Эти воспоминания об Аше напомнили об осторожности. Я знала, как быстро кто-то мог превратиться из моего друга в полный ад. Воробей мне даже не была другом: она просто была странной, не переставала пялиться на меня. Но пока мы застряли вместе, я могла попытаться кое-что выяснить.

— Где я?

— Учреждение, — кратко ответила она.

— Учреждение Двенадцать?

Она приподняла бровь.

— Их больше одного?

— Наверное. Люди обычно не нумеруют вещи, если их всего одна.

— Ты шутишь, да? — сказала Воробей после долгого момента, когда она только смотрела в черные серединки моих глаз. — Как интересно.

Я не знала, почему это было интересно. До сих пор Воробей была бесполезной. Ей повезло, что я не вернулась к той манере Уолтера, которая заключалась в том, чтобы обмотать ее горло простыней и сжимать до тех пор, пока она не посинеет и скажет мне то, что я хотела знать.

Я сделала глубокий вдох, напоминая себе, что попытка задушить Нормала приведет лишь к тому, что меня швырнут через ближайшую стену. Если Воробей была Нормалом… я все еще не была уверена.

— Почему ты здесь? — спросила я через мгновение.

— По той же причине, по которой ты здесь.

— И это…?

— Разве они не сказали? Боже, — буркнула она, наконец, оторвавшись от меня и взглянув на стену рядом со мной. Потом взгляд вернулся. — Тебя прислали сюда, потому что ты сломана, Шарли. Ты здесь, потому что ты Аномалия.

Это было так давно, что я совсем забыла. То, что произошло незадолго до моего отъезда из Далласа — или Мира Уродов, или Эль-Пасо, или как там люди это называли, — постепенно исчезло за те месяцы, что я провела в Ничто. Я помнила плохое, но ужасно долго не думала о том, что случилось потом.

Уолтер отвлекал меня большую часть дней, и до недавнего времени я лечила группу травм настолько серьезных, что едва могла сосредоточиться на настоящем, а тем более на прошлом. Теперь мои раны зажили, и впервые за несколько месяцев я сидела в тихом месте, и все воспоминания с ревом вернулись ко мне.

Я должна был умереть, но не умерла. Мэрия удалила мой файл, и Лаборатория планировала бросить мое тело в печь, как они сделали с Ральфом. Но я очнулась прежде, чем они смогли расколоть мой череп и вытащить серое вещество. И после этого Даллас не знал, что со мной делать.

Детектив Стэнтон думал, что я была Аномалией. Нет. Шериф Кляйн настаивала на том, что это не было так, но позволила Стэнтону поверить в это, чтобы увести меня от Говарда, который был плохим. Я всегда знала, что он был плохим, но теперь я знала, что он был намного хуже, чем я думала. Достаточно плохим, чтобы напугать даже Кляйн, которая никогда ничего не боялась.

Она собиралась отвезти меня в Учреждение, чтобы починить, что бы это ни значило, а потом вернуться за мной. Она собиралась сделать меня офицером и убедиться, что Говард больше никогда не прикоснется ко мне. Но ничего из этого не произошло, потому что Кляйн убили чертовы янки, которые теперь тоже были мертвы.

Когда я вспомнила о неожиданном повороте, который приняла моя жизнь, я была так занята, просто пытаясь выжить, что никогда не рассматривала возможность того, что, в конце концов, смогу вернуться сюда. Здесь, в будущем, которое, как я думала, уже умерло.

Я ощущала себя примерно так, как чувствовал червь, когда кто-то выковыривал его из земли: слепой, беспомощный и сбитый с толку.

— Я не аномалия, — услышала я собственный голос.

— Конечно, нет, — подняв голову, я увидела, что Воробей усмехалась мне. — Ты просто другая, да?

«Мы в мэрии предпочитаем использовать слово «другой». Так что же другого в Шарлиз?»

Мой желудок сжался, голос Говарда царапал мои уши. Это был день, когда я впервые встретила его. В тот день мой отец бросил меня и записал на корм для всех экспериментов Говарда. В тот день начался мой кошмар. И это было слово, которое Говард использовал, чтобы описать это.

Другая.

Когда я снова услышала это слово, мне стало плохо. Я поежилась, холодная волна воспоминаний захлестнула мои глаза и уши. Я не хотела возвращаться в Лабораторию или место, похожее на Лабораторию. Я не хотела, чтобы Говард нашел меня.

Потому что, если он найдет меня, он не убьет меня…

Но я точно пожалею, что не умерла.

— Я… я должна выбраться отсюда, — пролепетала я.

В комнате была дверь. Я сорвала одеяло, его мягкие нити вдруг стали похожими на грязный песок, и побежала босиком по холодному бетонному полу. Мои ноги вспотели от ужаса воспоминаний. Я поскользнулась на полпути и сильно падаю на локоть. Прежде чем я успела упереться ногами, я ощутила, как руки Воробья сжали мою талию.

Ее хватка была невероятно сильной — как у Нормала. То, как она держала меня, было слишком сильно для моих ребер. Я закричала, чувствуя, как они трещали в тех местах, где они раньше трескались.

Воробей сразу отпустила.

— Что случилось?

— Ты меня чуть не раздавила! — я отползла от нее и вжалась спиной на дверь. Мои руки дрожали, обвив мою талию; мои пальцы нажимали на изгибы моих ребер, проверяя, нет ли переломов. Но их не было. Воробей, должно быть, вовремя отпустила. — Что, черт возьми, с тобой? Зачем ты меня так схватила?

