Было больно стоять. Если бы меня не преследовал бот, я бы, наверное, пролежала там несколько минут и позволила дыханию вернуться ко мне естественным образом. Но у меня не было нескольких минут.

Фрэнк был позади меня.

— Пожалуйста, прекрати, Шарли. Ты только навредишь себе, — кричал он из дверного проема.

Все волосы на затылке встали дыбом; остальные волосы волнами упали на лицо. Я вскочила на ноги и побежала, задыхаясь и не видя, к полосе сине-зеленого света, которая могла быть еще одной дверью. Свет набухал между волнистыми прядями моих волос. Я вытянула руку, как палку, и готовилась распахнуть дверь.

Вместо этого я врезалась в нечто, похожее на огромную стеклянную стену.

Мой нос был сломан. Я чувствовала, как знакомая жгучая боль вспыхнула в центре моего лица, и вскоре я ощутила вкус крови. Она текла по моим губам и щекотала горло. Мне нужно было перевернуться и сплюнуть ее, прежде чем я утону в ней.

И только после того, как я выплюнула несколько глотков, я поняла, что Фрэнк стоял рядом со мной.

Его передняя линза сосредоточилась на ярко-красных брызгах, которые теперь покрывали его хромированные ступни и голени.

— Это крайне антисанитарно, — сказал он.

— Прост… эй!

Мир вращался, когда Фрэнк поднял меня с пола и поставил на ноги. Мои глаза все еще были затуманены внезапным движением, когда я услышала тошнотворный треск, сопровождаемый раскаленной добела вспышкой боли.

— Ой! Боже! — завопила я. Я нащупала свой нос, который Фрэнк каким-то образом вернул на место быстрее, чем это было возможно. — Что ты сделал?

— У тебя был сломан нос. Я оказал первую помощь.

— Ну, ты мог бы меня предупредить! — мои глаза слезились, когда я провела пальцами по ноющей переносице. — Ой… чертовски больно.

— Твой уровень боли подскочил до пяти долов, Шарли.

— Долов?

— От латинского слова dolor. Согласно новой науке, среднее человеческое тело способно выдержать более сорока долов. Считается, что среднее женское тело способно выдержать даже больше — интенсивность более пятидесяти дол.

— Что это значит?

— Ты слишком остро реагируешь, — просто сказал Фрэнк, — примерно на сорок пять долов.

Я знала, что я чувствовала. И мне было плевать на науку, как на крысиную пушистую задницу — было чертовски больно, когда мой нос вернулся на место.

— Боль субъективна, — признался Фрэнк после того, как свет на экране его рта закончил сканирование всех моих красочных жалоб. — Возможно, именно поэтому метод измерения долами является предметом разногласий.

Фрэнк говорил так, словно он был из другого мира — мира, где у людей было время сидеть и придумывать способы измерения неизмеримых вещей. Вне Ничто было только два вида боли: та, которую ты преодолевал, и та, которая тебя убивала. Там было тяжело, но я не могула дождаться, когда вернусь.

— Я ухожу, — прорычала я, многозначительно глядя в блестящий объектив Фрэнка. — Ты либо скажешь мне, как выбраться, либо я проделаю дыру в стене.

Его рот на секунду погас.

— Мы почти в полумиле под землей…

— Тогда я проделаю дыру в потолке. В каком бы направлении мне ни пришлось двигаться, я… подожди, что это?

Я как раз пыталась угрожать Фрэнку, когда подняла взгляд и хорошо разглядела источник сине-зеленого света.

Он исходил от ряда огромных стеклянных трубок. Их было, наверное, десять, растянутых по всей длине комнаты. Трубы были в два раза выше среднего человека и почти достаточно широки, чтобы тот же человек мог стоять там боком, если бы захотел.

Дискообразные лампочки свисали с потолка каждой трубы и заставляли стекло светиться ярким зеленовато-голубым цветом. Я видела свое потрясенное отражение, превратившееся в волнистого монстра из-за изгиба стекла, когда я подошла к ближайшему из них.

Было что-то… знакомое в этих трубках. Я провела рукой по стенке стекла, стирая кровь из носа. Я пыталась вспомнить. Это было у меня в голове.

Зуд.

Мир начал мерцать и колебаться, когда я думала. Я ощутила странный, внезапный толчок — будто я вот-вот засну очень глубоким сном. Но я боролась с этим. Блейз мог вернуться, если я поддамся воспоминаниям. И я не хотела, чтобы Блейз вернулся.

Я моргнула и отвернулась от трубок, фокусируя взгляд на противоположной стене. У стены стоял ряд чего-то, похожего на узкие металлические шкафы. Я встала перед ними прежде, чем успела остановиться и подумать о том, как я туда попала. Одна из дверей открылась, и я поняла, что мои пальцы находились под защелкой. Они подняли ручку. Моя рука отдернулась, и эта дверь открылась…

— Нет! — я захлопнула ее и быстро отошла. Я не знала, что на меня только что нашло. Я не знала, почему эти трубки казались такими знакомыми или почему я пошла прямо к двери этого шкафа. Я хотела выбраться из Учреждения. Я хотела выйти сейчас.

Я резко развернулась, чтобы убежать, но Фрэнк стоял позади меня.

Я снова ударилась носом об его металлическую грудь.

— Ой! Зара…!

