Изменить стиль страницы

ГЛАВА 9

Я совершила ужасную ошибку.

Я позволила Блейзу уговорить меня отправиться в Учреждение, которое оказалось гигантской ловушкой. Теперь я позволила Фрэнку уговорить меня на симуляцию ZOOT, которая тоже была ловушкой.

— Глубокий вдох, личинки!

Мои руки тряслись, но я держала их прижатыми к бокам. Я набралась смелости, чтобы шагнуть внутрь капсулы — точнее, я просто не боролась с нервами, которые тянули меня в центр стеклянной трубки. Я не вздрогнула, когда дверь закрылась, или когда голос сержанта закричал, чтобы я не двигалась. Затем трубка, свисающая с моего шлема, хлестнула по потолку капсулы, и ровный поток чистого кислорода зашипел у меня в ноздрях.

Теперь меня трясло.

Зачем мне был кислород?

— Вы ощущаете вкус, личинки? Вкус свободы! — сержант Нэш кричал на меня сверху вниз.

— Воробей? — прошептала я.

Я знала, что она меня не слышала. Она была в капсуле слева от меня, заперта за таким же стеклом и с таким же ровным шипением кислорода в носу. Она, наверное, была такой же, как и я: все, что она слышала, — это собственное неглубокое дыхание и бешеный стук-тук-тук ее сердца.

— Я… я боюсь, — сказала я, с трудом призналась в этом. Эта дрожь прошла по моим рукам и звенела у меня в горле. Я думала, что это может успокоить меня, если я скажу об этом. Поэтому я смотрела на размытый силуэт в капсуле рядом со мной и призналась в этом вслух. — Солатроды причинят мне боль, да? Боже, они ужасно болят. Может, не для Нормала, но для кого-то вроде меня… Думаю, я лучше приму пулю, чем еще один шок.

Расплывчатая фигура Воробья внезапно повернулась ко мне. Я вздрогнула, когда ее голос затрещал в моих ушах:

— Я знала это. Я знала, что ты боишься.

— Ты можешь меня слышать? Ну, какого черта ты ничего не сказала? — пролепетала я, когда она кивнула.

— Я думала, ты знаешь.

— Что?

— Тебя действительно расстреляли? — резко перебила она.

— Ну, да.

— С пулей?

— Да, с чертовой пулей!

— Могу я увидеть шрам? — сказала она после долгой паузы.

Я глубоко вдохнула. Я забыла о том, что была напугана — дыхание должно было удержать меня от полного выхода из себя с кем-то, кто почти вызвал взрыв.

— Зачем? — сказала я сквозь зубы.

— Мне нравится, как они выглядят. Каждый отличается.

— Подожди, ты уже видела пулевые ранения? Где…?

— Хорошо, личинки! Приготовьтесь — мы сейчас заскочим в Сан-Антонэ!

— Где ты раньше видела пули? Воробей! — я била ладонями по стеклу, но она, похоже, меня не слышала. — Воробей!

Огни надо мной мигали три раза, чередуя бледные солнечные огни и сине-зеленую дымку лампочек капсул. Я продолжала пытаться привлечь внимание Воробья, но мне казалось, что наша связь каким-то образом оборвалась. Я была уверена, что именно это и произошло, когда внутри моего шлема эхом раздался голос робота:

— Сейчас капсула номер два будет заполнена. Подождите, пожалуйста.

Огни надо мной начали мигать. Они вращались и ослепляли меня голубыми и зелеными бликами. Из динамиков громко выла тревога. Я не знала, то ли это часть программы, то ли что-то пошло не так.

Я повернулась, чтобы найти дверь капсулы, когда поняла, что что-то было на моих ногах. Что-то было у меня на ногах — какая-то густая липкая слизь, которая сочилась из-под пола капсулы быстрее, чем я успевала от нее уйти. Она приближалась так быстро, что я могла бы подумать, что капсула тонула, если бы в комнате снаружи все не было неподвижным.

— Воробей! — я хлопнула себя по шлему, думая, что, может, это была самодельная система связи Уолтера, и она замыкалась, если я поворачивала голову не в ту сторону. Но я ничего не могла нажать.

Я пробралась к стене, обращенной к ее капсуле, спотыкаясь о лужу слизи, которая поднялась выше середины моих бедер. Внутри капсулы Воробья тоже поднималась слизь. Она спокойно стояла, пока вода текла по ее груди и плечам и, наконец, скрыла ее голову. Через несколько секунд ее тело стало парить.

Она оторвалась от пола и всплыла вверх, замерла, подвешенная, в середине капсулы. Трубка, идущая от верхней части капсулы к ее маске, была единственным, что удерживало ее на привязи. Но странно: хотя под ней не было пола, она все равно ходила, будто ноги были на полу. Воробей подошла к ближайшей ко мне стене, и ее расплывчатая голова смотрела вниз, пока я пыталась отбиться от слизи.

Я была полностью окружена. Мое дыхание звучало как пила, жующая дерево. Я пыталась прыгнуть в последнюю секунду. Я пыталась махать руками и брыкаться ногами, как делала, когда Говард бросал меня в бак.

Не было сопротивления; это было как прыжок в воздух. Я вскочила только для того, чтобы тут же упасть обратно — и слизь быстро оказалась выше моей макушки. Она была не холодная и не теплая, почти соответствовала температуре моей крови. Это было самое странное чувство, похожее на то, как туман касался моей кожи теплым весенним утром. На секунду мне казалось, что я стояла в облаке.

Потом я начала подниматься.