Воробей все еще стояла там, где она отпустила меня, небрежно свесив руки по бокам. Она была высокой. Теперь, когда она встала, я увидела, что она была на добрых шесть дюймов выше меня. На ее руках были линии — изгибы Нормальных мышц. Сквозь тонкую белую ткань ее рубашки я видела еще одну неровную вмятину. Он тянулась по ее животу и углубилась, когда она уперла руки в бедра.

Внезапно я вспомнила, насколько хрупкой я была по сравнению с Нормалами. Я знала, как легко Воробей могла убить меня.

— Ты упала, — сказала она через мгновение. — Вот я и подумала, что помогу тебе подняться.

Я не знала, о чем она думала. Ее лицо колебалось между раздражением и любопытством. Я надеялась, что ее Нормальная сила означала, что у нее был Нормальный интеллект, то есть она не могла мыслить самостоятельно, дальше того, что написано в протоколе.

Но опять же, она меня удивила:

— Ты не такая… как все, да? — прошептала она через мгновение. — Ты действительно другая. Какая-то хрупкая. Ты больна, Шарли?

Я не ответила. Я не знала, что сказать, а от остроты ее взгляда у меня пересохло в горле. Я чувствовала, что были равные шансы, что она кивнет или вырвет мои конечности из суставов и высосет мозг через оборванные концы.

Дверь была позади меня. Я слепо схватилась за ручку, не сводя глаз с Воробья. Закрыто. Я потянула изо всех сил, вкладывая в это усилие весь свой вес. Но дверь все равно не шевелилась.

Воробей внимательно наблюдала за моими усилиями.

— Если ты заболела, ты должна сказать Фрэнку. Он тебя починит.

Я не знала, кем был Фрэнк, и я не хотела, чтобы он исправлял меня. Теперь я верила, что случится что-то плохое, если я позволю Воробью приблизиться. Я чувствовала предупредительный пульс сквозь внезапный жар в моем лице. Ручка сильно гремела, когда я толкнула ее вверх, но она все еще не поддалась. Мои ноги тряслись, ладони промокли. Тут Воробей сделала шаг ко мне, и я заорала на нее, как на койота:

— Нет, нет! Оставайся на месте! Отойди от меня!

Она замерла посреди шага, склонив голову. После долгого, неприятного момента на ее лице появилось понимание.

— Ты боишься, да?

— Да, — выдавила я. — Я не знаю, где я, кто ты и что ты собираешься со мной сделать, но…

— Я намерена присматривать за тобой, Шарли. Я была очень рада познакомиться с тобой. Я даже тренировалась с цыплятами, чтобы случайно не навредить тебе.

Я не понимала. Ее слова только усилили мое замешательство. Они злили меня. Все, что произошло с того момента, как я проснулась, уже крутилось у меня в голове, как пыльная буря, — и тут она добавила это…

Эту горсть камешков, которые подхватил ветер и с силой швырнул в губчатую середину моего черепа.

— Я тебя не знаю, — прорычала я. — Так что перестань разговаривать со мной, как будто мы друзья, ладно? Я тебя не знаю.

Она моргнула.

— Ну… пока нет.

Я уже выходила из себя, как вдруг из-под потолка раздался женский голос:

— Тихий час закончился. Теперь все юниты могут свободно исследовать Учреждение.

Прежде чем я успела понять, откуда исходил голос, я услышала еще один шум — серию ударов, которые начались слабо, но становились все громче по мере того, как они проносились по коридору. Звучало так, будто на нас мчался экзокостюм, его ноги удлинились, а сухожилия набухли для боя. Этот гул был звуком его многотонного тела, шагающего по земле.

Я подпрыгнула, когда звук ударил в дверь позади меня и заставил ее содрогаться. Мои потные руки скрипели по скользкому полу, когда я отпрянула, отталкиваясь пятками, пока сильно не врезалась в голени Воробья.

И они были так же неподвижны, как и металлическая дверь.

— Что это было?

— Замки, — просто сказала она. — Все двери запираются в тихое время, а утром открываются.

— Почему?

Воробей на мгновение задумалась.

— Полагаю, чтобы уберечь нас от неприятностей.

Она отошла, и без ее голеней я отшатнулась. Я не пыталась это остановить, а просто позволила этому случиться. Приятно было прилечь на секунду. То, как мой затылок прижался к твердому полу, успокаивало меня. Охлаждало кожу, облегчало дыхание. И самым приятным было то, что я не видела Блейза.

Я проверила, но шишка у основания черепа исчезла, зажила. Кожа была гладкой, за исключением грубых корней моих волос. Я была рада, что он ушел… но и напугана, потому что это означало, что я осталась одна.

Ну, за исключением этой странной девушки в Учреждении.

Я запрокинула голову, чтобы посмотреть на перевернутое изображение Воробья, севшей возле моей кровати. Раньше я этого не замечала, но под ней был ряд ящиков. Она открывала один и вытащила мягкую на вид белую куртку. Затем она встала и подошла ко мне.

— Вот, — она бросила куртку мне на грудь.

— Эм… спасибо?

— Не за что.

Воробей смотрела на меня еще мгновение, ее серебристо-лунные глаза скользили по всему моему телу с тревожной сосредоточенностью. Затем она повернулась и схватила блокнот с кровати.