— Что? Зачем?

— Заткнись и ответь на мой вопрос.

Яд в его тоне пригвождает меня к сиденью. Я моргаю, затем качаю головой.

— У многих людей здесь есть шрамы на лице. Это портовый город — практически все работают руками. Плюс лес... все немного потрепаны.

— И кто-нибудь, кто является законченным мудаком? — я вздрагиваю при звуке этого слова. Он косится в сторону и ухмыляется. — Я имею в виду, любой, кто является законченным... — он машет рукой вокруг. — Канадским гусем?

— Я бы лучше использовала словосочетание «законченной кукушкой».

— Не заставляй меня спрашивать тебя снова.

Я откидываю непослушный локон с лица, моя голова раскалывается.

— Боже. Ладно, давай посмотрим... Ну, всегда можно вспомнить Райдера Слоуна. У него есть шрам. Или это след от ожога? Во всяком случае, у него что-то есть на лице. В школе он был полным придурком. Только что вышел из тюрьмы.

Он наклоняет голову.

— Я слушаю.

— Эм. За то что облил кислотой свою девушку. Бывшую девушку, я имею в виду. Она бросила его и однажды вечером он разозлился и последовал за ней домой из бара, — я потираю основание горла, думая о бедняжке Николь. Никто не видел ее больше года. Некоторые люди говорят, что она выходит на улицу только по ночам, потому что у нее настолько испорченное лицо. — Он получил четыре года тюрьмы.

Анджело кивает, впитывая мою бессвязную речь.

— Ладно. Райдер Слоун. Есть какие-нибудь идеи, где он живет?

— Нет. Но я знаю, что он работает в магазине велосипедов своего отца.

— Где?

Я вытягиваю шею и выглядываю в заднее окно.

— Вообще-то, мы только что проехали его.

Скорость, с которой он разворачивает машину, отбрасывает меня к окну. А потом, когда я понимаю, что он делает, у меня кровь стынет в жилах.

— Анджело...

— Оставайся в машине.

Мое сердце колотится со скоростью мили в минуту, но все, что я могу сделать, это таращиться, когда он выруливает на тротуар перед магазином велосипедов, чуть не врезавшись в почтовый ящик.

Когда он отстегивает ремень безопасности и бросается к двери, я протягиваю руку и хватаю его за пиджак. Он останавливается как вкопанный. Его взгляд скользит вниз, к моему кулаку, а затем застывает, как будто он не может поверить, что у меня хватило наглости прикоснуться к нему.

Но он не лает и не кусается. Вместо этого он делает что-то настолько маленькое и глупое, что не имеет права забирать кислород из моих легких.

Он накрывает мою руку своей, подносит к своему лицу и проводит по ней губами.

— Оставайся в машине, Аврора, — шепчет он мне в костяшки пальцев, заставляя гудеть каждое нервное окончание в моем теле.

Запыхавшись, я отпускаю его и беспомощно наблюдаю, как он хлопает дверью и широкими шагами заходит в магазин велосипедов. Через окно я вижу, как Райдер выходит из-за кассы, чтобы поприветствовать его.

Какого черта ты делаешь, Анджело?

Даже когда он делает три шага к Райдеру, я все ещё не знаю. Они обмениваются несколькими словами, затем глаза Райдера вспыхивают. Прежде чем он успевает снова открыть рот, Анджело хватает его за челюсть, используя ее, чтобы впечатать в витрину магазина.

О, мой гусь. Кровь звенит у меня в ушах, из-за чего тихое бормотание радио звучит так, словно оно в совершенно другом автомобиле. Несмотря на то, что Райдер теперь стоит ко мне спиной, я вижу, как он напуган. Его руки болтаются рядом, а когда он проводит ладонью по стеклу, на нем остается пятно пота.

Но я едва смотрю на Райдера, потому что не могу оторвать глаз от Анджело. Я думала, что знаю, каково это — выносить на себе его пристальный взгляд, но, боже, как я ошибалась. Жесткие линии его лица острее лезвия, а губы изгибаются, обнажая зубы, с каждым ядовитым словом, которое он выплевывает. Я должна кого-нибудь предупредить. Черт, если бы у меня была хоть капля здравого смысла, может быть, я бы даже позвонила в полицию. Но это все равно что проезжать мимо аварии на автостраде — болезненное любопытство не позволяет отвести взгляд. А затем, когда Анджело закатывает рукава, обнажая свои толстые, загорелые предплечья, это чувство превращается во что-то более горячее.

Пульс у меня между ног трепещет. Мои соски напрягаются.

Я никогда так не жаждала Анджело Висконти, как сейчас.

Господи, Рори. Я сгораю, как в лихорадке, внезапно надев слишком много одежды даже для позднего осеннего дня. Прежде чем у меня потечет слюна, как у бешеной собаки, я закрываю глаза и со свистом выдыхаю воздух в попытке вернуть хоть какое-то самообладание.

И вот тогда я слышу грохот.

Мои веки распахиваются как раз вовремя, чтобы увидеть, как тело Райдера вылетает в окно, а стекло разлетается по тротуару. Я наклоняюсь вперед, затем замираю с рукой, зависшей над дверной ручкой. Но затем тело Анджело загораживает мне вид из окна, когда он ныряет в машину.

Совсем невозмутимый, он пристегивает ремень безопасности, заводит машину и выезжает, положив руку на рычаг переключения передач.

Моя челюсть отвисает.

— Что, черт возьми, это было?

— Не тот человек, — его взгляд метнулся к зеркалу заднего вида. — Есть ещё какие-нибудь предложения?

