Глава 9

Мне нужно продержаться всего одну неделю до осенних каникул. Тогда я смогу отправиться домой и повидаться с папой. Тогда я смогу отдохнуть от всего этого. Честно говоря, это утомительно. Я не только учусь изо всех сил, тренируюсь в команде поддержки и играю на арфе каждую свободную секунду своего времени, но и всегда нахожусь в состоянии повышенной боевой готовности. Одно неверное движение, и я мертва.

С положительной стороны, эти последние несколько недель были почти… весёлыми? Миранда полностью перестала разговаривать со своим близнецом. Я имею в виду, именно, полную тишину. Даже я вижу, что это убивает его. Он выглядит почти бледным и печальным, когда думает, что никто не видит. Если он хотя бы отдалённо осознаёт, что на него кто-то смотрит, он прикрывается своим высокомерным видом, как щитом.

Кэтлин Кэбот появилась в понедельник после вечеринки в честь Хэллоуина в своём белом лимузине, промаршировала по каменным коридорам в своих Лабутенах и схватила своего сына за ухо. По словам Миранды, она очень близка к тому, чтобы забрать его из академии Бёрберри и зачислить в военную академию для мальчиков. Она больше, чем разочаровалась в нём, и больше, чем заискивала передо мной (на глазах у Крида), и фактически умоляла меня продолжать заниматься с ним.

Это тяжёлая работа, но я её выполняю. Мы сидим бок о бок в библиотеке каждый понедельник, среду и пятницу в течение двух часов и разговариваем тихим, отрывистым, старательным тоном. По крайней мере, я получаю за это похвалы и не пытаюсь саботировать его успеваемость. Мне этого достаточно, чтобы выполнять свою работу.

После того, как мы заканчиваем в тот последний понедельник, я начинаю собирать свои вещи, а Крид откидывается на спинку стула. С его ангельскими белокурыми волосами и льдисто-голубыми глазами белая форма второкурсника выглядит так, словно была сшита специально для него. То, как он лежит, тоже совершенно невероятно, как будто он бескостный и заслуживает того, чтобы его носили на золотых носилках.

— Тебе нравится мучить меня? — спрашивает он, и я поворачиваюсь, чтобы уставиться на него.

— Ты серьёзно? — теперь моя очередь откинуться на спинку стула и окинуть его беглым взглядом. — Это шутка, верно? Ты знаешь, кто это начал, не так ли? Я дам тебе подсказку: это была не я.

Крид никак не реагирует. На самом деле, он выглядит так, словно вот-вот заснёт. Или займётся сексом. Может быть, второе, а затем первое? Я понятия не имею.

Когда он протягивает руку и заправляет несколько выбившихся прядей золотисто-розовых волос мне за ухо, я слишком поражена, чтобы отреагировать.

— Девочки хотят тебя убить, — говорит он, и я на самом деле совершенно уверена, что он говорит не метафорически. — Остерегайся их.

— А ты? — возражаю я, скрещивая руки на груди. Взгляд Крида опускается на обнажённый участок кожи над моей блузкой. Здесь было немного жарковато, поэтому я сняла свой красный галстук и расстегнула несколько пуговиц. Такое чувство, что он видит всё, по тому, как он смотрит на меня. — Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы ты ушла, — говорит он, делая ударение на последнем слове, а затем возвращается к обычной беспечной весёлости праздных богачей. — Убирайся из академии и чувствуй себя как дома где-нибудь в другом месте. Почему бы тебе не подружиться со своей подругой Лиззи в Подготовительной Академии Ковентри?

— Мы с Лиззи не друзья, — рявкаю я, и Крид смеётся, звук такой же жизнерадостный, как у Миранды. Однако, если её смех напоминает мне школьный звонок, радостно напоминающий всем нам, что пора учиться, то звонкий смех Крида подобен похоронному звону церковной колокольни во время похорон.

— Ты, кажется, дружишь с Заком Бруксом. Как так получилось, что он получает свободное прощение, а она нет?

— Он не получил прощение, — говорю я, заставляя себя сохранять спокойствие. Крид хочет, чтобы я разозлилась и среагировала. Мы просто смотрим друг на друга, и от моего внимания не ускользает, что его рубашка тоже расстёгнута. Я вижу часть его груди, и мои пальцы сжимают край стула. Кроме того, наши колени расположены слишком близко, всего в каких-то двух дюймах друг от друга. Если бы я пошевелилась, то наткнулась бы на его длинные-предлинные ноги. Я остаюсь совершенно неподвижной. — Ты видел, что я с ним сделала. Радуйся, что всё, что я сделала, это разрушила твои отношения с матерью и сестрой.

Крид сжимает челюсти — единственный признак того, что я задела его за живое.

— Если бы я хотел, чтобы ты упала на колени и взывала о моём милосердии, я мог бы это сделать. — Он внезапно наклоняется ко мне, пока наши лица не оказываются в нескольких дюймах друг от друга. — Я мог бы уничтожить тебя, Черити.

— В самом деле? Потому что ё что ты до сих пор кидал в меня, было чертовски слабым. Я не боюсь тебя, Крид Кэбот.

Мы продолжаем смотреть друг на друга, даже несмотря на то, что это убивает меня. Его губы так близко, что я могу вспомнить, какими они были на вкус в ночь зимнего бала, в ту великолепную ночь, когда я сидела у него на коленях и целовала его на бодрящем холодном зимнем воздухе. Дерьмо. От него также приятно пахнет свежим бельём и мылом.

