все хладнокровно, без спешки.
Повинуясь программе, Иван поехал туда, где его гарантированно не будут искать, - в Новгородскую область, на Городно. Только законченный идиот может предположить, что он вернется в засвеченный адрес.
Электричкой Иван доехал до Крестцов, а оттуда попутками до Анциферово. Последние двадцать километров он прошел пешком и спустя сутки после выстрела в "Метрополе" пришел на хутор лесника.
Щенок был маленький, глупый и норовил укусить за палец. Таранов и дядя Саша - распаренные, в простынях, сидели в предбаннике. Щенок возился на полу, тихонько повизгивал и грыз ноготь на Ивановой ноге.
- Как назвал-то? - спросил Иван.
- Как-как? Известное дело - Чуком…
- А почему не Геком?
- По кочану… Светлану-то где оставил? Таранов напрягся, сделал глоток пива и спросил, как будто не заметил вопроса:
- А где взял-то ты его - в Ерзовке?
- Нет, в Париж я за ним съездил… конечно, в Ерзовке, у Витьки Хромого. Я спрашиваю: Светлану-то где оставил?
Таранов снял с плеча прилипший березовый листочек и сказал:
- Далеко она, отец… далеко. Уехала она. Очень далеко уехала.
- Оно и правильно, - одобрил дядя Саша. - С тобой, шалопутом, правильная баба жить не станет… аль поедешь к ней?
Таранов посмотрел в открытую дверь бани на озерную воду, на бледные звезды в бледном небе и произнес:
- Да, наверно, скоро и я уеду, долго так продолжаться не может.
- Ох, Ванька ты Ванька… одно слово: непуть. Дядя Саша вздохнул, снял со стола пустую бутылку, из-под лавки достал полную, налил.
- Ну, давай, что ль… за здоровье.
Выпили. Закусили. Щенок устал и лег возле ноги Ивана. Дядя Саша закурил свою "Приму" и сказал:
- Ты Светку-то береги… она девка правильная. Золото-девка.
- Да, отец, буду беречь… девка - золото. Над озером было тихо-тихо.
Пьяненький дядя Саша ввалился в дом, в сенях уронил коромысло и заорал:
- Мать! Спишь, что ли?
- Не сплю. Чего орешь-то? Налили глаза, черти?
- Я-то трезвый… Хоть бы с легким паром сказала, так нет - рюмкой попрекать!
- Рюмкой? Тут не рюмкой, тут литрой пахнет, - тетя Рая встала в дверях, посмотрела скептически поверх очков.
- Ладно тебе… Там Иван-то того… устал. Ты ему отнеси подушку с одеялом. Пусть в баньке-то и спит.
- Тьфу, - сказала тетя Рая. Через минуту с подушкой и одеялом в руках она пришла в баню. Таранов, укрывшись мокрой простыней, спал на лавке, свернувшись калачиком. Под лавкой спал щенок.
Тетя Рая подпихнула под голову Ивана подушку, сняла простыню и укрыла одеялом… потом присела на краешек лавки и заплакала.
"Экспедиция" Козыря и Марека появилась на берегу Городно только на рассвете - они заблудились, долго петляли по грунтовкам. Потом в "мерсе" кончилось топливо, а с заправками в медвежьем углу было туго. Но им все-таки повезло: попался пьяненький тракторист на грохочущем тракторе. У него купили два ведра соляры. Соляра была такого качества, что нежный движок "мерседеса" запротестовал. Но, так или иначе, на рассвете "экспедиция" выехала на берег озера.