Даже если бы мой мозг функционировал достаточно хорошо, чтобы соображать, я бы ни за что на свете не назвала Анджело Висконти другое имя. Он тоже это знает, потому что, не говоря ни слова, сворачивает на прибрежное шоссе и направляется к Бухте Дьявола.

Мое сердце бешено колотится о грудную клетку, как будто оно хочет выбраться из этой машины так же сильно, как и я. Но я все ещё чертовски возбуждена. Через чур... возбужденная. Я обнаруживаю, что извиваюсь на кожаном сиденье, мой клитор молит о любом типе трения.

Господи.

Я прислоняюсь к окну, но на этот раз холодное стекло никак не влияет на мою температуру. Вместо этого я смотрю, как океан проплывает мимо в размытом сине-сером свете, и пытаюсь не стонать каждый раз, когда рука Анджело касается моего бедра, когда он переключает передачу.

Теперь мне понятно, почему его называют Порочным Висконти. Это не единичный акт безжалостности из его прошлой жизни, вроде того, что он переспал с девушкой Данте на выпускном вечере или прострелил колено своему водителю за то, что тот свернул не туда. Нет. Это черта характера. Это то, как он может включать и выключать его, как выключатель света. Как он не задумывался о том, чтобы застрелить Макса из-за самонадеянности, или выкинуть Райдера в витрину магазина из-за не более чем неточного описания, а затем вернуться к нормальной жизни, как будто ничего не произошло.

Он хладнокровный убийца.

К тому времени, как железные ворота особняка Висконти открываются, я уже отстегиваю ремень безопасности и, если понадобится, выпрыгну из этой чертовой машины. Анджело притормаживает на круговой подъездной дорожке и глушит двигатель.

— Я бы поблагодарила тебя за то, что подвез домой, но...

Его рука, сжимающая мое бедро, обрывает мое предложение, словно точка. Я задерживаю дыхание и смотрю на его руку сквозь ресницы. Она выше, чем была, когда я сидела в багажнике. Насколько высоко, что тыльная сторона его мизинца задевает шов там, где мой бугорок соприкасается с моей ногой.

Я сглатываю. Испустив ошеломленный вздох.

Он смотрит вперед, безразлично разглядывая дом через ветровое стекло.

— Ты знаешь правила игры.

— Я…

— Грех, — хрипло произносит он. — Назови мне какой-нибудь грех.

— Э-э, хорошо, — я облизываю губы. — Грета ужасно относится ко мне. Поэтому, когда она делает мне прическу, я использую заколку для платья, чтобы поцарапать циферблат ее часов.

Он остается неподвижным.

— Расскажи мне что-нибудь настоящее.

Я моргаю.

— Это было по-настоящему.

У меня вырывается вздох, когда он сильно сжимает мое бедро. Святой ворон. Я ненавижу то, что мой разум так далеко забрался в канаву, что мне интересно, как бы я себя чувствовала, если бы он забрался ещё выше. Я сжимаю пальцами изгиб сиденья, чтобы не прижаться к нему, и сосредотачиваюсь на доме впереди.

— Дай мне что-нибудь получше, Аврора, — рычит он.

— Я... — я не могу сосредоточиться, когда твоя рука там. — Я, эм. Я не просто украла ожерелье Виттории. Я украла запонки Тора, Nintendo Switch Леонардо, Данте...

Ещё одно сжатие. Оно разливается искрами по моей киске, заставляя ее пульсировать. На этот раз предвкушение слишком велико, и я не могу удержаться, чтобы не откинуть голову на спинку сиденья и не застонать.

— Остановись, пожалуйста.

— Нет, пока ты не назовешь мне настоящий грех.

Я поднимаю на него взгляд, и даже по его боковому профилю я могу сказать, что выражение его лица мрачнее тучи.

— Например, что?

— Ты знаешь что.

Моя грудь сжимается. Он знает, что хочет от меня услышать — мое признание. Прослушивал ли он мои звонки? Я немедленно отбрасываю эту идею, я была бы мертва, если бы он это сделал. Моя голова раскалывается от миллиона грехов, которые могли бы его заинтересовать, но по мере того, как мое дыхание становится все более и более неровным, я не могу выделить ни одного.

Сквозь свои трепещущие ресницы я вижу, как открывается входная дверь и Альберто заслоняет дверной проем. Он косится в сторону машины, затем начинает спускаться по ступенькам.

— Анджело...

Он усиливает хватку и поднимает мизинец на миллиметр вверх.

— Грех. Сейчас же.

Святой ворон. Альберто пересекает подъездную дорожку к нам, а рука Анджело практически лежит на моей киске.

— Я не знаю. Я не знаю...

— Да, ты знаешь.

— Пожалуйста, — шепчу я, отчаянно следя взглядом за Альберто. Сейчас он всего в нескольких футах от машины. — Отпусти меня.

— Тогда скажи мне.

— Я не могу.

— Я не предоставляю тебе выбора, Аврора.

— Нет...

— Сейчас же.

Альберто проходит мимо передних шин.

— Сегодня утром, в море я удовлетворяла себя, думая о тебе.

Это срывается с моих губ неясно и быстро, высасывая весь кислород из крошечного пространства между нами. Анджело поворачивает голову и пристально смотрит на меня. Мельчайший проблеск чего-то мелькает в его взгляде. Может быть, шок. Гнев? Я не знаю, и у меня нет времени расшифровывать это, потому что Альберто наклоняется, чтобы заглянуть в окно.