Лао Мэн мысленно изумился: «Только не надо мне говорить, что наш безумец всерьёз возомнил себя человеком, пока путешествовал, и научился страдать от любовной тоски!» 

Вэнь Кэсин бережно положил картину сушиться под пресс-папье и, наконец, поднял глаза на слугу. При этом нежная, тёплая улыбка на губах Хозяина Долины застыла и сделалась ледяной.

— Веди, — приказал он отрывисто.

Лао Мэн ответил поклоном и отвернулся к двери, чтобы скрыть неудержимую ухмылку в уголках губ.

Том 4. Глава 73. Правила

Как только Фэн Сяофэн увидел Гу Сян, он словно сошёл с ума и бросился вперёд с визгом: 

— Поганая девчонка! Я убью тебя!

Гу Сян в притворном ужасе заломила брови и приложила руки к груди:

— Ух, я испугалась до смерти, малыш по фамилии Фэн! Надеешься, что кто-то из взрослых дяденек снова возьмёт тебя на ручки, чтобы ты мог задирать меня, слабую девушку? Твоё жестокое сердце не знает снисхождения! 

— Брат Фэн, остынь немного! — остановил его Чжао Цзин. — Будь она злодейкой, разве смогла бы безнаказанно уйти на виду у стольких людей?

Цао Вэйнин понимал, что подобные речи означают намерение ополчиться против Гу Сян. Неизвестно откуда у него взялись силы, чтобы подняться на ноги, пересиливая рвущийся наружу кашель и ноющую боль в рёбрах, но Цао Вэйнин встал и закрыл собой девушку.

— Господа, — тихо, но решительно заговорил он. — А-Сян в силу юности настолько простодушно искренна, что не умеет скрывать свои помыслы и не всегда облекает их в учтивые слова. Уважаемые старшие! Даже если она ненароком оскорбила ваш слух, прошу, спишите отсутствие должного почтения на молодость и проявите милосердие…

 Затем Цао Вэйнин повернулся к Фэн Сяофэну и по слогам отчеканил: 

— Что касается вас, герой Фэн, этому Цао есть что сказать. В день, когда Дунтин был взбудоражен пропажей Кристальной брони и внезапной гибелью героя Шэня, Чжан Чэнлин действительно был с нами. Человеком, уведшим молодого господина Чжана от главы Гао, был Чжоу-сюн. Они покинули поместье перед взором героя Чжао, и тот нисколько не препятствовал их уходу. Чжоу-сюн поручил нам с А-Сян позаботиться о безопасности мальчика. Что же до означенного Фэн Сяофэна, этот человек не видит разницы между добром и злом, раз вступил в сговор с Ядовитыми скорпионами в стремлении выследить и убить нас. Разве самозащиту можно вменять в вину?

Гу Сян высунулась из-за спины Цао Вэйнина и указала пальчиком на Фэн Сяофэна:

— Вот именно! Поглядите на него! Напыжился, словно ему все должны по восемьсот монет, и лезет в драку, не желая выслушать! Как знать, может, он заодно с отрядом скорпионов-наёмников? 

Дух Земли рвал и метал, но дело дошло до разговоров, и победить девчонку на этом поприще было невозможно. На каждое слово Фэн Сяофэна сыпалась в ответ барабанная дробь скороговорки. Болтушка скрыла рукой лукавую улыбку и указала на себя:

— Эта добрая тётушка получила распоряжение своего господина — присмотреть за маленьким негодником. Она и представить не могла, что поручение окажется таким непростым! Теперь она думает, что и Фэн Сяофэн, и вся его компашка — бесстыдники, каких свет не видывал! Скажи-ка, коротышка, ты и этот… то ли Юй, то ли Гуй[456] — из какой вы школы вышли? Обычно у людей не написано на лбу, хорошие они или плохие, но, глядя на тебя, я сильно сомневаюсь в твоём благородстве. Почему вы так настойчиво ищете Чжан Чэнлина? Два куска мусора, ты и этот Юй! Пффф.

Гу Сян закатила глаза, как капризный ребёнок. Она умудрилась приплести бывшего главу Хуашаня, который сейчас являлся всеобщим козлом отпущения — на такого незазорно было повесить любые грехи вне зависимости от того, совершал он их или нет.

Фэн Сяофэна обвинительная речь застала врасплох. Он обалдело застыл, ощущая головокружение от бурлившего в крови гнева. Дух Земли не мог предположить, что разговор обернётся против него. Он почувствовал мороз по коже от неприязненных взглядов, пронизывающих со всех сторон.

Е Байи сухо хмыкнул:

— Подобные тебе, Фэн Сяофэн, — плохой материал для практики боевых искусств. Ты не сможешь постичь «Дхарму Люхэ». За что же ты борешься?

Разве мог Е Байи сказать что-то, приятное слуху?

Раздались смешки, Гаошань-ну от обиды взревел и расколотил булыжник о землю. Но в демонстрации силы слепца не было проку. Цао Вэйнин невольно ощутил жалость к этой паре хозяина и преданного слуги. Возможно, из-за упадка сил от полученной травмы восприятие Цао Вэйнина изменилось. Окружающие люди словно потеряли человеческое обличье и виделись ему полем сорной травы, что колышется на ветру и гнётся под дождем. Эти люди с одинаковой готовностью склонялись перед теми, кто был выше и сильнее, и давили тех, кто оказывался ниже и слабее. Радуясь, что в данный момент сохранности их лиц ничто не угрожает, они охотно наблюдали, как растаптываются чужие лица.

Цао Вэйнин потянул Гу Сян за руку и сказал:

— Пойдём, А-Сян.

