— Только такая сильная эмоция, как эта, могла вызвать дар, — говорит он, прижимая меня к себе и прикасаясь своей щекой к моей. — Единственные, кто может соперничать с этим, — это страх и ярость. Я полагаю, именно поэтому ты проявила столько силы, несмотря на свою разбавленную родословную. Однако она все еще течет через тебя с огромной силой. Я знаю многих дравийцев, которые не обладают даром, и даже тех, у кого есть, кто не может повторить то, что ты сделала на Земле.

— Если бы только я добралась туда раньше, — говорю я, подавляя рыдание.

— Результат был бы тем же самым.

Мои глаза распахиваются, и я поворачиваюсь в его объятиях, кладя руки ему на грудь.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я, мой тон отчаянный, расстроенный. — Я могла бы спасти их.

Он вздыхает и медленно качает головой, его руки теперь лежат на моей пояснице. Они не ограничивают меня, что приносит мне огромное облегчение, но все же я почему-то хочу, чтобы он крепко держал меня.

— Ты бы стала свидетелем их убийства и попала в плен, — говорит он. — Твой дар не был бы вызван ничем другим, так что нет, ты не смогла бы их спасти.

Я сжимаю в кулаке его униформу и, прищурившись, смотрю на него.

— По крайней мере, я бы попыталась, сделала хоть что-нибудь.

— Ты что-то сделала, отомстив за их смерть. — Он скользит пальцами вверх по моим рукам, по плечам, а затем обхватывает мое лицо. — И ты сейчас что-то делаешь. Каждое мгновение, когда ты дышишь, каждая секунда, которую ты проживаешь, чтит их память. — Я прикусываю губу, чтобы она не дрожала. Он берет свой большой палец и проводит им по моему рту в нежной ласке. — Они хотели бы, чтобы ты выжила и со временем снова была счастлива.

Всхлипнув, я закрываю глаза, бесполезно пытаясь сдержать слезы. Когда они стекают по моим щекам, Брэкстон вытирает их.

— Это нормально — оплакивать их, — мягко говорит он. Он прижимает мою голову к своей груди, а затем фиксирует одну руку чуть выше моих бедер, обхватывая другой мой затылок. Он запускает пальцы в мои волосы, его кончики пальцев слегка касаются моей головы.

— Я так по ним скучаю, — выдыхаю я. — Не могу поверить, что они умерли.

— Боль, которую ты испытываешь, является равной мерой того, как сильно ты их любишь, Скайлар. Это нужно принимать и заботиться об этом, а не подавлять и отрицать.

Эмоциональная плотина внутри меня не только лопается, но и разрушается от его слов, когда мое горе переполняет меня.

Я не знаю, как долго я стою там и плачу, но в конце концов Брэкстон берет меня на руки и сажает нас на кровать. Он откидывается на спинку кровати, баюкая меня, нежно поглаживая по всей длине моего позвоночника. Он не говорит, но ему и не нужно. Кажется, он сказал все, что ему нужно было сказать. И я услышала все, что мне нужно было услышать.

Я вытираю лицо, все еще лежа рядом с ним долгое время спустя. Меня смущает, что мне не только комфортно в его объятиях, но и я не против этого. Если быть до конца честной, меня это более чем устраивает. Мне это нравится.

— Ты уверен, что ты не философ, замаскированный под врача? — спрашиваю я.

В его голосе слышится улыбка, когда он отвечает.

— Я совершенно уверен.

— Все ли дравийцы такие, как ты?

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

— В каком смысле?

Теперь, когда он смотрит на меня, мне трудно сосредоточиться и не нервничать. Я глубоко сглатываю, прежде чем ответить.

— Ну, просто ты кажешься... милым.

Его брови приподнимаются.

— Милым?

— Я не имею в виду это в плохом смысле. Что я пытаюсь сказать, так это то, что с тобой было очень приятно иметь дело.

— Иметь дело? — На этот раз его рот опускается в хмурую гримасу.

Я фыркаю.

— Не бери в голову.

Мы замолкаем, и я удивляюсь, что у меня нет желания высвобождаться из его объятий. Здесь тепло, и сила его массивного тела заставляет меня чувствовать себя в безопасности. Эта концепция почти так же чужда мне, как и Брэкстону, и все же…

Я украдкой бросаю на него взгляд сквозь ресницы, пробегая взглядом по его лицу. Он смотрит прямо перед собой, голубые глаза блестят, как будто он думает. Во взгляде нет злого умысла или коварства, просто выражение удовлетворения.

— Ты такой со всеми своими пациентами? — Слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить. Я сразу же осознаю, как нелепо это звучит, и съеживаюсь, когда он снова переводит взгляд на меня.

— Почему ты спрашиваешь? — говорит он.

Вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, как нормальный человек, он отвечает собственным вопросом, эффективно уклоняясь и не давая мне желаемой информации. И по какой-то глупой причине я действительно хочу знать, отличаюсь ли я от других. На это нечего намекать, но сама мысль о том, что он вот так обнимает каждую женщину, расстраивает меня. Но только самую малость, говорю я себе.

— На Земле не принято, чтобы врач проявлял такой интерес к пациенту, даже заходил так далеко, чтобы утешать его таким образом, — говорю я.

Его взгляд пронзает мой, как будто высверливая мои секреты, но я не отвожу взгляда. И почему? Потому что я тоже ищу его секреты. У него должно что-то быть, потому что у всех есть. Просто обычно здесь не так темно, как у меня.

— Поэтому я подумала, что это может быть дравийская медицина или обычай, — говорю я.

Он выдыхает, прежде чем заговорить.

— Это нетипично, и в этом нет ничего даже отдаленно подходящего. — Неон его взгляда пронизан черными завитками, напоминая мне о дыме, который пробивается сквозь синеву. — У меня нет оправдания своему поведению, — говорит он.

Затем он резко сдвигает меня со своих колен и сползает с кровати. Он не смотрит на меня, когда говорит, оставляя меня смотреть на него в замешательстве. Его плечи напряжены, и я замечаю, как сжимаются его кулаки.

— Я прошу прощения, Скайлар. Тебе нужно поспать, и я позабочусь о том, чтобы тебя не беспокоили, даже я. — Он хватает устройство на тумбочке и нажимает на него, прежде чем положить обратно. — Ты можешь позвонить мне или кому-нибудь еще, если хочешь, когда проснешься. Я ввел настройки на английском языке.

Затем он широкими шагами пересекает комнату в направлении двери. Я вскакиваю с кровати, как только понимаю его намерение, но слишком поздно. Он закрывает дверь, не оглядываясь на меня, и я опускаюсь на матрас, мой разум в оцепенении.

— Какого черта?

Минуту назад он обнимал меня, и я неохотно наслаждалась этим. Затем следующее, что я осознала, он буквально бросил меня, а затем исчез. Это похоже на все мои прошлые отношения, за исключением того, что это произошло всего за пару часов, а не недель.

Измученная и эмоционально истощенная, я переползаю через кровать и проскальзываю под одеяло. Повсюду витает аромат Брэкстона, и вместо того, чтобы чувствовать себя неловко или сбитой с толку, я зарываюсь поглубже, кладя голову на подушку. Я вдыхаю, втягивая больше его в свое тело, и смутно задаюсь вопросом, не проявляю ли я первые признаки Стокгольмского синдрома.