Глава 3

Амали

Дрожащими пальцами удерживаю странное устройство, называемое шприцем, над широким изгибом руки Энака. Он сделан из большого полого клыка змеи и снабжен рычагом, который выталкивает жидкость через заостренный кончик.

Прицеливаюсь в крупный синий сосуд, выступающий под гладкой коричневой кожей Энака. Помогает то, что целитель в хорошей физической форме, мускулистый и подтянутый, как настоящий воин.

Если задуматься, Энак не похож ни на одного целителя, которого я когда-либо видела. Он крепкий и красивый мужчина. Женщины в деревне были бы по уши в него влюблены.

Но Энак не трогает мое сердце. Кайм занимает все мои мысли. Мой мужчина идеален во всех отношениях.

Я люблю его холодность, его тьму, тайну в бездонных глазах.

Его нечеловечность.

Люблю его тепло, нежность, то, как он шепчет мне на ухо прописные истины, как его губы ласкают мочку моего уха, как дыхание овевает мою кожу, как бережно обнимает мое тело.

Мальчишескую невинность на его лице, когда он наслаждается самыми простыми вещами: первыми лучами утреннего солнца в горах или видом меня обнаженной.

Его гуманность.

Мне все равно, кто он и что совершил.

Я люблю его.

И он вернется ко мне. Я должна верить в это, иначе не смогу пройти через всё.

Но сейчас должна помочь Энаку, потому что он не заслуживает страданий, и мои инстинкты кричат мне, чтобы я освободила его от страданий, вызванных ядом.

Я медлю. Что, если промахнусь и обреку его на ужасную мучительную смерть?

— Не торопись, — успокаивает целитель, его глубокий голос до жути безмятежен. — У тебя только один шанс. Если ты не попадешь в сосуд, лекарство будет потрачено зря, и тебе придется делать его снова, но это невозможно, потому что у меня нет другого флакона с молоком паука черной вдовы.

Делаю глубокий вдох, проклиная и одновременно отчаянно нуждаясь в своем возлюбленном. Будь ты проклят, Кайм. Он знал, что жизнь этого человека окажется полностью в моих руках.

Жизнь и смерть. Кто мы такие, чтобы пытаться властвовать над этими вещами?

Концентрируюсь на вене Энака.

— Действуй не спеша. Когда ты увидишь, как по кончику иглы потечет капелька крови, знай, что ты попала.

— Это очень сложно, — бормочу я.

— Гм. Это самая элементарная методика Махдулу. Вы, люди Среднего Разлома, ничего не знаете о том, на что способна современная медицина.

— Потому что мы такие примитивные по сравнению с цивилизованными иншади за морем? — Я произношу это полушутя, пытаясь успокоить нервы. Но потом вспоминаю, каким осторожным стал Кайм, когда мы столкнулись с Бекхемом на берегу; как странно я себя почувствовала, когда иншади заглянул мне в глаза.

— Ты даже не представляешь. Молись, чтобы тебе никогда не пришлось узнать, — Энак покачал головой. — Хотя, когда Кайм вернется, тебе нечего будет бояться. Даже иншади дважды подумают о том, чтобы его разозлить.

По всей видимости, это не так.

— Сейчас я это сделаю, — шепчу я, прижимая кончик иглы к смуглой коже Энака. Светская беседа помогла мне сосредоточиться, и теперь и с совершенной ясностью я поняла, что должна сделать.

Но рука Энака дрожит, как сумасшедшая. Я крепко сжимаю ее другой рукой, обеспечивая устойчивость.

Наконечник входит.

Я вижу струйку крови, и, к моему удивлению, она темно-фиолетовая, а не красная, как у меня.

Еще одна странность иншади? Они вообще люди?

Я нажимаю на деревянный рычажок в верхней части клыка, и поршень с тканевым наконечником опускается вниз, выталкивая молочно-белую смесь в вену Энака.

На мгновение ничего не происходит.

И вдруг дрожь прекращается, и Энак застывает в полной неподвижности. Его глаза закатываются. Отметины на его лице становятся коричневыми, того же оттенка, что и его кожа. Я отшатываюсь в ужасе. Шприц выпадает из моих пальцев на пол, перекатывается по нему, пока корабль раскачивается из стороны в сторону.

Я задыхаюсь.

Я промахнулась?

Он умер?

Почему я ощущаю такое спокойствие, будто выпила кубок теплой медовухи?

— Проснись, Энак, — хватаю его за плечо и неистово трясу. — Проснись, будь ты проклят. Я не хочу, чтобы ты умирал.

Сильная дрожь проходит по его телу, и он внезапно оказывается в вертикальном положении, задыхаясь.

— Энак! Ты в порядке?

— Снаружи, — хрипит он. — Что-то не так.

С облегчением вздыхаю. Он жив.

Я видела так много смертей, что начинаю их ненавидеть.

— О чем ты говоришь, Энак? — С чего он это взял?

— Сотни душ, — шипит он и, шатаясь, поднимается на ноги. Смотрит на свои руки, размыкая и смыкая их эксперимента ради. Его руки перестали дрожать. Энак встает во весь рост, возвышаясь надо мной. В его золотых глазах странный блеск; на вид он кажется безумным.

Он легко может одолеть меня. Неужели я совершила ужасную ошибку?

Энак шагает по каюте, разминая затёкшие ноги. Дойдя до дальней стены, он берет со стальной стойки длинный посох. На посохе острый металлический наконечник, которым можно легко проткнуть тело.

Что он делает? Это месть? Он сошел с ума?