— Шарли, — динамики Фрэнка включились так громко, что чуть не вышибли мне уши. — Ты навредишь себе, если не успокоишься.

Я увидела, как это происходило, только потому, что наблюдала в этот раз. Руки Фрэнка поднялись к моему лицу, и он с нежной точностью опустил пальцы по обе стороны от моего носа. Затем мир стал красным, и меня пронзила вспышка боли, от которой слезились глаза.

— Угх… — я застонала, комната снова кружилась. — Угу… Мне нужно сесть.

— Рекомендуемая поза для лечения, — сказал Фрэнк, видимо, с одобрительным кивком.

В ту секунду, когда моя задница коснулась пола, Фрэнк сел на корточки передо мной. Меня поражала плавность его движений. Как у человека. Но он был более совершенным, чем люди. Идеальный, как Нормал…

Я отогнала очень тревожную мысль и сосредоточилась на том, что Фрэнк делал с моим носом. Я его толком не видела: его пальцы расплывались, когда они находились примерно в двух дюймах от моего лица. Но я чувствовала, как они двигаются у переносицы, ощущала легкое прикосновение к хрящам, когда они проходили. Когда он убрал руку, я протянула руку и обнаружила две резиновые полоски, приклеенные к моей коже.

Полоски были чем-то вроде повязки. Чтобы удерживать мой изуродованный нос на месте, чтобы он зажил ровно. Но я не видела, откуда они взялись.

— Я их выделяю, — сказал Фрэнк, выставив указательный палец так, чтобы я могла его видеть. На том месте, где была бы кромка его ногтя, была крошечная дырочка, и пока я смотрела, из нее наполовину вытек пузырек прозрачной жидкости. — Вещество называется пласти-бонд, жидкий бинт, изначально разработанный для военных. Он отпадет естественным образом в течение недели.

— Что ж, удобно, — буркнула я.

— Это удобно, — согласился Фрэнк. — И здесь так мало травм, что мне редко приходится менять картриджи.

Он не причинит мне вреда. Фрэнк был самой странной машиной, с которой я когда-либо сталкивалась, но он явно не был заинтересован в том, чтобы разорвать меня в клочья. На самом деле, казалось, он искренне злился, что я продолжала причинять себе боль.

Я откинулась, чтобы получше рассмотреть его, и увидела знакомый символ на его груди. Он был неглубоко выгравирован на хроме его торса, и я была уверена, что когда-то он был окрашен в красный цвет.

— Ты из больницы, да?

Фрэнк постучал по центру массивного креста на груди.

— Да. Я работал в отделении неотложной помощи в JPS почти двадцать лет, прежде чем меня сняли.

— Сняли?

— Да. Больница приобрела парк устройств, совместимых с АВА, и планировала переработать мой парк.

— Что случилось?

— Я… не знаю, — его череп несколько мгновений щелкал, прежде чем он продолжил. — В моем журнале наблюдений есть пробел, охватывающий период с ноября 2212 года по июнь 2215 года. Где-то во время этого перерыва АВА была повреждена — и все связанные с ней юниты также были повреждены. Теперь все, что осталось, это старая технология. Юниты вроде нас.

— Нас? Я не юнит! — я фыркнула, когда Фрэнк кивнул. Я указала на свой нос, который распух так сильно, что я ощущала черновато-синий цвет, растекающийся по моему лицу. — Юниты не истекают кровью! Если, конечно, это не нефть или что-то в этом роде.

— Я чувствую твое разочарование…

— И перестань меня чувствовать! Это жутко.

— Моя функция — гарантировать, что люди, с которыми я вступаю в контакт, чувствуют себя комфортно.

— О, так я теперь человек? Потому что всего секунду назад ты называл меня юнитом. Понимаешь, почему это так сбивает с толку? — я рычала, в то время как свет на экране рта Фрэнка лихорадочно мигал от моих слов. — Я либо человек, либо бот. Я не могу быть обоими. Ты такой старый, что твоя память, вероятно, дает сбои.

После долгого молчания Фрэнк сказал:

— Эта тема разговора явно тебя расстраивает. Я заархивирую ее, чтобы получить доступ позже. И моя система памяти полностью исправна, к твоему сведению.

Мне понадобилась секунда, чтобы понять, что именно сказал Фрэнк. Это было как разговаривать с проклятым экраном меню Куба.

— Подожди, так ты ничего мне не скажешь?

— Неверно. Я всегда готов предоставить информацию.

— Тогда почему ты продолжаешь говорить, что я — юнит?

Щелк, щелк…

— Извини, но эта тема разговора была заархивирована. Пожалуйста, попробуй еще раз позже.

— Фу! — я разочарованно зарычала, вставая на ноги. — Раз ты не собираешься говорить мне, кто я и почему я здесь, то нет смысла торчать здесь.

— Куда ты идешь, Шарли? — закричал Фрэнк, пока я направлялась к выходу.

— Найти что-то достаточно мерзкое, чтобы пробить полмили дыры в бетоне.

— Такой взрыв разрушит Учреждение.

— Хорошо! Может, это спасет следующего бедолагу от того, чтобы застрять здесь, внизу.

— Не хотела бы ты поучаствовать в симуляции ZOOT перед уходом?

Что-то странное произошло со мной, когда я услышала это слово. Будто вокруг моей талии обвязали веревку: Фрэнк сказал «ZOOT», и я рванула прочь от двери.