Когда я добираюсь до ангара, мои колени угрожают подогнуться подо мной.

Там пусто.

Его самолет улетел.

Он ушел.

Мое сердце разлетается на тысячу крошечных осколков. Мое зрение затуманивается из-за слез, которые я так долго сдерживала, но теперь я позволяю им пролиться. Горячие и большие, они скатываются по моим щекам со смесью разочарования и сердечной боли, и я знаю, просто знаю, что теперь, когда я начала, я не смогу остановиться.

Я зла на себя не меньше, чем на него. Я не могу остаться, Рори. Он не раз предупреждал меня, что уйдет. Что у него не было никаких планов быть моим рыцарем в сияющих доспехах. Но когда кто-то в отчаянии и полон надежд, он будет цепляться за то, что хочет услышать. За его обещание, что он вытащит меня из этого. Как будто он просил меня доверять ему.

Я думаю, он был прав. Висконти — мошенники и лжецы, и было бы глупо верить всему, что они говорят.

Позади меня раздаются тяжелые шаги.

— Его здесь нет, — грубые слова Габа причиняют мне физическую боль.

— Ну, и где же он тогда?

— Понятия не имею, наверное, в Лондоне. Он не сказал, что уезжает.

Я разворачиваюсь, злясь.

— Твой родной брат не попрощался с тобой?

Он фыркает.

— Мы не совсем обычная семья.

В груди у меня пустота, тупая боль, но внизу живота что-то теплеет. Это похоже на старого друга, мрачного, опасного. Искра превращается в пламя, а затем распространяется по моим венам, как лесной пожар.

Я стискиваю зубы. Ногтями впиваюсь в свои ладони. Развернувшись, я собираюсь топать обратно под дождь, но Габ делает шаг в сторону, чтобы остановить меня.

Оттенок страха окрашивает выражение моего лица, он такой же большой и внушительный, как его братья, но не обладает таким обаянием, чтобы снять напряжение. И ещё этот шрам, который прочерчивает дорожку вдоль его лица…

Я сглатываю и выжидающе жду.

Капли воды скатываются по его мускулистой груди. Он смахивает их со своего торса большой рукой.

— Наша горячая линия предназначена для совершенных грехов, а не для грехов, которые ты думаешь совершить.

Его голос сух, безразличен, но от его слов мои щеки немедленно вспыхивают.

— Я... я не понимаю?

— Понимаешь, — он делает шаг вперед, и я инстинктивно отступаю на шаг назад. Я оглядываюсь через его плечо в поисках каких-либо признаков Тора, но его нигде не видно.

Я прерывисто втягиваю воздух.

— Ты слушал мои...?

Он постукивает по наушнику в ухе.

— Я слушаю каждый грехе, который к нам поступает.

Вот же лебедь. Мы пристально смотрим друг на друга, намек висит в воздухе, как грозовая туча. Он знает. Габриэль Висконти знает мой самый глубокий, мрачный грех, и я совсем одна с ним в пустом ангаре.

Я должна умолять его никому не говорить, но, кажется, я не могу заставить себя волноваться. У меня нет на это сил. Вместо этого я провожу тыльной стороной ладони по мокрым щекам и пожимаю плечами.

— Хорошо.

На этот раз он пропускает меня, не останавливая, но затем его рука протягивается, хватает меня за запястье и разворачивает к себе.

Его глаза темные и опасные, пылающие, как солнце цвета морской волны.

— Если Анджело не вернется, я жду другого звонка.

У меня стучит в висках. Что? Насколько больным и извращенным может быть этот человек?

Позади меня Тор сигналит. Габ смотрит через мое плечо, на его лице появляется раздражение.

— И на этот раз, я надеюсь, твой грех не будет гипотетическим.

Бросив на меня затяжной взгляд, он проносится мимо меня и вылетает обратно под дождь. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает за углом дома. Святой ворон. К моему животу подкатывает тошнота, и на краткий миг я задаюсь вопросом, не был ли этот короткий обмен репликами лихорадочным сном.

Тор снова сигналит, на этот раз дольше. Бросив ещё один взгляд на пустой ангар, я проглатываю ком в горле и выбегаю под дождь.