— Ты бы сразилась со мной прямо сейчас? — спрашиваю я с любопытством, вгоняя острие так глубоко, чтобы прорвать кожу.

На месте соприкосновения моего лезвия с ее плотью появляется капля крови.

— Ты бы попыталась остановить меня?

— Нет, — мгновенно отвечает она, выгибаясь дугой и вдавливая лезвие глубже, издавая блаженный стон. — Я бы позволила тебе.

— Ты бы позволила, не так ли? — шепчу я, поднимая голову и прижимаясь лбом к ее лбу. — Ты позволила бы мне убить.

— Позволила бы. — Птичка кивает, облизывая мои губы. — Я бы умерла с улыбкой на лице.

Мои демоны теснятся ближе, обвиваясь вокруг меня в своем безумии, заставляя мою руку опускаться ниже и погружать лезвие глубже, пока Рокси не задыхается от боли. В глазах Птички появляются слезы, но она не сопротивляется. Нет, она возвращает меня с края пропасти.

— Но ты не хочешь убить меня, Ди, ты не хочешь моей смерти, это было бы слишком просто. Ты хочешь моей жизни, навсегда, чтобы мучить меня и играть со мной до конца наших дней. Покончить с этим сейчас было бы слишком быстро. Ты имеешь дело не только с болью, но и с удовольствием, а сейчас, детка, это просто боль, — признается она.

Я моргаю, смотрю на лезвие в шоке и отбрасываю его.

— Маленькая Птичка, Маленькая Птичка, всегда пытается меня спасти.

— Нет, не спасти тебя, а сжечь себя вместе с тобой, — бормочет она, прежде чем поднять голову и прижаться своими губами к моим, пока ее грудь кровоточит между нами. На губах Птички я чувствую отчаяние и голод... но также и ее любовь. Ко мне.

Ее поврежденной Гадюке, ее сумасшедшему ублюдку. Человеку, которого она снова и снова вытаскивает из пламени собственного разума, не задумываясь о том, как это обжигает ее. Я хочу показать ей, как много это значит. Всё началось как наша игра и превратилось в нечто реальное.

В жизнь и смерть, потому что я могу легко убить ее, не имея на то намерения, и она это знает. Но ей все равно, Рокси все равно хочет меня, стонет мне в рот и покусывает мои губы, пытаясь подтолкнуть меня дальше.

— Ди, пожалуйста, — умоляет она, отдаваясь мне еще больше, не принимая, а просто прося.

Как я могу отказать в чем-то Птичке?

Я принадлежу ей с того самого первого дня, но она никогда не требует от меня, никогда не приказывает мне. Только просит, умоляет, просит. Облизывая ее губы, я провожу губами по подбородку Птички и шее к ране, обвожу вокруг крови, капающей прямо над сердцем, зная, что там наверняка останется шрам.

— Все, что ты попросишь, все, что угодно, Птичка, будет твоим. Этот мир твой, если ты захочешь, я заставлю их всех склониться у твоих ног, — бормочу я, опускаясь ниже и ползя по ее телу, пока не оказываюсь над киской Рокси. — Я заставлю их истекать кровью ради тебя, заставлю их кричать, заставлю их умереть ради тебя, — клянусь я, вылизывая ее киску, издавая стоны от сладкого вкуса моей девочки. Она ― моя гребаная одержимость, моя слабость и моя сила в самом сладком чертовом пакете.

Птичка стонет, наклоняя бедра так сильно, как только может, чтобы прижать свою влажную киску к моему лицу. Проводя пальцем по ее половым губкам, я раздвигаю их и погружаю в нее два пальца, наблюдая, как дырочка Рокси сжимается вокруг них, ее клитор напрягается и просит моих губ и зубов. Ее пирсинг блестит на свету, совпадая с пирсингом в моем члене.

Она вскрикивает, когда я выкручиваю пальцы, обхватываю губами ее клитор и посасываю, ее бедра подрагивают, когда она обхватывает мои пальцы. Впиваясь зубами в ее уязвимую плоть, я примешиваю боль к ее удовольствию, пока она не вскрикивает, кончая так быстро, что я почти кончаю сам.

Такая чертовски совершенная, вот что она такое.

Совершенство.

Слизывая ее соки, я вытаскиваю пальцы и очищаю их языком, не в силах насытиться ее сладостью. Это даже лучше, чем ее кровь. Я погружаю их обратно, чтобы получить еще, и она выкрикивает мое имя, извиваясь в своих путах.

— Дизель!

Не удержавшись, я наклоняюсь над ней и подцепляю веревку на одной из ее ног. Она быстро обхватывает меня за талию, пытаясь притянуть к себе, пока я нависаю над ее телом, поддерживая себя ладонью рядом с ее головой. Ее спина выгибается, она трется своей кровью и сиськами о мою грудь, пока я не могу больше терпеть.

Схватив ее за бедра, я выпрямляюсь и врезаюсь в нее, заставляя ее снова кричать обо мне. Ее руки извиваются в путах, сжимая их, пока я трахаю ее жестко и быстро. Нас ничего не сдерживает.

Есть только мы.

Это жизнь, даже если нас окружает смерть.

Голова Рокси откидывается назад, и я впиваюсь зубами в ее шею, с каждым толчком впиваясь все сильнее и быстрее, не в силах сдерживаться, когда дело касается моей Птички. Наслаждение пронзает меня, почти сгибая позвоночник от того, какая она чертовски тугая и влажная. Ощущение того, как Рокси обхватывает мой член, словно тиски. Ее мягкость прижимается к моей твердости. Ее кровь на мне.

Блядь.

Птичка подстегивает меня.

— Да, боже, да, детка, еще. Блядь, сделай больно! — кричит она, пока я наказываю ее своими толчками.

