«Неужели это судьба?» — размышлял Чжоу Цзышу. Солнечный юг огромен. Чем, кроме провидения, можно было объяснить то, что он наткнулся именно на этого мальчика?
Наслаждаясь последним осенним теплом, Чжоу Цзышу неторопливо брёл по дороге и любовался живописными видами Дунтина, пока небо на западе не окрасилось багрянцем заката. Тогда, довольный прогулкой, он завернул в ближайшую таверну, заказал кувшин вина с закусками, и продолжил упиваться ощущением счастья. В прежней жизни Чжоу Цзышу ни разу не чувствовал себя так безмятежно. Обычно он либо сам по уши увязал в неотложных делах, либо планировал похоронить в неотложных делах кого-то другого.
В зале таверны девушка играла на цине. Нежный голос исполнительницы идеально дополнял приятную мелодию. Когда юная музыкантша закончила выступление, посетители таверны с обоих этажей дружно ей захлопали. Чжоу Цзышу разделил всеобщую признательность: красота девушки радовала глаз и ложилась бальзамом на сердце. В приступе благодарной щедрости он выудил большой кусок серебра и бросил на блюдо, с которым певица обходила гостей. Сперва девушка испуганно вздрогнула, а затем мило улыбнулась и поклонилась с тихой благодарностью. Настроение Чжоу Цзышу взлетело ещё выше.
Внезапно из ниоткуда появился человек в белом, занял место напротив и произнёс как ни в чем не бывало:
— Я пришёл, чтобы ты мог угостить меня вином.
Мечтательная улыбка начала потихоньку сползать с лица Чжоу Цзышу. Он немного напрягся, припоминая: «Неужели я успел наделать долгов, сам того не зная?».
Е Байи снисходительно сделал вид, что не заметил его недоумения. По мнению Е Байи, удовлетворение простых человеческих нужд в вине и пище было обычным делом, не требующим особых расшаркиваний. Раз уж он снизошёл до того, чтобы разделить с кем-то трапезу, само собой, этот кто-то должен был испытать искреннюю признательность и почтительный трепет. Поэтому Е Байи милостиво закрыл глаза на то, что простой смертный опешил от такой удачи.
Взяв ситуацию в свои руки, Е Байи перечислил подавальщику пугающее количество блюд и великодушно предложил Чжоу Цзышу:
— Заказывай всё что хочешь, не стоит робеть!
Чжоу Цзышу взметнул одну бровь, подумав: «Он действительно считает, что на моём лице написана робость?».
Похоже, ученик Древнего Монаха уселся за чужой стол с недоброй целью разорить случайного встречного. Заказанной еды хватило бы, чтобы накормить двух свиней. И прожорливые семейства этих двух свиней.
Видя, что Чжоу Цзышу не собирается дополнять заказ, Е Байи понимающе протянул:
— О, конечно. Твой недуг подавляет аппетит. Мой тебе совет: ешь, пока можешь. Сколько раз тебе осталось пообедать? Не так уж и много.
Настал черёд и второй брови Чжоу Цзышу взлететь вверх. Жаль, этот парень был учеником почтенного Древнего Монаха. В противном случае из него получилась бы отличная кукла для битья.[173]
В этот момент к столу подошёл третий человек и демонстративно плюхнулся на стул рядом с Чжоу Цзышу. Не дожидаясь приглашения, вновь прибывший схватил палочки для еды и с наигранной улыбкой произнёс:
— А-Сюй, мне было интересно, почему ты исчез, не попрощавшись, — здесь Вэнь Кэсин сделал паузу и посмотрел на Е Байи. — И вот я вижу тебя с… другим мужчиной?
Остатки хорошего настроения, навеянного нежной песней и улыбкой юной девы, разлетелись в клочья. Чжоу Цзышу угрюмо прикинул, как сейчас было бы здорово встать и уйти со словами: «Прошу, вы двое, наслаждайтесь ужином! А мне, пожалуй, пора». Но прежде чем Чжоу Цзышу успел озвучить эту замечательную мысль, Вэнь Кэсин повернулся к нему и сквозь зубы процедил:
— Кто это?
— Это… — Чжоу Цзышу уже собирался сказать «случайный знакомый», но тут же себя одёрнул. Зачем было оправдываться? Тем более перед ним.
Захлопнув рот на полуслове, Чжоу Цзышу сердито нахмурился. Ученик Монаха, напротив, благосклонно кивнул Вэнь Кэсину и сообщил:
— Меня зовут Е Байи.
Вэнь Кэсин нацепил самую фальшивую улыбку из своего арсенала и вознамерился что-то ответить, но Е Байи его перебил:
— Кто ты, мне известно. Ты поджёг комнату наследника Чжана.
От этих невозмутимых слов рука Чжоу Цзышу с чашей вина застыла на полпути ко рту, а деланая улыбка Вэнь Кэсина пропала, как не было. Теперь Вэнь Кэсин смотрел на Е Байи мрачным немигающим взглядом, будто ученик Монаха уже был мертвецом. Леденящая кровь убийственная аура[174] образовалась и уплотнилась вокруг Вэнь Кэсина в мгновение ока.
По спине Чжоу Цзышу пробежал озноб.
Подавальщик принёс заказ именно в этот неподходящий момент. Взглянув на лицо Вэнь Кэсина, парень испугался до полусмерти, затрясся и выронил поднос.
К счастью, ужин не пострадал — через долю секунды все блюда были в полной безопасности в руках господина в белых одеждах.