Ужас нарастает в моей груди. Я крадусь к двери.

Энак поворачивается ко мне, поднимая свой посох.

Я выбегаю на палубу, яркий солнечный свет на мгновение ослепляет меня. Несусь к носу корабля, ветер развевает волосы по лицу.

— Подожди, — хрипло зовет он, ругаясь на иншади. — Я не причиню тебе вреда, Амали. Я не такой безумец.

— Что тебе нужно, Энак?

— Смотри, — с помощью своего посоха он указывает в противоположном направлении, на заднюю часть корабля. — Просто смотри.

Я останавливаюсь. Ветер кружит вокруг меня. Волна за волной разбиваются о борт корабля. Кажется, они становятся все больше.

Я смотрю через плечо на горизонт.

С первого взгляда я ничего не вижу, только безбрежный синий океан и бесконечное небо.

Сотни душ.

Что это вообще значит?

Но потом я вижу нечто.

Черную точку на горизонте.

Лицо Энака напоминает грозовую тучу. Отметины над его щеками стали чисто черными. Он крепко сжимает свой посох, а выражение его лица свирепое.

Он выглядит так, будто намерен сражаться.

— Ч-что это?

— Корабль. Я не могу разглядеть их знаки отличия отсюда, но у меня есть подозрение. — Энак просовывает посох в петлю за курткой и бежит к парусу, где быстро регулирует угол. Затем оглядывается через плечо, ругаясь. — Ветер на нашей стороне, но и на их тоже. Не думаю, что мы сможем их обогнать.

— Мидриане?

— Возможно.

— Что мы можем сделать? — Со всех сторон мы зажаты океаном. Бежать некуда. На востоке манит далекий берег; бледный, мерцающий мираж в лучах солнца. — Мы должны добраться до суши.

Черная точка увеличивается, переливаясь белыми парусами. Она движется с ужасающей скоростью. Это колдовство?

— Это большой военный корабль, идущий налегке, — рычит Энак. — Я могу изменить курс и направиться к суше, но нет никакой гарантии, что мы доберемся туда вовремя. В последнее время я никому не досаждал, так что, полагаю, они охотятся за тобой. Мидрианская империя не бросает столько ресурсов на простых преступников. За последнее время ты не убивала императоров, Тигландер?

— Откуда ты знаешь?

— Такая метка, как у тебя? Слухи распространяются быстро. Я сложил два и два. Кроме того, ты пришла сюда с ним. Там, где он замешан, всегда есть след смерти.

— Ты догадался. Слухи распространяются быстро. И что? Ты собираешься сдать меня, чтобы спасти свою шкуру?

— Не будь такой недоверчивой. Я не собираюсь продавать тебя, Амали. Я не какой-нибудь одержимый монетами идиот. Знаешь, на континенте Разлома есть целая куча людей, которые, возможно, сочли тебя святой за то, что ты сделала.

Качаю головой в ответ. — Я совсем не такая. Просто хотела отомстить.

— Думаешь, все эти святые в свое время пытались быть святыми? — Энак усмехается, но выражение его лица мрачное. — Поплывем к земле. "Неккури" — быстрый корабль, но не создан для того, чтобы обогнать полноразмерный дредноут. Если они нас поймают, я спрячу тебя в отсеке под палубой. Но будь готова к тому, что они могут взять тебя живой.

Белые паруса приближаются, зловещим пятном вырисовываясь на горизонте.

Моя рука безвольно падает на мешочек с великими магнарами.

Состояние Кайма.

Несбыточная мечта.

А если бы они попали в руки какого-нибудь мидрианского засранца.

Я не могу этого допустить.

Встретившись с золотыми глазами Энака, я молча прошу его о благосклонности. — Мы быстрей всего с ветром за спиной. Не поворачивай к земле. Не останавливайся.

Его брови нахмурились в замешательстве. — Наши шансы спастись от них в длительной погоне ничтожны. А если ветер изменится... нам конец.

— Я верю тебе. Но не хочу убегать от них. Я хочу, чтобы ты спасся от них.

Лекарь качает головой, бросая на меня странный взгляд. После чего смеется. — Ты сумасшедшая, Тигландер. Но, полагаю, именно это и привело тебя в такое положение в первую очередь, не так ли?

Я достаю мешочек, спрятанный на поясе. Странные металлические монеты звенят.

И бросаю его Энаку.

Он перехватывает его в полете. — Что это?

— Королевство, по-видимому. Взгляни.

Энак открывает мешочек и издает негромкий свист. — Если бы я знал, что ты несешь на себе состояние размером с королевство, то серьезно подумал бы о том, чтобы выбросить эту чертову штуку за борт. Это плохие деньги, Тигландер. Мне все равно, сколько их. Это кровавые деньги.

Я качаю головой. Сейчас не могу позволить себе беспокоиться о таких вещах. — Я считаю тебя благородным человеком, Энак. Прошу тебя, умоляю, отправляйся в Калабар и найди мой народ. — Достаю клинок Кайма, который плотно пристегнут к поясу. Там, куда я иду, он не нужен. Положив его на палубу, пинком отбрасываю в сторону Энака.

Он ловко подминает его под себя босой ногой. — Теперь я точно знаю, что ты сошла с ума, Тигландер. Мне не нужна эта проклятая вещь. На ней слишком много крови. Забери его обратно, Амали.

Я качаю головой. — Он нужен тебе, так как тебе предстоит показать его тенггу. Кайм сказал, что они узнают его; они примут тебя, если будешь владеть клинком, потому что знают, что ты никак не мог забрать его у него силой.