Полковник одним махом добрался до помоста и взлетел на платформу. Оттуда вместе с Карпаковым он спрыгнул на баржу и отвязал канат. Карпаков улыбался, получив мешочек с жемчужиной. Старик, казалось, вырос, как тень. Его темные глаза нашли Иоганна, стоявшего в воде, растерянного, с горевшей огнем разочарования грудью.
— Поднимайте воду! — приказал русалкам старый боярин. — Пощади нас, утопи царя и разрушь город!
Его голос гремел над рекой. Валы, охранявшие крепость, были черны от людей, всматривавшихся в Неву.
«Застрелите его! — мысленно просил Иоганн. — Столько пушек для перекрестного огня, и никто не видит, что здесь происходит!».
Карпаков вынул жемчужину из мешочка и подбросил ее в воздух. Она закружилась, идеальная, как капля крови. Шипение прошло через ряды русалок, с глубоким вздохом поднималась вода. Иоганн почувствовал, что приказ Карпакова путами обвил волю русалки, все еще державшую Елену в руках. Но ненадолго она оставалась русалкой — его русалкой, чей взгляд лежал на Митином мертвом теле. Юродивый растянулся в воде, как ребенок на летнем лугу, рука его разжималась, поворачиваясь на волнах к небу.
— Не отпускай Елену! — умолял Иоганн против шторма. — Пожалуйста, не отпускай!
Но русалка теперь повиновалась только реке, слившись воедино с приказом, который ждала многие сотни лет. В последний раз их взгляды встретились, и Иоганн глянул в лицо смерти. Существо с черными и беспощадными глазами склонилось над Еленой, поцеловало ее и отпустило. Лицо Елены погружалось ко дну, как цветок, который тянули рыбы.
— Нет! — крикнул Иоганн, бросаясь, как одержимый в воду. Он плыл, пока не онемели руки.
Волны бросали его туда-сюда, но ему было безразлично, утонет он или нет. Краем глаза заметил гигантскую приливную волну, вздымавшуюся над горизонтом, почувствовал мощное течение, как при урагане, зная, что он и другие затерялись в этом городе. Нырнув, он ухватился за руку с глубоко врезавшимися оковами, но течение отняло добычу, перевернуло его, сдавив водой легкие, и завертело им, пока рот не наполнился песчаной грязью Невы. В нем кипела ненависть. Перед Иоганном появилось лицо, старше, чем другие — страшное морское чудище, готовое, казалось, его сожрать. Чирикнув чешуей ему по горлу, речное существо прижало его к чему-то твердому. Иоганн инстинктивно ухватился. Баржа! Пробкой, дрейфовала она по воде, удерживаемая и охраняемая русалками. На ней на коленях стоял Карпаков. Они с Дережевым пригнулись от выстрелов, которые в панике делали солдаты на берегу. Накатила огромная волна. В считанные минуты город будет уничтожен. Останутся лишь обломки разрушенной крепости, и слезы разочарованного ребенка.
Иоганн почти ослеп от боли, единственное, что он видел, это Карпаков. Все проповеди, услышанные в своей жизни, пришли ему на ум. Но думал он не о Елене, чтобы с ней проститься. Не желая отдавать месть небу, он с криком бросился на Карпакова. Старый боярин обернулся. Из его горла вырвался сдавленный крик, но Иоганн уже сомкнул пальцы на его шее. Он сжимал, пока бородатое лицо не покраснело, и глаза не вывалились из орбит. Вряд ли его удивляло, за пределами ненависти остался другой мир. Мир воды, сильных гладких рук и щелкающих зубов — мир русалок. Он увидел свою русалку. Но только ее глаза казались совсем черными, а зубы блестели в шторме. Русалка зашипела на него, и ему стало ясно, она его убьет. Извивающимся движением она разомкнула ему руки. По ним потекла вода, русалка дернула Иоганна вверх и швырнула прочь. Пока его волны кидали туда-сюда, Карпаков, которого спасла русалка, схватился, задыхаясь, за горло и закашлялся.
Умер он или нет, Иоганн сказать не мог, но для преисподней было, однозначно, мокро. Кроме боли в плечах, он чувствовал маленькие волны, озорными щенками, лизавшие его голени. Это течение, но он лежал на чем-то жестком и холодном. Иоганн осторожно открыл один глаз. Горизонт оказался на месте. «Русалка спасла Карпакова» — подумал он. И следующая мысль каленым железом ударила ему в грудь: «А Елене она позволила утонуть». Воздух, которым он, черт возьми, дышал, был горьким. Голова поднималась с трудом. Он подумал, что его ничего уже не сможет удивить, но сильно ошибся. Он дрейфовал на большом куске сплавного леса, возможно, основе для баржи. Его ноги наполовину свисали в воду и непривычно мерзли. Горизонт простирался перед ним, как серебряная шаль, а справа проплывала песчаная отмель. Он, скорее всего, находился далеко за островом князя Меньшикова. Впереди — Финский залив, справа в море, в пределах видимости — крепость Кронштадт. Приливная волна улеглась. Он видел лишь серебряный покой и ясность бриллиантового неба после шторма. Санкт-Петербург исчез, но Иоганну в данный момент, странным образом было все равно. Каждый удар волны приносил ему воспоминания о бледном, узком личике, которое безвозвратно и навсегда от него ускользнуло. Он променял бы любой город мира, чтобы еще раз услышать голос Елены.
— Жизнь за жизнь, — произнес рядом с ним тихий голос.
Он снова моргнул и различил фигуру на фоне горизонта. Белые руки лежали на деревяшке, девичье лицо смотрело на него. Глаза сверкали, как черные жемчужины.
