Глава 12
Только после время ускоряется. Только после события превращаются в размытое пятно. Только после я едва осознаю, что происходит.
Прибегают Мак и кое-какие другие люди из каравана. Двое остаются разобраться с двумя трупами и раненым, тогда как остальные несут Трэвиса в отель.
Там есть доктор, которого они вызывают. В прежней жизни он был акушером-гинекологом, но он — все, что сейчас есть в нашем распоряжении.
Трэвис не мертв, но он и не приходит в сознание.
Мне не позволяют остаться в комнате, пока они занимаются его ранами. Я не хочу уходить, но меня буквально выталкивают.
Я сижу с псом на бетонном полу возле гостиничного номера и жду.
Я не знаю, что происходит в номере. Люди пытаются заговорить со мной — Анна, Мак, даже Шэрил — но я не в состоянии поддерживать нормальный разговор.
Я понятия не имею, как долго сижу там, обнимаю пса и молюсь, пока Мак не выходит из номера и не говорит:
— Тебе лучше зайти внутрь.
Я пытаюсь заговорить и не могу. Мое горло сжимается.
— Он не мертв, — поспешно заверяет Мак. — Я не хотел тебя пугать. Он постоянно зовет тебя.
— Он в сознании? — колени меня не держат, так что я прислоняюсь к стене.
— Нее. Он совершенно не в себе. Но постоянно зовет тебя. Не останавливается. Мы достали пулю и заштопали рану. Он потерял много крови, но думаю, с ним все будет хорошо, если обойдется без лихорадки и инфекции. Выстрел был паршивым, пуля вонзилась неглубоко. Но он не лежит смирно. Я подумал, если ты будешь рядом, это поможет.
Когда я захожу в номер, Трэвис бледный и весь вспотел. На нем нет футболки, одно плечо скрыто большой повязкой. Его глаза закрыты, волосы прильнули к коже.
Нижнюю половину его тела прикрывает простыня, и он на моих глазах со стоном сталкивает ее ниже. Его глаза закрыты, но когда я приближаюсь к кровати, они распахиваются, и он поднимает голову.
— Лейн!
Он смотрит в никуда. Явно пребывает в бреду.
Я ускоряюсь до неуклюжего спотыкания и наклоняюсь над кроватью, схватив его за ближнюю ко мне руку. Это не та, у которой ранено плечо, и он вытянул эту руку, слепо хватаясь. Я вцепляюсь в нее обеими ладонями.
— Трэвис. Трэвис, все хорошо. Все хорошо. Я здесь.
Доктор — неприметный мужчина средних лет, одетый в мятые брюки хаки и грязную рубашку-поло. Он стоит рядом с кроватью и смотрит на Трэвиса.
— Будь осторожна. Он метался. Нам пришлось удерживать его силой, чтобы я сумел извлечь пулю.
Пальцы Трэвиса до боли сжимают мою руку. Он все еще ерзает на кровати, но поворачивает голову в мою сторону. Его глаза снова закрыты.
— Лейн, — бормочет он.
— Я здесь. Я никуда не уйду.
Требуется несколько минут, но тело Трэвиса наконец-то расслабляется.
Доктор протяжно выдыхает.
— Слава Богу. Бедняге пришлось вытерпеть всю процедуру без обезболивающих. У нас даже нет виски, чтобы его успокоить. Но пуля не повредила ничего жизненно важного. Я правда думаю, что с ним все будет в порядке, если он будет отдыхать и не вызовет расхождение швов. Можешь остаться с ним на время? Похоже, он хочет тебя.
Я все еще цепляюсь за руку Трэвиса и сажусь на стул, который подтаскивает для меня Мак.
— Я останусь.
***
Проходит несколько часов, и Трэвис приходит в себя.
Я все еще сижу на стуле. Моя спина ноет, рука болит, потому что все это время Трэвис стискивал ее мертвецкой хваткой. Я так устала и опустошена, что запрокинула голову на спинку стула и закрыла глаза. Но я не сплю.
Я дергаюсь от неожиданности, когда хриплый голос Трэвиса произносит:
— Я получаю пулю в грудь, а она решает немного вздремнуть.
Я выпрямляюсь, ахнув. Его глаза открыты и не отрываются от меня. Они кажутся осоловелыми, но взгляд осмысленный, и уголок его губ приподнят.
Я выпаливаю то, что меньше всего имеет значение.
— Ты получил пулю в плечо, а не в грудь. Она почти не нанесла урона.
— Болит просто адски.
— Не сомневаюсь. Но я не спала.
— Ладно.
Мне хочется расплакаться, но я стараюсь держать себя в руках и улыбаться.
— Мне пришлось дать отдых глазам, потому что ты целую вечность не приходил в себя.
— Ну прости, что я такой медленный.
— Все хорошо. Я тебя прощаю.
С минуту мы смотрим друг на друга. Хватка его пальцев наконец-то ослабла, но он не отпускает мою руку.
Наконец, он сухо бормочет:
— Я же сказал тебе бежать.
— Я знаю, что ты мне сказал. Но ты же не думаешь, что я автоматически буду делать все, что ты мне говоришь, нет?
Он фыркает.
— Ты никогда так не делала.
— Я не хотела бежать.
— Видимо, нет.
— Если бы я побежала, тебя бы сейчас не было в живых, — предложение начато легким тоном, но тембр меняется, когда я осознаю правдивость своих слов.
Как я была близка к тому, чтобы потерять его.
Как это разбило бы мое сердце.
— Думаешь, я этого не знаю? — его лицо на мгновение искажается. — Никогда этого не забуду. Никогда в жизни. То, как ты разворачиваешься и расправляешься с двумя мужиками как маленькая воительница.
Я с трудом сглатываю.
