Глава 38

Индиго

— Я приму душ, — простонала я и встала с кровати, неловко потягиваясь. — Моя спина болит от всех игр, которые я выиграла.

— Папа поддался тебе, — шутит Элиас, глядя на меня. Он растянулся на кровати, подложив руки под голову. На нем нет рубашки.

Закатив глаза, я выбираю себе одежду на день.

— Мы оба знаем, что твой отец слишком горд, чтобы позволить кому-то победить.

Элиас усмехается. Он знает это лучше, чем я. Лорелай сказала мне, что его отец никогда и ни разу, не позволил Элиасу или Оливии выиграть. Он становился озлобленным и ворчливым, если не вел игру.

У всех нас есть свои недостатки. На самом деле это довольно забавно. Он дулся как ребенок, когда я выиграла — с огромным отрывом — и я не могла не рассмеяться. Оливия визжала от восторга и кинулась меня обнимать, счастливая, что кто-то наконец-то победил ее отца.

Я захожу в ванную и оставляю дверь приоткрытой. Рано или поздно он войдет, и эта мысль заставляет меня нервничать, хотя я делаю это по своему выбору.

Прошлой ночью я все время представляла, как встану перед ним на колени. Мечтала об этом. Проснулась с мокрыми трусиками и возбужденная как никогда. Я не уверена, насколько хорошо у меня это получится, ведь я никогда не делала этого для мужчины, но я хочу сделать это для него. И одна эта мысль заставляет меня сжимать бедра вместе.

Я открываю душ и вхожу внутрь, вода играет на моем обнаженном теле. В течение нескольких минут я просто стою там, размышляя обо всем, что произошло за последнее время.

В реальной жизни трудно делать маленькие шаги. Если вы хотите, чтобы жизнь шла медленно, она, кажется, только ускоряется. Мой процесс с Элиасом был жестким и быстрым. Это не значит, что я полностью исцелилась; это просто значит, что мне не нужно так усердно работать над этим, как раньше.

Такое ощущение, что я живу во сне, в пузыре, который может лопнуть в любой момент. Я бы сказал, что этот момент не будет длиться вечно, но вера в позитивное будущее мне не повредит. Надеюсь.

Если подумать, то даже уход из-под маминой опеки был благом. Мне нужны были перемены и завершение. Это то, что дает мне новый дом. Многие вещи изменились, но в то же время остались прежними. Эния по-прежнему работает на меня — на самом деле, то, что она делает, это больше, чем работа, — а от Оливии у меня по-прежнему болит голова. Наверное, я даже снова начну выгуливать собак.

Теплые руки массируют мои плечи, вытряхивая меня из моих мыслей, вырывая у меня тихий стон.

— Я уже твердый, — дразнит Элиас, целуя мою спину.

Я поворачиваюсь; я хочу увидеть его. В последнее время я не могу на него насмотреться.

Он такой разный в спальне и за ее пределами. Элиас — вежливый парень, и поначалу он может показаться невинным, но как только мы заходим в комнату, игра окончена. Он такой властный и грубый. Не могу сказать, что мне это не нравится. На самом деле, это делает меня еще более жадной.

И мне нравится думать, что он такой из-за меня. Потому что он жаждет меня, так же как и я его. Я не могу перестать представлять его обнаженным. Это почти возмутительно, как сильно я жажду его.

— Я так люблю твои глаза, — шепчет он, заглядывая глубоко в них и проводя большим пальцем по моей нижней губе. — И твои волосы тоже. — Он улыбается, крутя прядь между пальцами.

Я верю ему. Он никогда бы не солгал.

В голове возникает образ меня, стоящей на коленях и смотрящей на него теми глазами, которые он так любит. Я медленно начинаю опускаться.

— Стоп, стоп, — говорит он, хватая меня за руки, чтобы не дать мне пойти дальше. Он улыбается мне и гладит мою щеку большим пальцем, его сильные пальцы обнимают мой затылок, как теплое одеяло.

Мои глаза почти закрываются от этого ощущения. Ему так хорошо. Так удобно.

— Ты не обязана это делать, — говорит он.

Но он не говорит, что не хочет этого. Я вижу это в его глазах, и это заставляет меня хотеть этого еще больше.

— Разве ты не говорил, что тебе нравятся мои глаза? — шепчу я, двигаясь на дюйм ниже, пригвоздив его взглядом.

— Да, но...

Остальное не имеет для меня значения. Я опускаюсь на колени. Я хватаю рукой его длину, а языком обвожу кончик.

Он большой. Хотя я не могу взять его целиком, моя рука и рот успешно покрывают его почти полностью.

— О, черт, — вздрагивает он, проводя пальцами по моим волосам, а затем крепко сжимая их.

Я смотрю на него. Он выглядит пьяным. Не может держать веки открытыми. Делает все возможное, чтобы удержаться на ногах.

— Как тебе теперь мои глаза? — я дразнюсь.

Он издает мужественный рык, и мое ядро напрягается. Один из моих пальцев скользит вниз между ног, и я нежно массирую себя, пока ублажаю его. Кто бы мог подумать, что доставлять удовольствие кому-то другому будет так приятно?

— Скажи мне, как сильно они тебе нравятся? — спрашиваю я снова.

— Через некоторое время ты узнаешь, насколько.

