Проводив шумную молодёжь, Чжоу Цзышу собрался наконец отдохнуть, но, распахнув дверь в свою комнату, увидел Вэнь Кэсина, сидевшего в проёме открытого окна. Одну ногу он свесил наружу, вторую подогнул, обхватив руками колено. При виде Чжоу Цзышу Вэнь Кэсин с улыбкой вскинул голову и сообщил:

— Мне тоже пора, А-Сюй.

— На гору Фэнъя? — спросил Чжоу Цзышу после едва заметной паузы. 

Вэнь Кэсин кивнул: 

— Я достаточно побродил по свету. За всю жизнь я не встречал столько новых людей и интересных мест. Но пришло время вернуться к незавершённым делам. Вот что, А-Сюй… 

Вэнь Кэсин запнулся, будто хотел сказать слишком много и не знал, как начать. Собираясь с мыслями, он несколько раз провел пятерней по волосам и с силой потянул за пряди. 

— Ты... Выздоравливай как следует, ладно? — выпалил он. — И не заглядывайся на абрикосы в чужом саду!^[446] Я разыщу тебя на горе Чанмин, если, конечно, я… 

Чжоу Цзышу достал флягу и покачал её в руке. Наливая вино в чашу, он отвёл глаза от Вэнь Кэсина и оборвал его речь на полуслове:

— Понятно. Катись на все четыре стороны, но не смей умирать.

Тихо усмехнувшись, Вэнь Кэсин оставил ему на прощание короткое «береги себя» и через мгновение исчез, как не было. Только ветерок шелестел в пустом окне, сдувая с подоконника человеческое тепло. 

Чжоу Цзышу залпом осушил чашу.

Примечание к части

∾ Выданная замуж девица подобна воде, выплеснутой за дверь — распространённая поговорка, иллюстрирующая обычаи феодального Китая: с того момента, как дочь вышла замуж, она принадлежит семье мужа. Поэтому для семьи иметь дочь часто было сравнимо с «воспитанием ребёнка для другого». Связанные с этим традиции стали фактором, усугубившим отбор в пользу сыновей в эпоху политики «одного ребенка». 

∾ «尔虞我» — идиома, означающая «ты обманываешь, я мошенничаю».

∾ Дахуан (大荒) — Великий Простор.

∾ Чжоу Цзышу опасается, что Вэнь Кэсин «перевернёт кувшин с уксусом» — выражение, означающее ревность. 

∾ «大智如愚» — цитата из Су Дунпо (Су Ши); «大巧若拙» — цитата из Лао Цзы.

∾ Вэнь Кэсин использует выражение «红杏出墙», или «красное абрикосовое дерево, которое свесило ветви через стену сада» (также переводится как обман/ измена).

Том 3. Глава 68. Время отпускать

Примечание к части

Дорогие читатели!

Официальный анлейт-источник перевода временно (?) стоит на паузе.

Чтобы не уходить в неопределенный статус с неопределенным графиком обновлений, мы решили обратиться к тексту оригинала на китайском, а для справочной информации использовать альтернативный анлейт.

Надеемся, что мы не заплутали в иероглифах.

Спустя некоторое время в пути Цао Вэйнин осознал, что Гу Сян необычно молчалива — с момента ночного вторжения скорпионов она не произнесла ни единого слова.

Гао Сяолянь, сама по себе сдержанная, не была хорошо знакома с обычно бойкой манерой поведения Гу Сян и не видела в её нехарактерной задумчивости ничего странного. То, что девушка безмолвно следует за всеми на почтительном расстоянии, тоже не казалось благовоспитанной Гао Сяолянь чем-то подозрительным. К тому же дочь Гао Чуна была занята лошадью Чжан Чэнлина, которую заботливо вела в поводу. После бессонной ночи мальчишка задремал, пуская слюни в мохнатую гриву, отчего кобылка периодически недовольно пофыркивала да потряхивала головой. Но как бы крепко Чжан Чэнлин ни спал, свой новый меч, Дахуан, замотанный в грязную рогожку, он намертво удерживал сжатыми до побелевших костяшек пальцами.

Придержав коня, Цао Вэйнин дождался Гу Сян и склонился к ней, встревоженно вглядываясь в глаза:

— Что случилось? Ты не выспалась?

Гу Сян ответила тусклым взглядом, а потом уныло потупилась и склонила голову, словно примерная молодая жена. Тогда Цао Вэйнин испугался по-настоящему. Он уже и не знал, что предположить: «Ушиблась? Съела что-то не то? Заболела?» Такая неутомимая шумная девчонка не могла разом растерять всю дерзость и задор без причины!

Цао Вэйнин потянулся ко лбу Гу Сян — проверить, нет ли жара, но девушка откинулась назад и отмахнулась от его заботы. Затем она остановила лошадь, угрюмо поглядела на пару вдалеке и нехотя объяснила:

— Это… Как если бы ты сам никому не верил и не видел смысла в честности. Тогда любые слова становятся просто сотрясением воздуха, неспособным выбить из колеи. А если кто ведёт себя открыто, разве он не дурак? Только и делает, что улыбается и поддакивает! И вдруг этот человек, который, по твоему мнению, так и не удосужился отрастить себе мозги, обращается главным злодеем, водившим всех вокруг пальца!

Цао Вэйнин мысленно покрутил слова Гу Сян так и эдак, а потом осторожно предположил:

— А-Сян… кажется, ты что-то неправильно поняла…

Гу Сян подобралась и проговорила тоном, не предвещавшим ничего хорошего:

— Ты, по фамилии Цао! Ещё одно слово, и можешь считать себя покойником! — она даже замахнулась, чтобы хорошенько этого самого Цао стукнуть.