— Ты уже подстрелил двоих. Это единственная причина, по которой я справилась. И я думаю, они были пьяными или типа того.
— Были. Ужасно целились. Иначе они бы нафаршировали меня пулями. Но все равно... Ты спасла мою жизнь. Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — я сжимаю его ладонь. Мне очень хочется его обнять, но в его нынешнем состоянии это невозможно. Приходится довольствоваться его рукой. — Ты спасал мою жизнь каждый день с тех пор, как я застала тебя за попытками украсть мой мотоцикл.
— Да не крал я его.
Я хихикаю.
— Как скажешь.
Его дыхание медленное и ровное, но он до сих пор болезненно бледный. Его лицо влажное от пота и периодически искажается от боли.
Его глаза не отрываются от моего лица, и выражение в них заставляет мое сердце сжиматься.
— Пес в порядке? — спрашивает Трэвис минуту спустя. — Он тоже очень хорошо справился. Где он?
— С ним все хорошо. Один из парней, видимо, пнул его, но у него лишь немного синяков. Он за дверью, уткнулся носом в щелку. Его не пускают сюда.
— Почему нет?
— Беспокоятся из-за микробов. Инфекция и все такое. Я им говорила, что он очень хороший пес и не станет прыгать на кровать или лизать твои раны, но они не хотят рисковать.
Трэвис хмурится, явно недовольный этим фактом, как и я.
— Они меня-то еле пустили, — добавляю я.
— В смысле?
— В прямом, они не пускали меня в комнату, пока лечили тебя. Они впустили меня только тогда, когда ты начал звать меня в бреду.
— Я такого не делал.
— Делал. Я тебя слышала. Видимо, это убедило их, что тебе будет лучше в моем присутствии. Надо было тебе позвать пса. Может, тогда и его пустили бы.
— Кто все эти люди, указывающие нам, что делать?
Я пожимаю плечами.
— Да все. Доктор и эта женщина по имени Патти, которая была медсестрой, а теперь решила, что она всем начальник. Бобби Фрейзер заглядывает время от времени, чтобы проконтролировать процесс. И даже Мак приходит и говорит мне, что делать. Все эти приказы начинают раздражать.
— И не говори. Это меня тут подстрелили. Если я хочу, чтобы ты и пес были со мной, то я должен иметь возможность быть с вами, — Трэвис кажется весьма капризным, и это заставляет меня улыбнуться. — Мне не надо, чтобы все на свете нам указывали.
— Ну, они же правда помогли. Остановили кровотечение, достали пулю и заштопали тебя, тем самым наверняка спасли тебе жизнь.
Он хмыкает.
— Так что, думаю, мы не должны жаловаться.
Я слышу снаружи голоса и жду, не зайдет ли кто. Но никто не приходит, и голоса постепенно стихают.
Однако это напоминает мне кое о чем.
Я позволяю ладони Трэвиса выскользнуть из моей руки и выпрямляюсь.
— О. Ты хочешь, чтобы я позвала Шэрил? Или... или кого-то еще?
Трэвис моргает и хмурится.
— Что? Зачем?
— Я просто подумала... подумала, что ты захочешь ее увидеть.
— Почему? Она же не пострадала или типа того, нет?
— Нет. Она в порядке. Беспокоилась о тебе. Я просто подумала...
Он все еще хмурится, будто не может понять, что я пытаюсь сказать.
— Я могу поговорить с ней попозже. Мне сейчас не хочется иметь дело с большой толпой.
— Ладно. Ты хочешь, чтобы я... ушла?
Он издает звук ворчливого возмущения.
— Нет! Ну то есть, если ты сама не хочешь. Может, тебе надо отдохнуть или типа того.
— Мне не надо отдохнуть.
— Вообще-то надо. Ты выглядишь вроде как усталой, — он пытается подвинуться на кровати и шипит от боли. — Почему бы тебе не прилечь рядом со мной?
Мне очень нравится эта идея, поскольку моя спина болит после долгого сидения на стуле, но я беспокоюсь, что наврежу Трэвису.
— Лучше не надо. Они рассердятся, если подумают, что я заставила тебя шевелиться. Ты должен лежать смирно.
— Мне плевать, что я там должен, — он отодвигается на одну сторону кровати, оставляя рядом с собой пустое место. — Я же сказал тебе. Мне не нравится, когда мной командуют. Ты совсем маленькая. Для тебя тут предостаточно места.
— Не такая уж я и маленькая.
— Маленькая, маленькая, — он одаривает меня моей любимой улыбкой — той, что мягкая и нежная.
Я никак не могу противиться. Я аккуратно забираюсь на постель, поворачиваясь на бок лицом к нему, но оставаясь на краю, чтобы не вторгаться в его пространство.
Он снова тянется к моей ладони.
Так мы лежим несколько минут.
Наконец, Трэвис тихо говорит:
— Прости меня, Лейн.
— За что?
— За то, что вел себя глупо. За то, что не обращал внимания, когда надо было. Я заслужил, чтобы меня подстрелили. Я привел тебя прямиком к опасности без единого... Мне так жаль.
— Тебе не за что извиняться, Трэвис. Мы не могли знать, что эти парни окажутся там. Я забыла, что мы в том же районе, где видели их впервые. Мы не могли знать, что наткнемся на них.
— Но я, черт возьми, точно должен был знать, что мы можем быть не одни. Не знаю, чем я думал. Чертов идиот. Волновался только о том, что скажу тебе, и как найти нужные слова, и вообще не осматривался в поисках опасности.
— Я тоже не обратила внимания.
Он протяжно выдыхает.
— И мы так и не поговорили.
Мое дыхание застревает в легких.
— Н-нет. Не поговорили.
В комнате на мгновение воцаряется тишина. Слышно только наше неглубокое дыхание.