Его голос изменился. Суровый. Чертова победа, которую я чувствую, зная, что это я вызываю у него такие чувства, просто невероятно. И я хочу дать ему больше. Я продолжаю работать языком, двигаясь моим ртом вверх и вниз по его стволу.

Его телефон звонит из спальни. Он игнорирует его.

Я рада этому. Рада, что могу удержать его внимание. Он поднимает свое лицо вверх к потолку, его глаза закрыты, изо рта вырываются стоны. Его телефон звонит снова. Элиас снова не обращает на это внимания, держа руку на моей голове.

Он близок. Когда его ноги начинают дрожать, я меняю рот на руки. Он тянется вниз и ласкает мои груди, сжимая их, наслаждаясь ими. Настала моя очередь вздрагивать, так как давление между ног нарастает. Мы встречаемся взглядами, и он стонет, проливая свое теплое семя на мою грудь. Вид этого переполняет меня, и я тоже кончаю, вздрагивая и извиваясь от удовольствия.

— Это было чертовски сексуально, — говорит он. Он притягивает меня к себе и глубоко целует, не заботясь о том, что всего несколько мгновений назад он был у меня во рту.

Он прижимается своим лбом к моему, замедляя дыхание, затем проводит по мне струей душа, намыливая и очищая каждый мой сантиметр.

Элиас не торопится; это больше не сексуальное желание. Он ласкает каждую мою часть, обращаясь с ней так, словно она сделана из стекла.

Я думала, что прикосновения никогда не станут для меня языком любви, но его прикосновения распространяют тепло по всему моему телу, независимо от того, что это — прикосновение к плечу или легкое сжатие бедра.

— Я хочу посещать занятия по искусству, — неожиданно говорю я. Это то, о чем я думала несколько раз в последнее время. Я хочу, чтобы он знал. Это большой шаг к достижению моей цели — сделать что-то со своим талантом. Я довольно хороша в этом, и это дает мне мечту, за которой можно гнаться. Прямо как Элиас.

Он улыбается мне.

— Я думаю, что это хорошая идея. Может быть, когда-нибудь ты сможешь учить и других?

Это предложение согревает мои внутренности. Я смотрю на него. Мне нравится идея помогать другим на пути, который мне было трудно пройти. Рисование, как и любое другое любимое занятие, очень сложно, потому что когда человек что-то любит, он вкладывает в это все свое сердце. Если начинает казаться, что этого недостаточно, он бросает.

В будущем я бы тоже хотела взглянуть на арт-терапию. Люди могли бы изучать техники рисования и живописи и в то же время работать над собой.

Волнение озаряет мои черты, и Элиас кивает, ухмылка появляется на его красивых полных губах.

— Я бы с удовольствием, — признаюсь я.

Он опускается и проводит своим ртом по моему, заставляя меня дрожать от сладкой нежности его поцелуя. Его телефон звонит снова. Мы отстраняемся друг от друга, и он стонет.

— Я сейчас вернусь. — Элиас чмокает меня в щеку, прежде чем выйти из душа, чтобы ответить.

— Это папа, — объявляет он, прежде чем ответить, и включает громкую связь, пока одевается. — Привет, пап, как дела?

Я выключаю душ, беру полотенце и присоединяюсь к нему в спальне. Я слышу, как на заднем плане плачет его мама, а Том тихо всхлипывает.

Мой мозг словно подтоплен водой, тучи и мутные мысли завладели им. Что, черт возьми, происходит?

— Что случилось? — спрашивает Элиас, когда Том ничего не говорит.

— Ты должен вернуться домой, — вздыхает он. — Оливия.

Когда его отец произносит ее имя, Лорелай начинает плакать еще сильнее, и этот звук разрывает меня на две части.

Я никогда в жизни не слышала более болезненной вещи. Элиас смотрит на меня, в его глазах блестит шок. Он говорит отцу, что будет через несколько минут, и кладет трубку.

Я вытираюсь, пока он одевается. Я молчу. Он едва стоит рядом, его взгляд сломлен. Пустой.

— Я... — говорит он, указывая на дверь после того, как накинул рубашку, — я пойду. — Он даже не смотрит на меня, его рука дрожит, когда он подносит ее ко рту.

— Я иду с тобой, — говорю я, накидывая свитер и джемпер. Мой голос спокойный и обнадеживающий. Совсем не то, что я чувствую на самом деле.

Он кивает, хватает ключи с тумбочки и бросается к двери. Я бегу за ним, чувствуя, что меня может вырвать в любой момент. Это была авария? Она упала или что-то в этом роде?

— Они дома? — спрашиваю я. Если мои опасения верны, то она, скорее всего, в больнице.

Элиас кивает, хотя я не думаю, что он осознает, что делает. Когда я вижу, что он направляется к водительской двери, я хватаю его за плечо.

— Позволь мне, — говорю я. Он снова кивает и дает мне ключи.

Я еду так быстро, как только могу. Элиас просто смотрит в окно, покачивая ногой. Я хочу сказать, что все будет хорошо, но он никогда не лгал мне, и я тоже не буду. Я не могу успокаивать его в том, о чем ничего не знаю.

— Мы разберемся. — Это единственное, что я говорю. И это ближе всего к истине, несмотря на то, что нас ждет.