Юноша со смехом увильнул от карающей длани:

— Ах, постой-постой! Убьёшь меня — и останешься молодой вдовой, разве это не расстроит тебя ещё больше?

И правда. Кроме того, Гу Сян в этом случае теряла обещанные господином две с половиной улицы приданого. Сплошные убытки! Прекратив попытки поколотить Цао Вэйнина, девушка решила вернуть баталию в словесное русло и задумалась над ответом.

Гу Сян осознавала, что не блистает талантами. Частенько девушка не могла уразуметь, о чём говорит её господин. Она только и умела, что ляпнуть в ответ забавную глупость развлечения ради или непонимающе похлопать глазами. Она и он… они… были слеплены из разного теста. Для Вэнь Кэсина Гу Сян никогда не была ни рассудительной собеседницей, ни внимательной слушательницей, ни, тем более, доверенным лицом, посвящённым в личные секреты и важные планы.

По сути она, как ребёнок, добивалась желаемого благодаря очарованию и беззастенчивой хитрости. Гу Сян выросла в Долине призраков на горе Фэнъя, в месте, где хорошие люди встречались редко и жили недолго. Однако покровительство Вэнь Кэсина напрочь отбивало у возможных недоброжелателей охоту причинить Гу Сян хоть малейший вред. Таким образом, наперекор всему, она сохранила некоторую наивность и совершенно не умела распознавать скрытые мотивы окружающих или плести интриги. Гу Сян повидала достаточно жестокости и неприкрытой враждебности, но не могла представить, насколько многогранно истинное зло и как безграничны его масштабы.

В Тайху лао Мэн, Призрак Непостоянства, по первому её зову собрал подручных, чтобы отыскать господина и вызволить из подземной западни. Тогда лао Мэн выглядел добродушным простаком в неброской крестьянской одежде, но по приказу Вэнь Кэсина в тот же день переоблачился в мясницкий наряд и с тех пор не снимал грубый кожаный фартук, а на все насмешки лишь вежливо улыбался в ответ. Гу Сян своими ушами слышала, как призраки за спиной лао Мэна звали его ручной собачонкой.

Даже собака может оскалиться на своего хозяина, но лао Мэн — никогда!

И он в самом деле украл бесценный ключ?

Предал Долину призраков?

А куда делся Сюэ Фан, Призрак Висельника?

Резню в поместье Чжанов устроил самозванный Сюэ Фан… Получается, это лао Мэн притворялся Висельником? Выходит, Призрак Непостоянства уже тогда действовал в сговоре с Чжао Цзином?

Заметив, что Гу Сян продолжает мрачно хмуриться, Цао Вэйнин попытался развеять её беспокойство:

— Если честно… я и сам не всё уяснил из вчерашнего разговора, но кое-что всё-таки могу растолковать.

Гу Сян пару раз моргнула и посмотрела на молодого человека снизу вверх своими огромными, похожими на абрикосовые косточки глазами. Под этим беззащитным взглядом Цао Вэйнин почувствовал себя бесстрашным героем. Настоящим мужчиной, готовым утешать даму своего сердца, когда она грустит, безропотно сносить её пинки, когда она сердится, и терпеливо разъяснять ей сложные для понимания вещи.

— Судя по упоминаниям Кристальной брони и ключа к ней, кто-то решил открыть Арсенал, — рассудительно начал Цао Вэйнин. — Пять фрагментов брони без ключа бесполезны, а ключ сейчас находится в руках хромого злодея, устроившего резню в поместье Чжанов — именно его вчера вспомнил младший Чжан. Поначалу этот хромой и Чжао Цзин действовали заодно в стремлении собрать пять частей Брони. Чжао Цзин коварно убил Шэнь Шэня, подставил героя Гао и заполучил все фрагменты. Таким образом, у одного негодяя есть цельная Кристальная броня, а у второго — ключ. Теперь эти двое начнут делить шкуру неубитого медведя и непременно погрызутся.

— Похоже на то… — задумчиво согласилась Гу Сян. — Но… кто же так упорно охотился на Чжан Чэнлина?

— Сама подумай, во время погрома родного поместья сяо Чжан своими глазами видел главаря нападавших! От пережитого ужаса Чэнлин не мог чётко описать этого подлеца, но воспоминания могли вернуться в любую минуту. Хромой боялся, что его обман раскроют, и нанял скорпионов, желая убрать очевидца событий! Ах, да… Чжао Цзин был в курсе возникшего осложнения, иначе не позволил бы Чжоу-сюну беспрепятственно увести сяо Чжана из поместья Гао. Исчезновение наследника Чжанов сняло с Чжао Цзина ответственность за жизнь Чэнлина и развязало руки его подельнику. Но почему хромой мерзавец так боялся быть узнанным? Я полночи размышлял над этим вопросом, но если он из Долины призраков, тогда всё понятно! Если бы другие призраки прознали про его тёмные делишки в цзянху, это поставило бы на хромоногом клеймо предателя, и Долина объявила бы охоту на его голову.

Гу Сян смотрела на Цао Вэйнина полным обожания взглядом. И совершенно неважно, что его блуждающие умозаключения были сравнимы с шатанием слепой кошки, нежданно споткнувшейся о дохлую мышь.

Настроение Цао Вэйнина от её неприкрытого восторга вознеслось к облакам. С ложной скромностью молодой человек легко махнул ладонью: