Затем мы начинаем действовать. Я иду к водительской дверце джипа. Вокруг так темно, что я едва не спотыкаюсь о корень дерева, и Трэвис меня подхватывает.

Я цепляюсь за его футболку, и он быстро и крепко обнимает меня.

— Ты в порядке, милая? — бормочет он мне на ухо.

— Да. Я готова.

— Знаю. С нами все будет хорошо.

Не знаю, правда ли он верит в эти слова, но мне все равно становится чуточку лучше.

Наш маленький конвой медленно трогается с места, двигаясь со скоростью примерно 8 км/ч. Мы выезжаем на вершину холма, и я наконец-то вижу свет от группы в долине.

Лагерь намного больше, чем я ожидала. По всем четырем углам горят костры. До сих пор гремит музыка. Я слышу крики и раскатистый смех.

Я едва не трясусь от страха, медленно двигаясь вперед.

Я еду первой, Трэвис идет возле джипа. Пес свернулся калачиком на полу у пассажирского сиденья. Анна едет следом, Мак не отстает от пикапа. Каким-то образом я оказываюсь ответственной за скорость нашей маленькой группы, но я уверена, что Трэвис даст мне знать, если я поеду слишком быстро.

Это сложно. Это ужасает. Ехать в темноте безо всяких фар. Теперь уже не так темно, поскольку почти полная луна взошла на небе, а лагерь внизу отбрасывает тусклые отсветы в нашу сторону. Но темнота все равно почти полная. Я вижу от силы полметра перед собой.

Я знаю, что так лучше. Это означает, что они нас не увидят.

Но меня тошнит от беспокойства, и в какой-то момент я реально боюсь, что меня вырвет.

Но этого не происходит.

Я продолжаю ехать.

Я осознаю Трэвиса, идущего рядом с моей машиной. Я вижу лишь его силуэт, но мне лучше от его присутствия.

Время от времени мои колеса переезжают ветку, и треск заставляет меня ахнуть от страха.

Но это не настораживает охранников по периметру. Я бы удивилась, если бы они что-то расслышали сквозь рев такой музыки.

Кажется, будто на это уходит целая вечность, но на деле, наверное, прошло минут двадцать. Мы уже поднимаемся на другую сторону, когда я вижу впереди проблеск света.

Свет.

Там не должно быть света.

Свет может означать лишь опасность.

Впереди нас движется луч света, и я понимаю, что это фонарик.

Он близко. Слишком близко. Кто бы это ни был, он нас точно увидит.

Трэвис уже реагирует. Он движется бесшумно, как хищник, и я слышу шорох. Тихое кряхтенье. Затем что-то падает на землю. Что-то большое. Возможно, тело. Луч свет гаснет.

Я остановилась, но снова трогаю с места, когда Трэвис вновь появляется у машины и показывает мне ехать.

Кто бы ни был там впереди, Трэвис об этом позаботился.

Мы почти в безопасности.

Мы почти справились.

Я задерживаю дыхание, когда мы взбираемся на вершину холма и начинаем спускаться по другому его склону. Теперь мы уже вне пределов видимости лагеря. Мы это сделали.

Пикап все еще едет следом.

И шумные головорезы в долине понятия не имели, что мы тут были.

Трэвис забирается на пассажирское сиденье рядом со мной.

— Теперь можешь поехать побыстрее, — бормочет он. — Но пока не включай фары.

— Ладно. Но если я въеду прямиком в озеро или скалу, я не виновата. Я ничего не вижу.

— Знаю. Просто постарайся.

Я прибавляю скорость примерно до 30 км/ч, посчитав, что это достаточно медленно, чтобы нечаянное столкновение не нанесло большого урона. Когда мы съезжаем с холма, Трэвис говорит мне остановиться. Мак уже за рулем пикапа, и он останавливается рядом.

Он включает фонарик, чтобы мы видели друг друга.

— Через два-три километра отсюда будет старая церковь, — говорит Мак. — Мы иногда используем ее как убежище. Я подумал, что если караван добрался туда, то там они и будут. Если нет, мы можем провести ночь там и попробуем найти их завтра.

— Звучит здорово, — отзывается Трэвис. — Показывай дорогу.

— Ты можешь теперь сесть за руль? — спрашиваю я у Трэвиса.

— Конечно.

Мы перелезаем друг через друга, чтобы поменяться местами, и я нечаянно наступаю псу на лапу, отчего он тихонько и обиженно тявкает. Я плюхаюсь на сиденье, которое уже кажется моим привычным местом. Если у меня и есть дом, то он на этом сиденье, в этом джипе. С Трэвисом и псом.

— Ты очень хорошо справилась, Лейн.

— Спасибо. Правда, теперь могу немножко расклеиться.

— Вперед и с песней.

На самом деле, я не расклеиваюсь, но могу дышать посвободнее. Мак не включает фары, но оставляет фонарик. Анна, наверное, держит его на переднем сиденье. Это слегка освещает им дорогу, а Трэвис может следовать за точкой света.

Мы добираемся за церкви меньше чем за полчаса.

Она расположена в конце длинного съезда от маленькой сельской дороги. Прежде, чем мы минуем половину пути, нас останавливают охранники. Подъездную дорожку перегородили три грузовика, выстроенные бок о бок.

Мак кричит им, и как минимум один узнает его и с энтузиазмом приветствует.

Они отгоняют один грузовик, чтобы пропустить нас, но прежде проверяют оба автомобиля, убеждаясь, что Мак не соврал.

Мы едем к церкви.

Первый, кого я вижу стоящим у входа с пистолетом и светильником на батарейках — это Бобби Фрейзер.

Он жил через улицу от меня. Он был нашим окружным прокурором. Одним из тех мужчин, что всегда надевают костюм в церковь.

