Девочка вытирает лицо рукавом свитера.

– Я скучаю по родителям.

В груди появляется ком. Тяжелый. Из-за нее.

– Знаю.

– Как бы мне хотелось, чтобы они были рядом, – хлюпает носом.

– Что бы ты им сказала? – выруливаю на подъездную дорогу к дому Мак-Куэйдов и паркуюсь.

Райли обдумывает мой вопрос, уголок ее губ дергается.

– Я бы спросила, почему не нравлюсь Мэтью. Они всегда были честны с нами, понимаешь? И сказали бы мне правду.

Смотрю на ее лицо. Симпатичная девочка, даже когда устала и опечалена. Но в ней есть огонь, внутренняя сила, которые помогут во взрослой жизни. Я уже видел подобное в женщинах, с которыми работал, например, в Софии. Однажды Райли Мак-Куэйд станет личностью, с которой придется считаться.

– Я могу сказать тебе правду, – отвечаю, пожав плечами.

Поворачивается ко мне.

Нежно стираю слезу с ее щеки.

– Потому что Мэтью – дурак.

Не успеваем постучать, как Челси открывает дверь. Выглядит просто отпадно со спутанными волосами и в трахни–меня очках. Одета в черную майку и красные шелковые пижамные штаны. Мой член все еще зол на меня, но картина выглядывающей из майки груди... возможно, он меня простит. Со временем.

– Пора нам прекращать такие встречи, – здоровается Челси, складывая пухлые губы в знакомую улыбку.

Райли крепко ее обнимает.

– Прости меня, тетя Челси.

Та проводит рукой по волосам племянницы.

– Ничего, – и с отвращением отворачивается: – Тебя что, стошнило прямо на волосы?

– Ага, – горестно вздыхает Райли

Челси прикасается к ее щеке.

– Ложись спать, поговорим завтра. Тебе придется посидеть дома какое-то время.

И кивает в сторону гостиной:

– Входи, Джейк. Я спущусь через пару минут.

Мне дважды повторять не надо.

Минут через двадцать Челси возвращается.

– Стало холодновато, поэтому я развел огонь, – указываю на ярко горящее в кирпичном камине полено. Теплый воздух расползается по комнате как туман, потрескивание и живое дыхание пламени успокаивают. – Надеюсь, ты не возражаешь.

Она смотрит на огонь, как только что бросившая диету женщина на шоколадный торт.

– Конечно, нет. Спасибо. Придется тебе показать, что у тебя припрятано в рукаве…

В рукаве, в штанах. Готов показать все, что только пожелает.

– …мне никак не удается разжечь камин – дрова тлеют, но не горят, – поддразнивая, Челси поворачивается ко мне, а в глазах танцуют блики пламени. – Я была ужасным скаутом.

– Вина? – показываю на бутылку мерло, стоящую на угловом столике.

Выглядит смущенной.

– Робби и Рэйчел не держали в доме спиртного.

– Вино было у меня в машине.

Губы Челси подрагивают в улыбке.

– Ух ты! Вино, огонь в камине – да ты просто ходячее искушение. Может, у тебя и свечи с собой?

– Я подумал, возможно, тебе захочется выпить и поболтать по-дружески.

Чутье подсказывает – Челси уже давно не разговаривала по душам со взрослым человеком.

– Мне этого хочется больше, чем ты можешь представить, – вздыхает Челси. – Принесу бокалы. – Идет к двери, ведущей в кухню, но останавливается, прежде чем покинуть комнату. Рыжеватые волосы сияют золотом в свете огня. Бросив на меня взгляд через плечо, приподнимает бровь. – Значит, ты… не пытаешься меня соблазнить?

Смотрю ей прямо в глаза. И подмигиваю.

– Я этого не говорил.

– Поняла.

Взмахнув волосами, скрывается за дверью, напоследок нарочито вильнув соблазнительной попкой.

Чуть позже, подкинув в камин еще одно полено, наливаем по второму бокалу. Челси сидит, подогнув под себя длинные ноги: в одной руке бокал, вторая локтем упирается в спинку дивана и подпирает голову. В этой позе полностью открыта гладкая шея, и меня завораживает биение пульса под кожей. Чувствую себя вампиром – хочется прижаться к этому местечку губами, попробовать на вкус и ощутить биение крови языком.

Спрашиваю, в какой области Челси получает степень магистра. И что самое смешное – мне действительно интересен смысл произносимого чудесным ротиком. А не только фантазии на тему, что я хотел бы в него засунуть.

– Моя специализация – история искусства.

Фыркаю.