Потянувшись вниз, я прижимаю большой палец к ране, чтобы убедиться, что попал в ту точку внутри нее, которая заставила Птичку снова закричать в мгновение ока, обхватив мой член так красиво.

Ее глаза закрыты, лицо расслаблено от удовольствия, а рот в синяках и раздвинут, пока она дрожит и пытается дышать подо мной. Но я еще не закончил. Защелкнув крепления на другой лодыжке, я освобождаюсь от ее цепкой, пульсирующей киски и быстро переворачиваю Рокси, поднимая ее задницу в воздух.

Руки Птички вытянуты над головой, лицо повернуто и прижато к столу, когда она пытается дышать. Ее спина усеяна мелкими порезами и струйками сочащейся крови. Задница Рокси красная и чертовски красивая, и я собираюсь трахнуть ее.

Прижимая ее ноги ближе к телу, я смотрю, как Птичка с готовностью раздвигает их, когда я раздвигаю половинки ее задницы. Я наклоняюсь и провожу языком по ее дырочке, затем скольжу вниз к киске Птички и снова вверх. Она хнычет и отталкивается от моего языка.

— О, черт, это так чертовски неправильно, — смеется она. — Не останавливайся, блядь.

Я и не планирую останавливаться, так как я ласкаю языком ее задницу, пока она снова не начинает толкаться, мои пальцы впиваются в ее пухлые ягодицы. Я прижимаю Рокси к своему лицу, пока не могу больше терпеть. Стоя на коленях на столе позади нее, я провожу пальцем по ее щели к киске и просовываю свой член внутрь, поглаживая ее, прежде чем вытащить его и покрутить им вокруг другой дырочки. Мой член все еще капает из ее пизды, и я хватаю его, прижимая к ее заднице.

— Тебе понравился мой нож в твоей заднице, но мой член тебе понравится больше, Птичка, и я могу даже оставить тебя здесь связанной и истекающей кровью, с которой капает моя сперма, пока не вернутся остальные.

— Бля, бля, бля, — только и говорит она, отталкиваясь и заставляя меня смеяться.

Видя, как толстая головка моего члена прижимается к ее заднице, я почти кончаю, поэтому я не тороплюсь, проталкиваясь внутрь через кольцо мышц, пока Рокси расслабляется для меня.

— Хорошая девочка, — воркую я, поглаживая ее бока, когда прохожу мимо них и ввожу себя на дюйм, затем отступаю назад и снова ввожу, продвигаясь дальше с каждым толчком, пока, наконец, не оказываюсь глубоко в ее заднице.

Наклонившись над спиной Птички, я лижу ее позвоночник, кровь из ее порезов заполняет мой рот, и я зацепился за кусочек стекла, все еще находящийся в коже Птички, и порезал язык. Застонав, я сильнее дергаю ее назад, насаживая на свой член, когда она вскрикивает. Кровь капает из моего рта на ее бледную кожу, и я провожу по ней вверх и вниз, оставляя кровавый след, пока боль от пореза заставляет меня дергаться в ее заднице.

Но Птичке надоело, что я не двигаюсь, она толкается в меня, заставляя меня войти глубже. Ворча, я откидываюсь назад, ее полные бедра заполняют мои руки, когда я вхожу в ее задницу, прежде чем выйти из нее. Теперь я не медлю. Нет, я трахаю ее, как грязную маленькую девочку, которой она и является.

Рокси чертовски тугая, такая чертовски тугая, что трахать ее почти невозможно, и она громко стонет, почти кричит.

— Нравится мой пирсинг в твоей попке, Птичка? — дразню я, мой собственный голос низкий и шершавый, пока я сдерживаю свое собственное освобождение, ограничивая его, что почти болезненно.

— Боже, я чувствую себя такой наполненной, — пробормотала она.

— В следующий раз я попрошу Кензо трахать твою киску одновременно, и тогда ты будешь очень полной, Птичка, — огрызаюсь я, заставляя Птичку вскрикнуть, наблюдая, как мой член входит и выходит из ее задницы, и это зрелище меня возбуждает.

— Так чертовски сексуально, — бормочу я.

Покалывание начинается у основания моего позвоночника и проходит через меня, тянет меня, требуя, чтобы я отпустил себя. Я не могу сдержать это. Это слишком сильно, ее кровь, киска и задница вытягивают это из меня.

— О, боже, Птичка, я так чертовски близок.

Издаю стон, не в силах отвести взгляд от своего члена, который входит и выходит из ее попки все быстрее и быстрее.

Она хнычет, ее киска снова пульсирует, и я знаю, что она близка. Наклонившись, я кусаю ее за задницу, больно впиваясь зубами, и она кричит о своем освобождении, задница Рокси сжимается на мне, пока я не могу больше вытащить член, и эти тиски заставляют меня взорваться.

Она, кажется, проходит через меня снова и снова, вытягивая из меня все, заставляя наполнять ее снова и снова, извергаясь в задницу, пока я окончательно не кончаю. Убрав зубы с ее аппетитной попки, я вижу кровоточащий след и ухмыляюсь. Я медленно сползаю с задницы Птички, шепча успокаивающие слова, опускаясь рядом с ней и пыхтя.

Я пытаюсь заново научиться дышать, пока мое сердце колотится в груди, так громко, что это все, что я могу услышать, мои ноги подкашиваются. Когда я чувствую, что могу стоять, я, спотыкаясь, встаю из-за стола и иду на кухню, очищая свой член, прежде чем взять несколько полотенец, вытереть Маленькую Птичку и выбросить их в мусорное ведро. Забравшись обратно на стол, я высвобождаю руки Птички и тащу ее в свои объятия. Кровь и сперма покрывают нас, но, черт возьми, я не могу больше двигаться, даже если бы захотел.