Мы нашли выживших из Мидоуза.

Мак выбирается первым, объясняет, кто мы и зачем мы здесь. Затем остальные выходят из машин, берут вещи и необходимые припасы.

Когда мы подходим к двери, Бобби смотрит на меня через треснувшие стекла очков.

— Лейн? Это малышка Лейн Паттерсон?

— Да, — отвечаю я с улыбкой. — Это я.

— Господь мой, девочка. Я уж думал, что никогда тебя не увижу, — он опускает винтовку и обнимает меня. Затем глядит через плечо и вздрагивает. — Трэвис? И ты тоже тут? Сукин ты сын.

Трэвиса он тоже обнимает.

Вход ведет в огромный общий зал. Он освещен свечами и светильниками, так что трепещущий свет не слишком яркий. Но я вижу людей, собравшихся в просторном помещении.

Может, человек триста.

Беглым взглядом я не узнаю никого, кроме Бобби.

Он громко кричит:

— Шэрил! Шэрил! Иди сюда! Ты не поверишь!

Мое нутро сжимается. Трэвис делает шаг вперед. Прочь от меня.

Я слышу восторженный визг.

Затем вижу бегущую женщину.

Она бросается в объятия Трэвиса.

Он крепко ее стискивает.

Он был женат на ней. У них был общий ребенок. Он был с ней еще в старших классах и во все последующие годы.

Развод мало что значит, когда мир вот так развалился на куски.

Конечно, он до сих пор любит ее.

Он принадлежит ей куда сильнее, чем когда-либо будет принадлежать мне.

Мое горло болит, но я стараюсь улыбнуться, когда Трэвис опускает руки, и Шэрил делает шаг назад.

Она красивая. Я знала, что так и будет. Она высокая и длинноногая, со светлыми волосами.

— Поверить не могу, что ты нас нашел, — говорит она ему, и ее голос надламывается от эмоций. — Ты преодолел все это расстояние в одиночку?

— Не в одиночку, — Трэвис поворачивает и подзывает меня жестом. — Я был с Лейн. Ты с ней знакома?

Я подхожу ближе, поскольку у меня толком нет выбора. Такое чувство, будто я лезу во что-то личное, но я улыбаюсь Шэрил и говорю, что рада познакомиться.

Шэрил окидывает меня долгим взглядом.

— О да, — говорит она с улыбкой. — Я помню, что видела тебя. Я знала твоих бабушку и дедушку. Так ты все это время была с Трэвисом?

Вопрос абсолютно дружелюбный, но ударяет по мне как обвинение. Я откашливаюсь.

— Мы наткнулись друг на друга. Оба направлялись в Форт-Нокс. Вместе было безопаснее. По крайней мере для меня.

Шэрил кивает, толком не обращая на меня внимание, и поворачивается обратно к Трэвису. Ее лицо искажается.

— Поверить не могу, что ты меня нашел, — она снова обнимает его и плачет на его груди.

Он обнимает ее в ответ.

Я отворачиваюсь, все мое горло ноет как рана.

Он не мой.

Он не мой.

Теперь все иначе.

Я не буду вести себя как эгоистичный ребенок и слепо цепляться за все, что мне хочется.

Вот так теперь все будет.

Я наконец-то нашла жителей Мидоуза, но это уже не ощущается как мой город.

Это не мое место.

Я не уверена, что хочу оставаться с ними.

Может, я уйду с Маком и Анной.

Тут для меня ничего нет.

Трэвис до сих пор крепко обнимает Шэрил.

Я чувствую мягкое касание к руке, поворачиваюсь и вижу Анну. Она улыбается, но ее лицо выражает сочувствие. Не знаю, что она видит в моем взгляде, но у нее очень добрые глаза.

— Я вижу других жителей Мидоуза вон там в дальнем углу. Хочешь поздороваться?

Я с благодарностью киваю.

— Да. Было бы здорово.

Мы уходим, оставляя Шэрил в объятиях Трэвиса.

От Мидоуза тут всего сорок семь человек, и большинство из них собрались в группу в углу. Некоторые спят, но большинство сидит, разговаривает или ест суп.

Я здороваюсь со всеми. Многих я знаю, другие выглядят знакомо. Я стараюсь быть дружелюбной, поболтать со всеми, ем миску супа, которую мне кто-то всучил. Но через полчаса я уже не могу это выносить.

Многие из этих людей мне нравятся, но я их не люблю.

Есть Анна. Ее я люблю.

И Трэвис.

Его я тоже люблю.

Вот и все.

Все остальные люди, которых я знала и любила, которые ушли с остальным городом, должно быть, умерли где-то по дороге.

Я даже не спрашиваю о них.

Я точно знаю, что они погибли.

До падения астероида в моем городе жило три тысячи человек.

Теперь осталось пятьдесят, включая меня, Трэвиса и Анну.

Вот в таком мире я теперь живу.

Люди, которых ты любишь, не задерживаются в твоей жизни.

Эмоции так завладевают мной, что я не могу поддерживать светскую болтовню и наконец-то ссылаюсь на измождение. Я нахожу пустое место у стены, расстилаю спальник и использую сумку в качестве подушки.

Я поворачиваюсь на бок лицом к стене. Крепко обнимаю себя.

Спальник пахнет Трэвисом. Он принадлежит Трэвису. Наверное, мне не стоит по-прежнему им пользоваться. Сегодня спальник понадобится ему самому. Но мне больше не на чем спать.

Трэвис до сих пор с Шэрил. Я старательно не смотрела на них, но знаю, где он.

Он имеет полное право быть там.

Они многое прошли вместе. Они потеряли ребенка.

Она, наверное, думала, что больше никогда его не увидит.