ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

РОКСИ

— Гребаные яйца дохлого осла.

Голова болит, тело болит, а в ушах стоит странный звон. Во рту каша, а глаза отказываются открываться. Где я, черт возьми, нахожусь? Что случилось? Я ломаю голову, продираясь сквозь туман и игнорируя раскалывающую на части боль. Это важно, я знаю это...

Черт.

Авария.

Черт, они поймали меня... так где же я? Голова словно наливается кровью, как бывает, когда долго лежишь вверх ногами. В ушах все еще звенит, но я могу расслышать, что это и мое колотящееся сердце, капает вокруг меня, как вода, медленно ударяющаяся о кафель, снова и снова. Кроме этого, я слышу только шелест ветра, кажется, далеко-далеко... потом тишина.

Хорошо. Успокойся, блядь, Рокс. Первым делом, открой свои гребаные глаза и пойми, где ты находишься. Потом мы сбежим и убьем этих ублюдков.

Я заставлю этих сучек плакать по своим мамочкам... как только смогу открыть глаза.

Я не позволяю панике овладеть мной и не даю ей овладеть мной, это ничего не даст. Жизнь или смерть, и мне нужно выбраться отсюда, пока они не вернулись. Я знаю, что это будет означать только пытку, пока они не закончат со мной, и тогда я закончу с пулей в голове. Я отказываюсь умирать таким образом. Я умру, как жила, с пивом в руке и верхом на чьем-либо члене.

Мне удается наконец открыть глаза. В них стоят слезы, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от них. Когда мне это удается, я хмурюсь в замешательстве, пытаясь понять, что я вижу.

Я что, перевернулась вверх ногами?

Мои волосы развеваются подо мной, касаясь пола и впитывая кровь из быстро разрастающейся там лужи. Пол покрыт ковром грязно-белого цвета. Подняв голову со звучным стоном, я осматриваю остальную часть комнаты. Ковер сходит на цемент дальше по помещению, стены выкрашены в белый цвет. Справа стоит что-то похожее на котел, а остальная часть комнаты почти пуста, если не считать приклеенных к стене в углу журналов с обнажённой бабенкой и старого деревянного стула, прислоненного к стене.

У нее красивые сиськи.

Черт, сосредоточься, Рокс.

В комнате стоит запах сырости и затхлости, как будто она была закрыта некоторое время. Окон нигде не видно. Бля. Поднимаю голову выше, спина напрягается, я смотрю на потолок и вижу, что я действительно прикована к нему, болтаюсь там, как гребаное мясо в мясной лавке. Я выкручиваю руки, которые связаны за спиной, и замечаю, что мои губы болят, как будто их заклеили скотчем. Вот ублюдки.

Неудивительно, что моя голова раскалывается, вся кровь приливает к ней, и я начинаю чувствовать головокружение. Мое тело ослабло, и у меня нет выбора, кроме как опустить голову вниз, заставляя мое тело неуверенно раскачиваться. Клянусь, если я упаду прямо сейчас, я буду в бешенстве, но цепь держится даже со скрипом.

Итак, я привязана вверх ногами... идеи? Ух, мой мозг болит. Затем я вспоминаю о ноже, который был спрятан у меня в районе позвоночного столба. Я напрягаю руки, пытаясь нащупать его, плечи болят от движения, но его нет. Они забрали его. Хорошо, значит, оружия тоже нет. Я могу продолжать раскачиваться, попытаться сломать балку, на которой вишу. Единственная проблема ― я могу удариться головой об пол или обрушить потолок, что не кажется мне такой уж хорошей идеей.

Готова поспорить, что к этому моменту парни уже знают, что меня нет. Они будут злиться, а Дизель будет в ярости, но я не могу ждать, пока они придут меня спасать. Мне нужно вытащить отсюда свою задницу. И тут я слышу звук ботинок, идущих в мою сторону. Мое дыхание учащается, сердце бешено колотится, пока я сглатываю желчь.

Ладно, что бы они ни делали, я с этим справлюсь.

Щелкает замок, дверь открывается, и в комнату входят трое мужчин. Дверь захлопывается за ними с громким щелчком. Я заперта вместе с ними. Блестяще. Я должна вести себя спокойно, вести себя умно, но, как всегда, мой язык ― враг мой.

— Вечерочек, засранцы, это что, новая фишка? Потому что, признаюсь, мне это не нравится. Я мокрая, но, честно говоря, мне кажется, я немного описалась, так что я бы не стала списывать это на счет вашего появления.

Они не отвечают, но тот, что посередине, делает шаг вперед. Он одет в черный костюм; верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Его короткие черные волосы разметались по сторонам, а карие глаза напряжены и злы. Его губы сжаты, и я замечаю цифру «три», которая начинается на его шее и тянется к плечу. Двое других ― явно головорезы. У того, что слева, бритая голова. Его тело громоздкое. На нем узкие джинсы и черная футболка. Я вижу на нем по крайней мере три пистолета, и он выглядит, скорее, как грубая сила, чем как мозг. У того, что справа, фиолетовый ирокез, пирсинг через левую бровь и нос, и даже один на губе. Его глаза голубые и немного дикие, когда он ухмыляется мне. Он долговязый и весь в татуировках, на нем нет рубашки, только кожаные штаны.

— Они натирают тебе? У меня они хуже всего натирают, знаешь? Особенно когда начинаешь сильно потеть, а в коже это происходит постоянно, я права? — спрашиваю я его.

Он ухмыляется шире.

— Детская присыпка.

— Ха, — говорю я серьезно. — Надо будет попробовать, спасибо.