Зоркие глаза Чжоу Цзышу не смогли различить движения Е Байи, только размытое белое пятно. Неужели ученик Древного Монаха достиг таких высот в мастерстве? Означало ли это, что сам легендарный отшельник с горы Чанмин… Чжоу Цзышу бросило в холодный пот, когда он осознал, что информация, собранная Тяньчуаном о невероятном и загадочном Древнем Монахе, могла оказаться неполной.
Вэнь Кэсин не поменял направление взгляда, но его зрачки дрогнули и на миг расширились. Умерив немедленную жажду крови, Вэнь Кэсин заинтересованно рассматривал молодого человека в белом.
Сколько лет было ученику Монаха — около двадцати пяти? Нет. Его кожа выглядела юной, но поведение не соответствовало облику. Возможно, за тридцать? Снова нет…
При каждой попытке составить мнение об этом таинственном субъекте разум Вэнь Кэсина отдавался звенящей пустотой, такой же кристально чистой, как белоснежная ткань одеяний Е Байи. Если ученик Монаха не двигался, то выглядел восковой куклой. Бесстрастный, невосприимчивый к чужим эмоциям, он сидел на расстоянии вытянутой руки, но как будто находился в другой реальности.
Е Байи не обратил внимания на реакцию, которую вызвал своим последним заявлением, и всецело отдался поглощению блюд. С каждой опустевшей тарелкой лица Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина вытягивались всё сильнее — похоже, желудок их сотрапезника был бездонным. Настоящая рисовая кадка![175]
Е Байи молниеносно расправлялся с любым угощением. Выглядело это, как «ураган, пронёсшийся над столом». Ученик Древнего Монаха сохранял хладнокровие и приличные манеры, но при этом поглощал еду с таким аппетитом, словно голодал на протяжении восьми воплощений. Его палочки порхали над тарелками, опустошая их, как нашествие саранчи, не оставляя другим ни крошки.
Чжоу Цзышу недавно поужинал, а Вэнь Кэсин пришёл не за едой. Однако оба были впечатлены энтузиазмом нового знакомого и машинально взялись за палочки, дабы выяснить, что за божественные яства подают в этой таверне. Сражение за еду продолжалось до тех пор, пока на столе не выросла гора пустой посуды. Отодвинув последнюю тарелку, Е Байи удовлетворённо вытер рот и изогнул губы в довольной улыбке.
— Спасибо за угощение, — сказал он Чжоу Цзышу, встал с места и ушёл прочь.
Чжоу Цзышу задумался, каким невероятным человеком должен быть Древний Монах… просто потому, что может прокормить такого монстра.
— То, что этот Е Байи сказал ранее, — внезапно начал Вэнь Кэсин. — Я не собирался… — он замолчал, недоумевая, зачем вообще надумал объясняться, и со странным щемлением в груди покосился на Чжоу Цзышу.
Через мгновение ресницы Вэнь Кэсина опустились, он выдержал небольшую паузу, улыбнулся, словно насмехаясь над собой, покачал головой и вернулся к обычному легкомысленному тону:
— Ученик Древнего Монаха? Ха! Больше похож на гигантскую саранчу в белых одеждах.
Чжоу Цзышу потянулся к кувшину с вином и налил себе остатки. Он решил не упоминать о пожаре в поместье Гао. Вэнь Кэсин мог прихлопнуть Чжан Чэнлина так же легко, как раздавить муравья. Для убийства не надо было подгадывать момент, когда мальчишка уйдёт из комнаты, и затевать переполох с дымом и пламенем. Так что на покушение это хулиганство не тянуло. Скорее, Вэнь Кэсин знал что-то, пока неизвестное Чжоу Цзышу, и поджог выполнял роль предостережения.
Непонятно было другое: каким образом Е Байи прознал о виновнике пожара?
В этот момент Чжоу Цзышу отвлекла другая мысль… Какое-то время он сосредоточенно обшаривал карманы, а потом повернулся к Вэнь Кэсину с весьма занимательным выражением лица:
— Скажи… у тебя есть с собой деньги?
Вэнь Кэсин уставился на него в полнейшем замешательстве.
Конец первого тома.
Примечание к части
∾ 七爷 (Ци Е) — дословный перевод «седьмой господин». Это прозвище. Означенный человек был седьмым по рангу при императорском дворе, а также (!!! спойлер новеллы «Седьмой Лорд»!!!) воплотился в седьмой инкарнации.
∾ Му Жэнь Чжуан (木人樁) — досл. «деревянный человек-столб». Деревянный манекен, столб с поперечными «руками и ногами» — для отработки ударов и техник.
∾ Здесь и далее: «ауры» представляют собой не что-то магическое, а нечто вроде поля из ци (энергии). Вполне реальное, материальное для китайской традиции понятие.
∾ «Рисовая кадка» (飯桶) — ёмкость для хранения варёного риса, в переносном смысле выражение характеризует обжору, ни на что негодного человека.
Том 2. Глава 26. Седьмой Лорд
Том 2. Один оступается — другой подхватывает.
Пышная листва, зеленеющая круглый год, звонкое пение птиц, порхающих в густой тени ветвей, уходящая вдаль дуга горного хребта, похожая на изгиб женской спины. Это место жужжало, шелестело, переливалось, пело и дышало жизнью. Таков был Наньцзян.
Под столетним раскидистым деревом за небольшим столом подросток делал уроки. Несмотря на юный возраст, его сосредоточенность на задаче была превосходной. Прилежно склонив голову, мальчик не шевелился дольше двух часов и выглядел так, словно ничто не могло отвлечь его внимание.