Гу Сян без лишнего слова послушно последовала за ним. Цао Вэйнин приблизился к Мо Хуайяну:

— Шифу, этот младший не оказывает должного сыновнего почтения, поэтому не смеет более называться вашим учеником. В силу ограниченных талантов, даже усердная практика не сделает меня прославленным мастером. Молодость даёт мне шанс избрать другой путь. Может, я стану крестьянином, и, вместо взмахов меча, буду полагаться на взмахи мотыги, в надежде получить богатый урожай. Не сомневайтесь, вы будете первым, кому доставят выращенные мной свежие фрукты и овощи. 

Мо Хуайян уже успокоился и перестал излучать ярость, но его взгляд, брошенный на Гу Сян, был далёк от одобрительного. Несмотря на безусловную красоту, девушка не походила на благовоспитанную дочь хорошей семьи. Глава школы Цинфэн чувствовал витающую вокруг неё неописуемую злую ауру. 

Затянувшееся молчание прервал громкий смех Мо Хуайкуна:

— Ха-ха! Я всегда знал, что ты безнадёжный болван! Когда твоя маленькая жена подарит тебе щекастого наследника, я стану его дедушкой-шишу и буду по праву угощаться вином в день его первой луны![457]

Цао Вэйнин сдержанно усмехнулся разыгравшемуся воображению своего шишу. Скулы Гу Сян вспыхнули, но было очевидно — дозволение старших получено, наконец-то можно дышать полной грудью! Они с Цао Вэйнином уже направились прочь, когда кто-то подал голос из толпы. Говорил мужчина из свиты Чжао Цзина — тот самый, что обнажил оружие при атаке скорпионов. Его лицо вплоть до самой шеи диагонально пересекал шрам от глубокого пореза.

— Барышня, погодите минутку! Этот скромный человек хочет задать один вопрос.

Гу Сян повернулась, пытаясь распознать говорившего в толпе, а тот вкрадчиво продолжил: 

— Неужели никто не заметил, что эта девушка пришла сюда с территории Долины? Она вторглась на гору Фэнъя, но почему же призраки беспрепятственно её пропустили?

Гу Сян мгновенно побелела как полотно.

— Могу предложить две вероятных причины, — заявил мужчина со шрамом. — Либо перед нами… весьма сомнительная личность, либо ей и в самом деле удалось прошмыгнуть мимо стражей Долины. Но каким образом? Юная девушка смогла остаться незамеченной призраками — разве это не подозрительно?

Намёк был яснее ясного. Даже Цао Вэйнин понял, о чём речь, и растерянно оглянулся на Гу Сян, не в силах произнести ни слова.

Отпустив его руку, Гу Сян сделала шаг назад. И ещё один.

Чжао Цзин прищурился, рассеянно похлопал говорившего по плечу и громко спросил:

— О… И кем же может быть столь юная дева?

— Знать человека в лицо — не означает знать, что у него на сердце,[458] — улыбнулся мужчина со шрамом.

Чжао Цзин задумчиво огладил подбородок и, поразмыслив, сказал:

— О, вопрос личности девушки решается очень легко! Все обитатели Долины носят на пояснице татуировку маски призрака. Будь здесь только мужчины, прояснить её наличие было бы затруднительно. К счастью, в наших рядах присутствуют представительницы школы Эмэй. Если осмотр проведут женщины, приличия будут соблюдены. Проверить наличие метки можно в уединённом месте, а мы поверим школе Эмэй на слово.

Глава школы Эмэй кивнула, выражая согласие.

Цао Вэйнин всё понял, как только увидел застывшее лицо Гу Сян. Осознание настолько оглушило его, что слова Чжао Цзина пронеслись мимо невнятным гулом. Цао Вэйнин всегда знал Гу Сян как весёлую простодушную девушку, пренебрегающую основами этикета. Никогда ранее он не видел такой бледности и мрачной обречённости на её лице.

Гу Сян перестала улыбаться, её большие яркие глаза сейчас светились не тёплым озорством, а холодной злобой. Она смотрела не на Цао Вэйнина, а на мужчину со шрамом, и действительно походила на призрака.

В памяти Цао Вэйнина сами собой всплыли слова Вэнь Кэсина, сказанные перед их отъездом на поиски Е Байи: «Ну, а если А-Сян не та, кем кажется? Если ты вдруг поймёшь, что совсем не знаешь её, что тогда?» Что он ответил? Цао Вэйнин был огорошен этими вопросами, но всё равно уверенно поклялся: «Не сомневайтесь, я знаю А-Сян».

Неожиданно Гу Сян фиолетовой вспышкой пронеслась вперёд. В один миг она оказалась перед незнакомцем со шрамом. Никто даже представить не мог, что девушка осмелится напасть при всём народе. Было очевидно, что Гу Сян действовала не из добрых побуждений, поэтому мужчина инстинктивно отпрыгнул назад. Гу Сян насмешливо фыркнула и резко вскинула руки. Из её рукавов вылетели две железные цепи. Противник отпрянул, чтобы увернуться, но цепи, словно живые, обвили его шею. 

— Ты ломишься в преисподнюю, куда нет входа,[459] — зловеще прошипела Гу Сян. — Хочешь в чём-то обвинить меня? Ну попробуй… — и она со всей мочи дёрнула цепи, намереваясь оторвать врагу голову.

Чжао Цзин с сердитым криком обнажил меч и замахнулся на Гу Сян. Та, словно её жизни ничто не угрожало, не стала уклоняться, а выжидала, когда Чжао Цзин раскроется в выпаде, чтобы контратаковать скрытым оружием.