«Не думай о его запахе, Марни, это смешно».

— Ты можешь говорить все эти ужасные вещи, если хочешь, но ты не действуешь. Потому что, если ты это сделаешь, ты сам выроешь себе могилу. Твоя сестра уже ненавидит тебя, просто продолжай давить на неё и посмотри, насколько злым ты можешь стать, прежде чем она полностью откажется от тебя. Должно быть, это очень больно — терять близнеца. — Я скрещиваю руки на груди, когда Крид выдыхает и закрывает глаза.

Ага.

Он как кастрированный пёс.

Я была права, вычеркнув его из своего списка.

— Над тобой тоже издевались, — наконец шепчу я, и он откидывается на спинку стула, резко отводя взгляд. Его красивые светлые волосы падают вперёд и закрывают лицо. Он постукивает по губам длинным пальцем, и я просто не могу не восхищаться тем, какие длинные у него конечности. Он высокий и подтянутый, но всё ещё мускулистый. То, как его рубашка облегает плечи, выдаёт развивающееся телосложение. — Как ты мог так поступить со мной?

— Как ты могла выбрать Зейда? — шипит он, внезапно поворачиваясь ко мне. Я помню, каким было его лицо, когда я спускалась по ступенькам на выпускной бал в том красном платье. У меня немного болит сердце, но я отбрасываю это чувство в сторону. — Зейда. — Крид смеётся, звук получается сухим и пронзительным, а затем он встаёт. Ну, скорее, он вытягивает свои длинные конечности из кресла, возвышаясь надо мной, когда протягивает руку и расстёгивает ещё одну пуговицу. — А теперь, извини.

Он обходит стол, останавливаясь, чтобы встретиться взглядом с Илеаной Тайтингер.

Я наблюдаю, как он флиртует с ней, и мои внутренности скручиваются в опасный узел. У неё старинное имя, очень устоявшееся семейное наследие. Хм-м.

Может быть, я вычеркнула его имя слишком рано?

Мне придётся приглядывать за ними.

А пока я собираю свои книги, поднимаюсь на ноги и покидаю святая святых библиотеки.

Папа не может отпроситься с работы, чтобы заехать за мной на осенние каникулы, поэтому Зак подвозит меня домой на своём оранжевом «Макларене». Большую часть поездки мы сидим в тишине, что мне действительно нравится. Когда я рядом с Заком Бруксом, я не чувствую, что мне нужно как-то действовать. Тишина между нами дружеская и непринуждённая, без напряжения или неловкости.

— Я не могу поверить, что ты всё ещё крутишься вокруг меня, — говорю я ему, отрывая взгляд от экрана своего телефона, чтобы посмотреть ему в лицо. Всё равно всё, что я делаю, — это просматриваю сайты со сплетнями. Каждая грёбаная статья посвящена этому парню-принцу, этому Виндзору Йорку. По-моему, он полный придурок. Он бы почувствовал себя как дома в академии. Согласно жёлтым прессам интернет-издания, он спит со всеми знаменитостями, моделями или наследницами миллиардеров, которые попадаются ему под руку. Напоминает мне кое-кого, но, по крайней мере, его улыбка на всех фотографиях приятная.

И всё же… ещё один мужчина-шлюха, мерзость. Нет, спасибо.

Я выключаю свой телефон.

— Почему в это так трудно поверить? — спрашивает Зак невероятно мягким голосом. Я замечаю, что теперь он всегда так делает со мной, смягчает все свои острые углы. Это почти… делает его симпатичным. Почти. Но не совсем. Теперь он взялся за дело, и у него это чертовски хорошо получается. Я предполагаю, что в следующем году он заработает себе ещё одну куртку Леттермана. На самом деле, мне следует сбить его с ног ещё раз. Но сделаю ли я это? Посмотрим. Я не доверяю ему настолько, насколько я могла бы оттолкнуть его, что, учитывая, какой он мускулистый и высокий, было бы не так уж далеко. — Я сказал тебе, что я к тебе чувствую.

Мои ноздри раздуваются, а горло сжимается. О Боже. Теперь тишина действительно кажется неловкой.

Я смотрю на дорогу и сосредотачиваюсь на жёлтых линиях.

Зак не любит меня. Это странно. Он долбаный психованный хулиган. Помнишь, как он обращался с Илеаной во время отбора? Внутри он монстр, ему нельзя доверять.

И всё же я так расслабляюсь рядом с ним, что засыпаю и пускаю слюни на его дорогую спортивную машину. Следующее, что я помню, — он несёт меня в мою спальню в вагоне поезда и укрывает одеялом. Почти уверена, что мне это причудилось, но мне кажется, что он целует меня в лоб, прежде чем я снова погружаюсь в сон.

Утром меня будит аромат знаменитых папиных ванильных вафель, и я совершенно забываю о поцелуе, которого-почти-возможно-не-было.

— Доброе утро, — говорю я, крепко обнимая его. На самом деле он выглядит хорошо, гораздо лучше, чем я опасалась. — Как ты себя чувствуешь?

— Вообще-то, замечательно, — отвечает он, протягивая мне тарелку. Я намазываю вафли арахисовым маслом и поливаю их настоящим кленовым сиропом. Не спрашивайте: это обычное дело. Когда я сажусь на диван в гостиной, меня переполняют эмоции, и мне приходится сдерживать слёзы. Я не буду негативно отзываться о своём отце или его перспективах. Какая ему от этого польза? — Медицинский центр Дюпон просто невероятный.