– Значит, ты заплатила не одну тысячу долларов, чтобы научиться смотреть на красивые картинки?

– Нет, господин Циник. В них заключается намного больше. Искусство рассказывает нам о культуре, значимом для людей той или иной эпохи. Что они ценили, чего боялись и ненавидели – их видение прекрасного.

Хмурюсь.

– Говоришь как философ.

Визави хмурится в ответ.

– А ты, кажется, не очень уважаешь философию.

– На все философские вопросы можно ответить коротко и ясно.

Челси подливает себе вина.

– Как именно?

– Кого это волнует?

Заливается смехом – чудесный звук.

– А ты сама… рисуешь или только изучаешь чужие творения?

Челси вспыхивает.

– Делаю зарисовки, вообще-то.

Мой взгляд сразу обращается к карандашному рисунку справа от камина. Невероятно реалистичное изображение Райли с двумя малышами на коленях. Я заметил эту картину сразу же, как только вошел сюда – так и слышится веселый детский смех.

– Твое? – показываю на него.

Челси смущенно кивает.

– У тебя талант, – вообще–то не имею привычки раздавать комплименты направо и налево.

Много позже она заговаривает о брате.

– Робби был старше на пятнадцать лет. Я, так сказать, результат кризиса средних лет наших родителей. У отца случился сердечный приступ, когда я была в возрасте Райли. Мама умерла через год – я еще училась в старшей школе. – Потягивает вино, глаза озорно блестят. – После этого я в некотором смысле стала неуправляемой.

Поднимаю бокал.

– Разве мы не все были такими? – делаю глоток мерло. – Значит, ты жила с братом после смерти родителей?

Челси кивает.

– Но не здесь. В доме поменьше недалеко от Черри Три. Тогда были только Райли и близнецы – и я, Робби и Рэйчел.

– То есть вы практически вместе выросли?

– Да. Рэйчел стала мне старшей сестрой и второй матерью, два в одном. Она была замечательная, – голос звучит скорбно.

Потом смаргивает и веселеет.

– Именно Рэйчел побудила меня путешествовать. Учиться за границей. Один семестр я провела в Риме, на каникулы поехала в Париж… – застенчиво опускает глаза. – Боже, наверное, я кажусь жутко избалованной. Бедненькая богатенькая девочка?

Отрицательно качаю головой.

– Нет. Иметь возможности не значит быть избалованной.

В теле Челси Мак-Куэйд нет ни единой испорченной косточки. Понимает, что ей повезло, и ценит это.

– Я хотела бы однажды свозить детей в Европу. Показать им, насколько большой мир на самом деле.

Усмехаюсь, так как на ум приходит фильм с Лиамом Нисоном . Если какой-нибудь тупой преступник решит похитить одного из детей Мак-Куэйд, то уже максимум через час будет умолять забрать его обратно.

Продолжаем потягивать вино и болтать – я теряю счет времени, любуясь сиянием кожи моей собеседницы в свете огня. И прежде чем до меня это доходит, часы показывают почти четыре утра. Челси ставит пустой бокал на кофейный столик и зевает.

– Мне пора, – хотя совсем не хочется уходить. – Из-за меня ты не выспишься. Во сколько обычно срабатывает человек–будильник?

– Ронан просыпается около шести. Но… – Ее взгляд пробегает по моему лицу, груди и ниже: – Но сегодня потеря сна того стоила. Спасибо за вино и дружеский разговор. Было чудесно.

Она себе даже не представляет, что со мной можно провести время еще чудеснее.

Но не сегодня.

– Согласен.

Челси провожает меня в холл.

У двери останавливаемся лицом друг к другу. И какое-то притяжение – будто магнит – тянет меня к ней.

– Челси… – шепчу, не имея понятия, что сказать.

Просто нравится вкус ее имени на губах.

Сердце колотится. Наклоняюсь вперед, она поднимает лицо, закрывает глаза и…

– Тетя Челси!

Голос светловолосой феи окатывает нас подобно холодному душу.

Твою мать!

– Мне приснился страшный сон! Полежишь со мной?

Челси с покорным стоном отступает назад. Чувствую ее боль. В прямом смысле этого слова.

– Иду, Розалин, – виновато пожимает плечами: – Долг зовет.

Облизываю губы, расстроенно причмокивая.

– Ага.

Прижимает ладонь к моей груди, теплая рука посылает электрические разряды.

– Еще раз спасибо. Я у тебя в долгу. В нескольких долгах.

И я просто не могу удержаться от ответа.

– Это моя стратегия.

Челси хихикает.

– Спокойной ночи, Джейк.

– Пока.

Выхожу и еду домой.