— Боже… — прошипела я, когда мои ботинки оторвались от земли. Я старалась оставаться неподвижной. В конце концов, Воробей выглядела нормально: она просто парила в середине своей капсулы, ее голова в шлеме двигалась, следуя по пути моего подъема. Но все равно это было неестественно. — О Боже… Боже…

— Постарайся расслабиться, Шарли.

Динамики внутри моего шлема шипели, когда наша связь снова соединилась.

— Что это за штука?

— Это гель для местности. Он будет двигаться, когда ты идешь, создавая ощущение, что под тобой настоящий мир.

— Реальный мир? Что…?

— Скоро стемнеет, — тихо сказала она. Ее ладони мягко стучали по стеклу, когда она подняла руки в моем направлении. — Просто постарайся расслабиться, хорошо? И помни: это всего лишь игра.

— Что значит: всего лишь игра? — крикнула я.

Воробей не ответила.

И темнота пришла быстро.

Я ощутила тихий щелчок, жалюзи упали на линзы моего шлема. Я сильно потела. Лужицы омыли нижнюю часть моих рук, соленые капли сочились из моих пор и впитывались в эластичный материал моего комбинезона. Когда мое зрение исчезло, я внезапно ощутила слизь. Она была везде, вокруг меня. Прижималась к моей коже.

Затем, внезапно, я ощутила волну тепла, пробегающую по тысячам с лишним солатродов, прилипших к моей коже. Казалось, пара гигантских рук обвилась вокруг моего тела и крепко сжала меня. Я бы закричала, если бы это ощущение длилось дольше. Но я едва успела осознать, что была напугана, как перед моими объективами вспыхнул мир цветов.

Я стояла посреди какого-то старого здания. Это напоминало мне руины, через которые мы с Уолтером карабкались: грубые, пустые и ледяные. Порыв ветра проник в арку открытого окна, и троды остыли. Они вспыхнули по всему моему телу в спешке, так что я чувствовала холод точно так же, как если бы это был настоящий ветер.

Но это не было реально. Ничто из этого.

Мои руки выглядели так же, как и в реальной жизни — вплоть до последней веснушки. Но мои движения были не такие быстрые, как должны быть. Когда я перевернула руку, она была на полсекунды медленнее, чем должна быть. И если я взмахну рукой в ​​сторону…

— Ой! — взвизгнула Воробей.

Она стояла рядом со мной. Я не знала, как она туда попала и почему стояла так близко. Все, что я знала, это то, что я случайно прижала палец к ее груди.

— Извини…!

— Это была моя грудь!

— Извини, ладно? Я не знала, что… как ты это назвала?

— Это грудь. У вас их две, — добавила она, указывая на то место.

Мое лицо вспыхнуло.

— Ну, прости, но я не знала, что она будет прямо здесь! — сказала я, защищаясь. Я отказалась произносить слово «грудь», потому что даже от одной мысли об этом у меня становится жарко. — И какого черта ты до сих пор в нижнем белье?

— Как и ты, — возразила она.

И она была права. Я была в ужасе. Я опустила руки на бледную веснушчатую массу подо мной и попыталась прикрыть ее как можно больше.

— Перестань смотреть!

— Почему?

— Потому что это меня смущает!

— А… так вот что означает весь этот чудесный розовый цвет, — сказала Воробей, кивая на мой румянец. — Кстати, тебе нечего стыдиться.

Воробей смотрела на мой румянец. Удивительно, как реалистично она выглядела, вплоть до жуткого внимания ее серебристых глаз…

— Подожди, как я смогла даже прикоснуться к тебе? Ты же… — я неуверенно махнула рукой, — где-то там?

— Ага. Это из-за тродов, — сказала она с тяжелым вздохом. — Они потрясают нервы, заставляют тебя чувствовать, что ты делаешь то, что видишь…

Ее голос прервался, когда она сосредоточилась на чем-то слева от себя. Она провела рукой по воздуху, словно отбивая муху; ее глаза двигались, будто она читала. Через мгновение она снова вздохнула.

— Думаю, на этот раз я возьму винтовку. Не то чтобы это имело значение, — Воробей протянула руку и будто схватила воздух. В ту секунду, когда ее руки сомкнулись, в ее хватке появилось длинноствольное ружье.

Это было старое оружие. Вероятно, даже старше Жозефины — винтовки Уолтера, из которой стреляли столько раз, что ему пришлось чинить ствол полоской самодельного клея.

Воробей скривила лицо так, будто оно пахло примерно так же, как клей Уолтера, и покрутила винтовку в руках. Затем она наклонилась, чтобы схватить что-то на своей талии, и ее наряд мгновенно изменился. Одежда появилась на ее теле: изношенные, грязные коричневые штаны и рубашка в пятнах пота. Ее сапоги выцвели, а их пальцы были покрыты пылью. Шляпа с широким закругленным краем скрывала ее лицо. Поля не были загнуты вверх, как у Говарда, а торчали ровно, как обеденная тарелка.

— Это что? — сказала я, глядя, как она стягивала с пояса мешочек.

— Порох.

Ее губы слегка приоткрылись, когда она насыпала большое количество черного песка в ствол своей винтовки. Она бросила металлический шар вслед за ним, а затем вытащила длинный металлический стержень сбоку от своей винтовки и использовала его, чтобы забить шар дальше в отверстие.

Я недоверчиво смотрела, пытаясь представить себе сценарий, в котором Воробей нажимала на курок, а ее пальцы не отрывались от рук с кровью.