— Хватит! — рявкает мужчина в костюме, возвращая на себя мое внимание.

— Что? Я только начала. Вы должны знать, что однажды я отговорила не выписывать мне штраф... ладно, три раза, но кто считает? Потом был тот раз, когда я оказалась в мексиканской тюрьме и...

Черт.

Моя голова поворачивается, и я качаюсь от его пощечины. Моя щека болит, но я смеюсь, когда мужик ловит мое раскачивающееся тело и останавливает, поворачивая лицом к себе.

— Черт, это весело, сделай это еще раз, посмотрим, как далеко ты сможешь меня замахнуть!

Он снова бьет меня сзади, и на этот раз я кручусь, от этого желчь поднимается у меня в горле, и я удерживаю ее в себе, пока не сталкиваюсь с ними лицом к лицу снова, а затем извергаю ее на них. Она брызжет на его туфли и брюки, и я смеюсь, когда часть ее капает мне на щеку.

— Черт, это было весело.

Я кашляю.

Он кричит, отступает назад и с отвращением смотрит на свои когда-то до блеска начищенные ботинки. Парень с ирокезом смеется, и я подмигиваю ему.

— Подумала, тебе это понравится.

— Заткни ее, — рычит главный, поднимая ногу и глядя на нее сверху вниз.

Другой мужчина, Лысик, делает шаг вперед и упирает основание своего пистолета мне в живот. Дыхание вырывается из меня со стоном, и я раскачиваюсь взад-вперед, боль пронзает мое нутро. Он делает это снова и снова, пока я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить. Я чувствую, как трещат мои ребра, черт. Каждый мой вдох причиняет мне боль, заставляя боль прошивать меня.

Но бывало и хуже, поэтому, когда я снова могу дышать, я издаю болезненный смешок.

— Это было здорово. Хотя должна признать, что мой парень ― мастер пыток, и он гораздо изобретательнее. Где игрушки? Страх? Давайте, ребята, вы можете лучше.

— О, это будет позже.

Парень с ирокезом ухмыляется в стиле хорошего мальчика.

— Роксана, посмотри на меня, — требует парень в костюме.

Я так и делаю, и он подходит ближе, хватает меня за плечо и держит неподвижно, наклоняя голову, чтобы встретиться с моими глазами.

— Даю тебе шанс рассказать нам все. Мы знаем, что ты не хочешь быть там с ними, они украли тебя, но мы можем помочь тебе. Просто расскажи нам то, что нам нужно знать, чтобы убить их, и тогда ты будешь свободна.

— Да... видишь ли, я бы поверила в твои слова больше, если бы вы не подвешивали меня как свинью. Тебе следовало бы начать с этого, а не с погонь и наркотиков, но твоя информация устарела, детка, я ― гребаная Гадюка.

Я бьюсь головой вперед, врезаясь в его голову.

Удары головой ― это не весело.

Головой бить больно, детки.

Он отшатывается назад с воем, его нос сломан, а в моей голове вспыхивает боль.

— Черт, чувак, у тебя толстый череп, — простонала я, на секунду закрыв глаза.

Когда я открываю их снова, он зажимает свой кровоточащий нос, его глаза горят яростью.

— Эндрю, она твоя. Достань для меня все, что мне нужно знать, а потом убей ее, — приказывает он, поворачивается и распахивает дверь.

Лысик следует за ним, и дверь захлопывается, замок задвигается на место. Эндрю, парень с ирокезом, делает шаг вперед, щелкая костяшками пальцев, и ухмыляется мне.

— Это будет весело.

Я вздыхаю.

— Эндрю, правда? Я ожидала какое-нибудь крутое имя. А твоя мамочка вообще знает, что ты здесь? Разве тебе не нужно ее разрешение?

Он ухмыляется шире, а затем его кулак обрушивается на мое лицо, и все вокруг погружается в темноту.

~

Когда я возвращаюсь в сознание, я привязана к деревянному стулу. Застонав, я смотрю на свои руки, каждая из которых привязана к ручкам стула, ноги тоже скованы. Ублюдки. Колючая проволока, которой они меня связали, впивается в запястья и лодыжки, когда я ерзаю на стуле, пытаясь освободиться.

Ну, это что-то новенькое. Замирая, я поднимаю голову, слюна и кровь стекают по подбородку. В моем черепе звучит маршевый оркестр, мои плечи и спина убивают меня от висения вверх ногами, а мои легкие сжаты, и ребра скрипят при каждом вдохе.

Эндрю здесь нет, наверное, он где-то дрочит, поэтому я на мгновение закрываю глаза, перебарывая боль. Эти минуты утекают по мере того, как мой разум дрейфует. Забавно, что когда приближается конец, ты начинаешь думать о начале.

Моя жизнь никогда не была легкой, но, признаться, я не думала, что она закончится здесь. Из всех способов, которыми я предполагала умереть, этот не был одним из них. Но в том-то и дело, что жизнь тебе ни черта не должна.

Она не обязана тебе жизнью, ты должен бороться за нее, чтобы выстоять и выжить. И я боролась.

Она наполнена моментами, извилистыми путями и неожиданными поворотами. Каждый человек, который приходит в твою жизнь, предлагает тебе новый мир, новое место и чувства, не всегда хорошие, и от каждого из них мы получаем возможность чему-то научиться. Принимаем ли мы эти уроки ― зависит от нас. От своего отца я научилась принимать боль, понимать, насколько сильным является мое тело, даже когда его неоднократно ломают, и благодаря этому я знаю, что смогу выжить. Каждый человек научил меня чему-то.