— Что? — прошептал он раздраженным голосом, в горле скребло, как рубанком по покрытому песком дереву. Он откашлялся.
Русалка улыбнулась.
— Мы выполнили обещание, — пояснила она, положив подбородок на свои идеальные руки. Ее ноготки блестели.
— Да, — с горечью ответил Иоганн. — Вы убили по приказу Карпакова, а его самого спасли.
Ее улыбка стала еще нежнее.
— Ты не понимаешь, — снисходительно заметила она. — Пакт гласил так: «Отнять жизнь или дать жизнь». Он хотел, чтобы мы забрали жизнь, жизнь царя — вместо этого мы спасаем его жизнь. Обещание было выполнено.
Ее слова медленно проникали в его сознание.
— Если бы я не захотел его убить, вы последовали бы его приказу?
Она кивнула.
— Вам пришлось спасти ему жизнь, а приказ?
— Воду мы повернули обратно.
— А город…
— Он на месте, — у нее искривился рот, и Иоганн с глубокой скорбью осознал, что и русалка потерпела убыток.
— Только юродивый и Елена больше никогда не увидят Санкт-Петербург, — прошептал он, даже не подозревая, что одно лишь упоминание имени могло причинить больше боли, чем удар кулаком. Ему придется научиться еще многому. Жить, например.
— Ну, Митино желание исполнилось, — пробормотал он.
Русалка смущенным и печальным жестом пригладила на лбу изумрудно-черные волосы.
— Возможно. Для вас желать просто — житьс выполненным желанием, напротив, тяжелее.
— Я не готов умереть, — ответил он.
— Да, — прошептала она. — Его душа теперь — часть моря. Я слышу его смех.
Видение расплылось в его глазах. Иоганну потребовалось время, чтобы осознать, что он плакал. На его холодном от ветра, мокром лице, как кипяток, горели слезы.
Русалка испуганно посмотрела на него.
— Что случилось? — закричала она. — Почему ты плачешь?
— Почему? — возмутился Иоганн. — Потому что ты — чудовище! Елена — ты помнишь ее? Как ты могла ее бросить? Ты слышишь ее? Ты слышишь ее смех?
— В данный момент нет, — ответила русалка. — Но, возможно, услышу, как только она проснется.
Глянув в его ошеломленное и разгневанное лицо, она захихикала. Дерево закачалось, когда Иоганн сместил свой вес и повернулся. Что-то, все время находившееся за его спиной, начало сползать. Он как раз успел за него ухватиться. Прежде чем тело, лежавшее на краю плавающего обломка, свалилось в воду, ему удалось схватить его за запястье. У него во рту мгновенно пересохло, будто его набили опилками. Он осторожно потянул за предплечье, ее он не отпустил бы никогда, даже за все сокровища мира. Под своими пальцами он почувствовал слабые удары пульса. Она жива! Ему удалось осторожно затащить Елену обратно на дерево. Сверкающий каскад фонтаном обрушился на лодку. Это русалка шаловливо бросилась в воду. Иоганн взял Елену на руки и прижал к себе.
— Я ей кое-что подарила, — сказала русалка. — Поцелуй. Чтобы заставить биться сердце и дышать, пока я ее вытаскивала со дна.
— Почему же ты меня не поцеловала, когда тащила через реку?
— Ты, возможно, и раздаешь свои поцелуи без разбора. Я, нет.
В этот момент тело в его руках напряглось. Елена закашлялась, ее веки затрепетали. Она с трудом разлепила глаза, и посмотрела на Иоганна, будто не узнавая его. Он с неохотой отпустил ее, потому что она выкручивалась из его объятий. Елена оперлась коленями и локтями и кашляла, пока Иоганн не испугался, что теперь, когда она не утонула, задохнется.
За спиной русалки появилось лицо, затем другое, образовался водоворот, когда постепенно выныривали русалки и окружали разбитую лодку. Елена прижала руки ко рту и разглядывала существа, будто видела их впервые. На русалке, их русалке, она остановилась.
— Спасибо тебе! — произнесла русалка своим текучим голосом.
Выглянуло солнце, и тела русалок засияли. Последняя улыбка зависла над водой, потом все лица погрузились. Одна за другой они молча прощались со своей хранительницей. Елена дрожала, отвечая на прощальный поклон. Последнее, что Елена и Иоганн увидели от невских русалок, был блеск под водой, как будто в глубине погасили свечу. Осталась лишь темная вода вечности.
Елена долго плакала, и Иоганн, не зная, как утешить, просто крепко прижимал ее к себе, проникаясь ее скорбью о потере жизни, русалок и бытия. Он представлял себе, как русалки двигались по воде с сокровищем в руках — яркой, красной жемчужиной, которая, как маяк, вела их к сердцу моря. И он увидел перед собой Митю, юродивого, который попал туда, где всегда хотел находиться. Как обломок судна, осталась на берегу Елена. Через некоторое время она мягко высвободилась из его объятий. По безмолвному согласию они повернули обратно. Назад в город, где выжившие ждали, чтобы наводнение окончательно отошло. Деревяшку, проплывавшую мимо, они использовали в качестве весла. Развернув свою временную лодку, они молча гребли, в спину дул западный ветер, а солнце поднималось все выше и выше. Слева от них над морем возвышалась крепость Кронштадт. Наверное, солдаты разглядывали в подзорную трубу двух жертв кораблекрушения, которые храбро гребли дальше. Одна за другой в поле зрения появлялись лодки, затем и первые дома. Вода медленно отходила от берега. Люди сидели на деревьях, разбитые обломки плавали по Неве причудливой лентой.